|
 Жуткую историю о собаке Баскервилей, наводившей ужас прошлым летом на отдыхающих в одном из курортных городов Крыма, поведал редакции неизвестный автор, скрывающийся под псевдонимом Федор Раскольников. Светящаяся собачья голова каждую ночь в течение недели нападала на подгулявших курортников. Ее жертвами стали жители Украины, которые имели неосторожность исполнить в Крыму украинские народные песни. Тяжелые душевные и физические травмы после общения с крымской собакой Баскервилей получили поклонники творчества Верки Сердючки и исполнители застольных песен "Ты ж мэнэ пидманула", "Рэвэ та стогнэ Днепр широкий".
Совершенно случайно поисковик, уж и не помню на какой запрос, то ли Путин, то ли Ющенко, а может, и Тимошенко показал дорожку к сайту www.agatov.com . Скажу сразу, заявили вы о себе не хило – литературно-художественный сайт и конкурс на лучшее написание чего-то большого и чистого. Только я вот, по-большому не ходок, мне все больше по «малым формам» пройтись хочется, чтоб не напрягаться впустую. Роман куда пристроишь без бабла, а вот нечто маленькое талантливое. Короче, порылся я в своем компе и отыскал нигде не опубликованные воспоминания о прошедшем лете. Рассказ этот, может, и не ко времени, все-таки на улице не июнь. Но, с другой стороны, чего это мне свой талант в снег зарывать. Пусть народ прочтет, пообсуждает, свою поездку на юг вспомнит, а там глядишь, и новый сезон начнется, к которому умный турист с зимы готовиться начинает, чтоб потом уколы от бешенства не делать. Короче говоря, я вам рассказ, о прошлом лете, а вы меня выносите на главную страницу с портретом, вместо «красного чемодана». Если опубликуете мой рассказ, еще пришлю. У меня тут скопилось в компе всякого разного.
Чтобы не было сомнений у Федора Раскольникова, публикуем его рассказ в авторской редакции, но пока без портрета, чтоб не зазнался с первого раза.
Негры, баобабы и Клара Григорьевна Давненько я не брался за перо, господа и дамы, но вот сегодня, после очередной встречи с поклонниками моего таланта – не утерпел. А началось все с утреннего посещения моего жилища соседкой Кларой Григорьевной. Ну, той, что еще Ленина живого видела. Она про эту встречу во всех школах города ученикам с первого по десятый класс трендела красочно и правдиво, как будто и впрямь с ним бревно куда-то несла. А с виду и не подумаешь: невысокая такая, хрупкая и седая, но активная до ужаса. Всех диктаторов пережила, а теперь хочет и демократов – правителей туда ж отправить на вечное поселение.
«Все включено» Так вот, нарисовалась Клара Григорьевна у моей двери ровно в восемь утра в минувшее воскресенье и давай давить на кнопку звонка. Я, понятно, на голову подушку, и пытаюсь вернуть к жизни приятный во всех отношениях сон. А приснилась мне под утро весьма занимательная история о том, как я отдыхаю на Кипре под зелеными пальмами и красными баобабами. Кругом тишина и покой, а местные негры – официанты в смокингах белых подносят мне холодную водку с соленым огурчиком. Я, значит, пропускаю рюмочку в организм, подношу к носу огурчик и… тут, как заверещит электрический звонок пароходной сиреной, от которого не только официанты в смокингах чуть не окочурились, но и все обезьяны кипрские с деревьев посыпались горохом мелким. А у меня – то на этом Кипре было «все включено», что в переводе на общедоступный означает – водки и жратвы хоть залейся. Вот я во сне и гулял вширь по кипрским просторам, пока не появилась настырная Клара Григорьевна. Десять раз на кнопку звонка нажимала, но я так и не поднялся, резонно посчитав, что в такую рань ни один негодяй мне денег не принесет, а вот грузить проблемами начнет безбожно.
Но и Клара Григорьевна женщина с опытом. Отзвонив звонком – бить в мою железную дверь чем-то тяжелым стала, и от этого грохота все негры с баобабами вмиг разбежались, водка улетучилась, а во рту вместо приятного водочного послевкусия, нечто противное ощутилось, после вчерашнего злоупотребления порошковым винищем с грузинской этикеткой.
Короче, угробила утро эта ветеранка трех революций окончательно. Вылез я из постели и, как был в трусах, пошел к двери. Повернул замок и тут, конечно, Клара Григорьевна с пустым мусорным ведром стоит, которым она в железную дверь удары наносила.
- Я к вам, как к представителю прессы пришла, - начала она орать с порога, поправляя в ушах слуховой аппарат.
- Я, грубо говоря, никакой не представитель, - пытаюсь осадить соседку, - а всего лишь Федор Раскольников, который за такие ранние подъемы может и топором зарубить некоторых особо нетерпеливых.
Но она на мои прозрачные слова ноль внимания и продолжает, как ни в чем не бывало.
- Вы, наверное, уже тоже заметили, что культура у народа после «Оранжевой революции» ниже плинтуса опустилась, - начала она издалека.
Я, значит, головой киваю, а сам думаю, как бы этого соратника Ленина сбагрить побыстрее из квартиры, чтобы сон с кипрскими неграми досмотреть до конца. Но куда уж там. Клара Григорьевна заносит в прихожую свое ведро, ставит его под вешалкой, чтоб не украли бомжи на металлолом, и направляется на кухню, где у меня после вчерашней трапезы «творческий беспорядок» наблюдается из немытой посуды, скелетов рыб и вскрытых второпях консервов.
- Не бережете вы себя, - оценив ассортимент вчерашнего, изрекает Клара Григорьевна, - к питанию надо подходить осторожно, по-научному, если до моих лет дожить хотите, а по вечерам кефир вместо вина пить советую.
- Это я одобряю, - киваю головой, - а в чем собственно дело?
- Во-первых, я хочу вам сказать, что соседи все окончательно отупели в своих квартирах. Дверь железную установили в подъезде, а они ее не закрывают на ключ.
- Я вам сразу говорил, что можно было и без двери железной прожить в нашем доме. Потому что, еще неизвестно, кто гадил по ночам на лестничной клетке: свои или чужие. Лично у меня большие подозрения были на собаку с пятого этажа. Она добежать до улицы из-за старости не успевала, вот и сливала содержимое своего организма на втором этаже. А вы мне тогда все чистотой и порядком голову морочили. И где эта чистота и порядок, вас спрашиваю, - перешел я в лихую кавалерийскую атаку. - Нет чистоты, и двери никто не закрывает на ключ, а я по вашей милости за эту дверь выложил двадцать поллитровок, кровно заработанных, это если наличку на водку пересчитать.
- Я тоже за нее платила из своих «гробовых», - повысила голос Клара Григорьевна, - но кто ж предположить мог, что эти соседи ленивы настолько, что дверь в подъезде закрывать не будут. А вы знаете, что наш председатель ЖСК удумал, - продолжила ранняя гостя, - по сто долларов теперь собирает на ремонт крыши, чтоб не протекала она на пятых этажах. А там антенн натыкано уйма.
- Вы ко мне с утра с этой радостной вестью пришли или, что-нибудь еще скажете, - с тихой ненавистью поинтересовался я. Для меня стольник выбросить «на крышу» казалось верхом бескультурья и мотовства.
- Нет, конечно, - замахала руками Клара Григорьевна, - я с вами о культуре быта поговорить хотела. Во-первых, как вам нравится, что каждую ночь под окнами орут курортники дурными голосами? Песни на украинском языке поют во всю глотку. Это, что, по-вашему, культура? Напишите о горлопанах в газету. Пусть знают, что здесь тоже люди живут, а не всякие там «бессловесные твари». Пропесочить надо гостей таких.
- Да не «песочить» их надо в газете, - возразил я, - а привлекать за мелкое хулиганство, чтобы трудовому народу спать не мешали. У меня дружок есть один, Виктор, так вот, однажды он принял на грудь больше чем надо и пошел орать в первом микрорайоне песню на китайском языке.
- Вместе с китайскими товарищами? - тут же уточнила старая интернационалистка.
- Не было там никаких китайцев. Откуда им тут взяться среди ночи. Но песнопения Витька не остались незамеченными. В три часа ночи у котельной встретили его совсем другие товарищи, со слободки, и набили морду за китайский акцент и неправильное произношение. Деньги все забрали и зуб выбили.
- А денег – то у него, сколько было, - живо поинтересовалась Клара Григорьевна.
- Говорю ж все – три гривны на утреннюю опохмелку. Так вот, с тех пор Витек китайский навсегда забыл, ни одного слова из той песни не помнит.
- Так, может, и на этих горлопанов общественность со слободки натравить? Милиция ими ж заниматься не желает. Я каждую ночь дежурного информирую, - вдруг осенило Клару Григорьевну.
- Вот и займитесь этим, - тут же подхватил я бредовую идею моей соседки, - найдите слободских, и предложите подежурить под нашим домом.
- Я подумаю над этим вопросом, - легко согласилась Клара Григорьевна. - Но я к вам по другому поводу пришла. Вы видели, что курортники на пляжах творят, - вы бы сходили к морю, посмотрели, это же форменное безобразие и антисанитария. Вы, вообще, на пляже сколько раз в этом году были?
- Раза три, - стал вспоминать я о прошедшем лете.
- А вы еще раз сходите, но уже не просто, как местный житель, а как общественный корреспондент республиканской газеты и опишите все, как есть, чтоб народ знал всю правду об этих курортниках и пляжных нравах. А то все в газетах крымчан поливают по поводу и без.
После этих слов Клара Григорьевна, забрав пустое ведро, отправилась восвояси, а я остался на кухне в компании со вчерашними скелетами рыб и пустыми консервными банками.
- Такой сон погубила ветеранка, - вспомнил я с тихой ненавистью свой кипрский отдых по программе «все включено»: негры, смокинги, обезьяны, водка с огурчиком…
Продается все
Ближе к полудню, вдохновленный утренним визитом почитательницы моего таланта, я со своим верным другом Витькой, отправился на море. Состояние здоровья у него тоже было неоднозначным после прошедшей субботы и, злоупотребления порошковым вином с грузинской этикеткой. На пляж ехать решили на маршрутке. Не будешь же в самое пекло тащиться пешком от молокозавода на Киевскую, где более ли менее приличные пляжи.
Короче, втиснулись мы с большим трудом в маршрутное такси и направились к морю. Передвигаться в битком набитой машине пришлось, скрючившись в три погибели, выдыхая вчерашнее в каменные лица, сидящих на продавленных сидениях курортников. Ехали мы к пляжу медленно и долго, объезжая каждую яму и колдобину на разбитой дороге. Наконец, водитель нажал на тормоз, и мы оказались на пересыпи, отделяющей озеро Мойнаки от Каламитского залива. На входе в один из санаторских пляжей, называть который я не стану, чтобы не нарушать закон о рекламе, мы предъявили дежурной в белом халате ксерокопии паспортов с местной пропиской и нас без лишних слов пропустили к морю, предупредив, что места занимать мы можем только на солнце, на песке. В тени под навесами на деревянных топчанах имеют законное право загорать только отдыхающие с путевками.
Но мы люди не гордые, поэтому расположились на подстилке у самого берега моря по соседству с железной изгородью, отделяющей пляж одного санатория от другого. Сразу отмечу, что вода у берега в августе совсем не то, что в июне: теплая, грязная и вся в водорослях. Чтобы избавиться от этой грязно-зеленой мути пришлось плыть к самому буйку, но и там никакого спокойствия, потому что место это как раз облюбовали пилоты разных морских бензиновых чудищ: катеров с бананами и водными лыжниками, гидроциклов и еще каких-то воюще – рычащих плавсредств с «тарелочками» на прицепе. Короче, поплавать на глубине от души не удалось, пришлось возвращаться в зону купания с ее грязно – зелеными водорослями.
Но самое интересное довелось наблюдать на берегу. Недалеко от нас загорало семейство «дикарей». Они были явно не из этого санатория, а если судить по неумеренному аппетиту, то и не местные. Так вот, эта семейка из двух дам бальзаковского возраста, ребенка лет десяти и спортивного вида мужика, оттягивалась на пляже по полной программе. Примерно, так как это делал я в своем «кипрском сне». А роль негров – официантов здесь исполняли пляжные торговки и продавцы вяленой рыбы.
Так вот, вначале, эта троица с ребенком остановила торговку креветками и мидиями, потом они купили вареной кукурузы, а потомку – трубочку с кремом и пахлаву с медом. Но это, как, оказалось, было только разминкой. Минут через десять мужик сбегал за пивом, остановил торговца с дурнопахнущей вяленой рыбой, купил огромную рыбину, и троица приступила к трапезе с пивом, ополоснув руки в морской воде. После того, как они прикончили рыбу, мужчина прямо на песке разрезал на скибки огромный арбуз и раздал своему семейству. Тут же на них со всего пляжа налетели желающие подкормиться арбузом осы. Они кружили над красной мякотью, лезли в рот и грозно жужжали. Но семейка с пчелами делилась сладким продуктом весьма неохотно, отгоняя их от себя арбузными корками, полотенцем и кукурузным початком молочно-восковой спелости. Из-за всех этих телодвижений, осы злились, усиленно жужжали и во время перелетов с места на место, садились и на тех, кто к поеданию арбуза был непричастен.
Короче говоря, у окружающего народа стала вызревать тихая ненависть к ненасытным обжорам из Киева. О том, что эта кампания приехала в Крым из столицы, я выяснил после того, как завел разговор с главой семейства о санитарии и желудочно-кишечных инфекциях. Мужик оказался не простым смертным, а директором какого-то ООО, занимающегося изготовлением пищевых продуктов из присылаемых из-за рубежа полуфабрикатов. И, чтобы я в этом ни минуты не сомневался, вручил мне золоченую визитку с трезубом, флагом и надписью: «Мыкола Тимошенко – директор».
После чего ответил на мои слова коротко и однозначно: «Зараза к заразе не пристает».
Также реагировали и его спутницы, которые не видели никакой опасности в трубочке с кремом, купленной для ребенка в сорокоградусную жару у весьма сомнительных личностей.
- Мы тут уже второй день, - подвел черту под разговором Тимошенко, и не видели еще ни одного отравленного кремом и мидиями. Они ничем не хуже польского мяса. Вы бы видели, какими руками и из какого дерьма вам пельмени лепят на комбинате питания. Да, то, что из Польши присылают и мясом – то назвать нельзя, а вы мидии, трубочки…
Тем временем, Витек, по моему заданию, пошел «устраиваться на работу» к торговкам шашлыками из осетрины.
- Могу ли я вступить в ваш профсоюз пляжного торгового люда? - начал он витиевато спрашивать толстую загорелую даму в купальнике, спереди прикрытую грязно синим фартуком. – У меня дома тоже копченая рыба есть.
- Кто ж тебе тут своей рыбой торговать разрешит? – удивилась торговка.
- Но вы же торгуете?
- Так мы ж не своей продукцией, а той, что хозяин дает. Он и вопросы все с кем надо решает.
- А я то думал, что тут любой может по пляжу с пирожками пройти? – Весьма натурально покачал головой Витек, а на работу он меня возьмет? Я тоже могу по пляжу ходить с сумкой.
- Тут все места с весны забиты. Желающих больше чем надо. Так, что не мылься – бриться не будешь, - завершила диалог торговка и зычным голосом прокричала на весь пляж: «Трубочки сладкие, вафельные, пахвала, шашлык из осетрины».
Потом мимо нас проследовали фотографы с пальмой, удавом, попугаем и обезьяной. Со всем этим зверинцем можно было сфотографироваться «как на свой фотоаппарат, так и на фотоаппарат фотографа». Витек с обезьяной фотографироваться за десять гривен не стал и с разбега бросился в море, подымая тучи брызг.
На обратном пути, стоя в маршрутке, он вдруг спросил меня: «А может и нам в будущем году пляжной торговлей заняться? Бабок эти торговки за сезон снимают немеренно, покупателей, как грязи, да и жрут эти курортники все подряд, только подноси».
- А если народ от мидий или трубочек твоих отравится? – Вернул я на землю своего кореша.- Совесть не замучает.
- А я, чо, этим курортникам насильно трубочки с кремом в рот заталкивать буду. Они ж, добровольно, в ясном сознании средь бела дня заразу всякую приобретают. Ты думаешь, что этот прожорливый мужик со своими дамами не понимает, что вся эта пища опасна для здоровья, и он может остаток отпуска провести в заразной больнице?
- Может и сознает, а может, и нет, - ответил я.
В этот момент водитель резко нажал на тормоза, пропуская вылетевшую из – за угла иномарку. Витек не удержался, и со всей дури стукнулся лбом о стекло.
От сильного удара и от избытка чувств, Витек стал говорить нехорошие слова, водителю маршрутки, вспоминая почему-то его мать и всех его, дальних и близких родственников, включая ГАИ и горисполком. Не успокоился он и на нашей автобусной остановке. Теперь объектом критики стал я, решивший ехать стоя в маршрутке, когда можно было дождаться на конечной остановке следующую – пустую.
Я на своего друга совсем не обиделся, увидев у него на лбу огромную шишку. И в ответ сказал лишь, что каждый человек в своих бедах должен винить только себя. Вот, не орал бы ты, Витек, среди ночи китайскую песню, зуб был бы целый, а если б соседи закрывали дверь в подъезде, то никто бы им на лестницу и не гадил. И антенны, если бы не ставили на крыше все кому не лень, тогда и ремонт ей был бы не нужен, и каждая семья по стольнику баксов сэкономила.
- И в заразной больнице курортников не было, если б они на пляже не жрали все подряд, как свиньи, - неожиданно поддержал меня Витек, - а то привыкли чуть - что милицию и исполком в своей глупости винить. Кто этого Мыколу трубочки с кремом покупать заставлял в сорокоградусную жару?
И тут меня осенило, а ведь права была Клара Григорьевна, когда говорила о падении нравов и опустившейся ниже плинтуса после «оранжевой революции» культуре.
Собака Баскервилей
Но, на этом история, как вы понимаете, не закончилась. Буквально на следующую ночь, после моего посещения санаторского пляжа, услышал я под своим балконом душераздирающие вопли, тяжелый собачий лай и топот ног. На следующую ночь, история повторилась. Сначала кто-то заорал под окном украинскую народную: «Ты ж мэне пидманула, тыж мэне пидвила», после чего к нестройному пьяному хору добавился аккомпанемент из громкого собачьего воя, лая и клацанья зубов. А далее, все пошло по прежней схеме: топот ног, душераздирающий мужской вопль солиста и трехэтажный мат на чисто русском языке.
Через неделю рано утром ко мне вновь заявилась Клара Григорьевна с мусорным ведром в правой руке.
- Я к вам по делу, Федор, - начала она юбилейным голосом, - хочу от имени нашей партячейки объявить Вам благодарность.
- Это ж за что мне такая честь? – поинтересовался я у ветерана трех революций.
- А вы, что ничего не слышите? – удивилась соседка, - песен по ночам уже никто не орет. Последнее «реве та стогне» в четверг прозвучало и все – тишина, как на кладбище.
И тут до меня дошло, ночами возле дома теперь не только песен не орут, но и даже ходить всякие столичные забулдыги перестали.
- Клара Григорьевна, вы меня с кем-то путаете. Я к этому делу никакого отношения. Я по ночам спал и никого от дома не гонял, капканов и самострелов на людей не ставил.
- Это собака Баскервилей.
- Чья собака, не понял я.
- Кличка у нее такая. Она в дуэте пела вместе с усопшим хозяином народные украинские песни.
- С усопшим хозяином, - стал переваривать я сказанное Кларой Григорьевной. Но уточнять не стал, чтоб не обидеть ветеранку, - пусть дальше врет. У нее это еще от ленинских субботников осталось, когда она бревно куда – то тащила вместе с вождем мирового пролетариата.
- Так, вот, - продолжала Клара Григорьевна, - Данило Кононенко своими песнопениями пытался приучить к великой культуре малороссов своих соседей великодержавных шовинистов. А чтобы те прониклись, репертуар свой выдавать во дворе начинал ровно в шесть утра вместе с гимном: «Ще не вмерла Украина».
- А собака тут причем, - не удержался я.
- Я же к самому главному подхожу, - обиделась ветеранка. – Данило Кононенко был не простым человеком, а ветеринаром и собаку свою дрессировал по учебникам. Он ей миску с едой давал только за совместное пение. Вот и приучил собаку подвывать ему по утрам назло соседям.
- Ну, хорошо, собака подвывала по утрам, а наш дом – то к этому дуэту с какого боку пристегнут.
- А потом Данило умер, - укоризненно покачала головой Клара Григорьевна, - а возле его дома по ночам стали собираться бомжи и пьяницы, которые, приняв на грудь, песни орали всякие, спать его внуку мешали. Вот, внучок и надумал с бомжами поквитаться. Измазал он однажды своего пса светящейся краской и выпустил на улицу. Дружок подкрался к пьяницам, спрятался в кустах, и как только они заорали свою песню, стал подвывать солистам. Бомжи, увидев в кустах светящуюся голову, со страху бежать кинулись в разные стороны. Дружок, конечно, за ними. Ему ж тарелку с едой должны были дать за пение, а когда он понял, что кормить его никто не собирается, ухватил самого хилого за ляжку и откусил кусок мышцы. Говорят, что после этой ночи два певца с инфарктом слегли, а одного бомжа паралич разбил. Вот с тех пор и переименовали дружка в «собаку Баскервилей».
Мне об этой истории рассказала секретарь партячейки слободского района товарищ Парамонова. С дочерью Кононенко мы связываться не стали, а подошли вдвоем к его внуку в школе. За прокат и светящуюся краску внучок Кононенко потребовал по пятерке за ночь. Пришлось отдать юному коммерсанту 25 гривен из «гробовых».
Я приводила собачку вечером к нашему дому, укладывала меж кустов и выходила на балкон с биноклем. Часа в два ночи появлялся у дома первый горлопан с пьяной компанией из ресторана, и давай орать свое: «Ще, не вмерла…», а тут этот светящийся монстр и выходит к нему из кустов, подвывая и клацая зубами. Понятное, дело как эту светящуюся голову хулиганская морда увидела, в штаны от страха наложила и бежать. Да, кто ж от собаки Баскервилей уйти – то сможет. Короче говоря, у восьмерых мужиков за пять дней по филейному куску отгрызла ночная солистка. Я проверяла в санэпидстанции. Всем им уколы от бешенства потом кололи, и заднее место зашивали хирурги.
- Клара Григорьевна, я вам про собаку ничего не говорил, - замотал я головой, представив на секунду этот ночной кошмар.
- Ты мне про хулиганов со слободки рассказывал, как они китайского товарища без заначки оставили. Вот, я и пошла на слободку к товарищу Парамоновой. От милиции толку ж никакого, а собачка «гробовые» честно отработала. Теперь тишина под балконом, как на кладбище, - заговорщицки подмигнула мне соратница самого товарища Сталина, - кстати, среди пострадавших и твой знакомый оказался Мыколо Тимошенко. Ему до конца отпуска уколы от бешенства кололи, а семейку в инфекцию положили с дизентерией.
Вот такая история приключилась прошлым летом в моем родном городе. И рассказ этот написал я в назидание тем, кто собирается вместо Кипра с его черными неграми и баобабами избрать для отдыха гостеприимный Крым. Собака Баскервилей ждет вас, господа – хулиганы.
Федор Раскольников
7 февраля 2008 года Фото Ксении Бабич.
|
