 Евпаторийский "маньяк - убийца" на свободе. Милицейские рапорты о поимке преступника - оказались враньем. Подозреваемый в страшных преступлениях евпаториец, заявил журналистам, что признание в убийствах из него выбили под пытками в которых принимал участие лично один из милицейских генералов. А что произошло б если дело довели до суда и человек, случайно оказавшийся недалеко от места преступления, (его задержали в тот момент, когда мужчина "лечил" больные ноги в озере "Мойнаки"), был признан виновным? Такое уже было в нашей стране много раз, когда невиновных расстреливали, а потом, через много лет находили настоящего убийцу. Сегодня противники смертной казни делают упор на несовершенство правоохранительной системы, на ошибки следствия, на гибель невиновных. "Лучше оставить на свободе десять виновных, чем осудить одного невинного!"- говорят они. И в этом есть резон. Но что делать с теми, кто совершил жуткие преступления? Оставлять в живых? Выпускать на свободу? И что делать родственникам погибших, которые не могут добиться в суде справедливого приговора насильнику и убийце? Может поступать так, как это сделал Калоев, убивший диспетчера по вине которого погибла его семья?
Давайте поговорим на эту тему. Только перед тем, как высказывать свою точку зрения, прочитайте интервью с севастопольским людоедом Юрием Шалиным и ответьте на вопрос - имеет ли он право на жизнь? Два часа в камере смертников с людоедом В коммерческом ларьке неподалеку от СИЗО покупаю дорогие американские сигареты - для людоеда - и вхожу в проходную. Прикладываю к толстому стеклу журналистское удостоверение. О моем визите здесь предупреждены. Гремит металлическая решетка, и меня впускают внутрь. В сопровождении офицеров прохожу во внутренний двор тюрьмы. Вновь грохот стальных дверей, железная решетка и я оказываюсь в строго охраняемом блоке. Здесь, в одиночных камерах, ожидают последнего конвоя в небытие тридцать убийц, приговоренных к расстрелу.
Контролер вставляет ключ в замок, а его коллега в метрах двадцати от камеры набирает секретный код. На пульте у дежурного по СИЗО зажигается тревожный сигнал. Видеокамеры осматривают коридор и лишь после этого проворачивается ключ в замке.
Тяжелая металлическая дверь приоткрывается ровно настолько, чтобы в нее мог протиснуться только один человек. Юрию Шалину надевают наручники, и мы входим в узкую сумрачную камеру. Здесь нет кровати. На небольшое возвышение положен деревянный настил, матрац, подушка, простыни. Второе такое же возвышение служит столом.
Я здороваюсь, достаю сигареты и предлагаю закурить.
Людоеду на вид около сорока, черноволосый, среднего роста и совсем не страшный. Во всяком случае, на улице на него вряд ли кто-нибудь обратил бы внимание.
- В наручниках не смогу курить, - говорит он очень тихо.
Мы стоим в метре друг от друга. Я пытаюсь настроиться на его волну, влезть в его шкуру, прочесть его мысли... То, что он произнесет здесь, не станет откровением. Для Шалина встреча с журналистом последний шанс. Приговор вступил в законную силу еще 15 мая 1997 года... Он написал Президенту прошение о помиловании. Статья в газете может спасти ему жизнь... если ее прочтет Президент. Шалину надо убедить стоявшего перед ним человека в том, что он не виновен, осужден по ошибке...
Он поступает именно так, как я и думал. Цепляется за соломинку.
- Я не рассчитываю на то, чтобы мне смягчили приговор, - говорит он вначале очень робко. Потом голос его крепнет. - Я настаиваю на том, чтобы был справедливый приговор, а на основании наших законов приговор должен быть другой.
- И что вы заслужили?
- По нашему законодательству я вообще не подлежу суду...
- Вы не совершали преступления? - уточняю я на всякий случай.
- Нет, - резко мотнул головой людоед, - я хотел сказать, что совершил поступок в ТОМ состоянии... Я не мог владеть собой. То есть, я не отвечаю за этот поступок...
Канва будущего разговора становится предельно ясной. Шалин будет доказывать, что он психически болен. Был невменяем...
- Вы считаете, что с вами поступили несправедливо?
- Да. Несправедливо, - Шалин видит во мне союзника. - Суд вынес приговор по представленным ему фактам предварительным следствием и судебной экспертизой... Это неправильное решение, поскольку я считаю, что убивать нельзя ни при каких обстоятельствах.
Я не убивал
- Но вы же убили? - начинаю прессинговать я,
- Не убивал! Я не убивал! - кричит Шалин.
- То есть, на вашей совести нет ни одной жертвы?
- Именно на моей совести нет ни одной жертвы! Я - чист!
- Значит, вы не убивали, не резали и не ели этих людей?
- Нет, Я их не ел, - Шалин опустил голову, и с трудом выдавил. - Это было насчет еды - это как бы было... Может и я убил... Я не отрицаю, потому что я не помню.
- Значит, вы не помните: ели или нет?
- Это я помню. Потому что это могло произойти... Свидетель, которая была все время со мной, говорила мне потом, что я ел там... Это была имитация просто... Имитация признаков людоедства...
По людской логике - то, что совершил Шалин, мог сделать только душевнобольной... Людоед был уверен, что его признают сумасшедшим и вместо камеры смертников отправят в больницу.
Однако врачи-психиатры посчитали Юрия Шалина вменяемым,..
ИЗ МАТЕРИАЛОВ УГОЛОВНОГО ДЕЛА:
«22 марта в 21 час 30 минут Шалин, находясь о нетрезвом состояния в квартире №... дома 35 по пр. Сталинграда в Севастополе, взял нож и напал на хозяйку квартиры Джамбулову (фамилии потерпевших изменены) и стал требовать у нее золото и доллары. Джамбулова сказала, что у нее денег нет. Тогда Шалин заставил раздеться Джамбулову и Крайнюю - женщину, которую привел с собой, привязал их к журнальному столику, стал бить кулаками и ножом по лицу и телу. Пытался ввести потерпевшим во влагалище нож, отправлял на них естественные надобности и ударил ножом в грудь Джамбулову. Когда Крайняя потребовала от Шалина прекратить издевательства, он нанес ей пять ножевых ранений в шею и грудь, отчего женщина умерла. После чего Шалин отрезал от трупа Крайней молочные железы, положил их на журнальный столик и сказал, что сделает с Джамбуловой то же самое, если она не отдаст золото и доллары. Однако убить ее не успел из-за того, что пришли знакомые хозяйки. Шалин, прихватив с собой пакет с продуктами и бутылку водки, сбежал с места преступления...»
Я напоминаю Шалину о том, что он вытворял. Убийца мрачнеет, на некоторое время замыкается в себе и пытается оправдаться,
- Накануне этого поступка, - жестокое убийство Юрий Шалин упорно называет «поступком», - меня сутки продержали в милиции без всяких обвинений... Я по выходу из милиции буквально через несколько часов совершил этот поступок... Я шел домой. По дороге навестил приятеля. Я его жену просил, чтобы она мне нашла подругу какую-нибудь. Потому что с женой я своей не жил. Она мне говорит, что может познакомить с девчонкой. Я спрашиваю: «Хватит миллиона?» (Тогда еще карбованцы были). Она говорит, что хватит. Я поехал домой, одолжил у отца миллион. Она повела меня на квартиру. А там квартирная хозяйка тоже имела на меня виды. Начала препятствия чинить из-за того, что не ей привели мужика... А что было дальше, не помню...
В себя я пришел только под утро на остановке. Потом вечером в тот же день пришел к знакомым вместе с девчонкой, выпили с ними... Утром проснулся - три трупа...
ИЗ МАТЕРИАЛОВ УГОЛОВНОГО ДЕЛА:
«23 марта в 17 часов, находясь в квартире у Павлова по улице Крылова, 15, после распития спиртного, Шалин затеял драку с Павловым и нанес ему пять ножевых ранении, отчего тот умер. Потом Шалин завел жену и тещу Павлова в ванную и убил там пожилую женщину. Павлову и Борисову заставил раздеться, отрезал половые органы у мужа Павловой, заставлял обоих женщин их съесть. Когда Павлова отказалась выполнить требования садиста, Шалин нанес ей несколько ударов ножом в шею и перерезал сосуды. От сильного кровотечения женщина скончалась.
Шалин вскрыл трупы, вырезал печень, сердце и легкие, отнес все это на кухню, сварил их и съел. Потом заставил есть половые органы Павлова свою подругу Борисову. Уложил ее на диван, бросил на Борисову обезображенный труп Павловой, долго избивал ее и заставил есть вырезанное у трупа глазное яблоко. Затем приказал Борисовой надеть колготы, ночную рубаху и танцевать перед ним. После чего стал резать ножом на ней вещи, заставлял лаять и мяукать. Затем бритвенным станком стал брить потерпевшей внутреннюю поверхность обеих бедер, наружные половые органы, при этом угрожал женщине убийством. После чего изнасиловал ее в извращенной форме.
Всю ночь Шалин избивал Борисову, насиловал ее и лишь в 11 часов утра на следующий день они вдвоем ушли из квартиры».
Ничего этого людоед, конечно, «не помнит». Он пристально смотрит мне в глаза и твердит о том, что психиатры его обидели. Потому что он больной, и судить его нельзя.
- Я альтруист, - говорит людоед. - Я с пяти лет учился играть на скрипке и фортепиано. У меня художественный склад ума. В четвертом классе я остался на второй год, и меня посадили в спецшколу. А потом пошло-поехало. У меня пять судимостей. Но я никогда не воровал, не насиловал, не убивал.
- За что же судимости? - задаю я очередной вопрос.
- Надо ж кого-то судить. - тревожно огладывается он на тюремного надзирателя, - просто я попал в эту струю с 11 лет. Первый раз меня посадили за бродяжничество, потому что я жалел таких как я - сверстников. Ну. с ними выпивал, поддерживал компании, матерился...
Шалин ищет оправдание своему «поступку» в детстве, намекает на «плохую» наследственность. Но он не похож на больного. Во всяком случае, сейчас...
Диалог с людоедом мне напоминает настольный теннис. Шарик перелетает с одной половины стола на другую монотонно и бессмысленно. Шалин не хочет мне помочь понять себя, а я не верю в его болезнь.
- Завтра в соседнюю камеру придет священник исповедовать женщину, которую, как и вас, приговорили к расстрелу за убийство. Не хотите ли с ним встретиться? - задаю я вроде невинный вопрос.
Шалин напрягся. Мне даже показалось. что в нем борются два существа: одно подстрекаемое кем-то черным, а другое - готовое смириться с судьбой и призвать в камеру священника. Наконец, он разжимает зубы.
- Понимаете, мы сейчас говорим... Мы не знаем интеллектуальный уровень других, а они реальность вот этого всего мира не понимают...
Шалин ушел от ответа витиевато и хитро. Но мне показалось, что он очень боится священника. Нет, исповедоваться он не станет, потому что считает себя жертвой, а не убийцей...
Я пристально смотрю в глаза людоеду и уже хочу задать главный вопрос - о той неведомой силе, которая толкнула его на преступление. Неожиданно он, будто прочитав мои мысли, в страхе отводит глаза и бормочет невнятно и быстро,
- Вы не там ищите правду... Меня на зоне достали... Все это копилось годами. Я ни за что просидел 18 лет.
- Большинство из тех, кто сидит в этом СИЗО, тоже помногу лет провели в зоне, но они не совершили такого дикого «поступка». Может, вас эти убийства заставили совершить?
- Нет! - кричит Шалин. Взгляд его мечется по камере. В его глазах можно прочесть неподдельный ужас, - не было никого. Это была болезнь! Его не было! Он не приказывал!
- Он - это Дьявол?
- Нет. Он не приказывал... - замыкается в себе людоед. Пауза длится очень долго. Наконец он решается вновь заговорить. - Я восемнадцать лет провел среди дебилов. Понимаете - они не чувствуют. А я чувствую эпилептика. Я чувствую, когда у него начинается припадок. У меня такая чувствительность...
И вдруг без всякого перехода таким же монотонным голосом:
- Я до этого пытался себя убить два раза. Два раза тонул, умирал... Я смерти не боюсь. Я знаю, что будет после смерти,
- А что будет? - прерываю людоеда.
Пауза. Вновь долгая пауза и неожиданный ответ: «Будет хорошо».
Похоже, что Шалин, просидев год в камере смертников, смирился с приговором и готовит себя к потусторонней жизни. И путь после смерти кажется ему светлым, легким.
- Я пришел к психиатру на зоне и сказал, что могу убить. А он такой сидит, с претензией на исключительность и говорит: «Убьешь - будешь сидеть!» Я прошу, помогите как-то, чем-то... А он: «Убьешь - будешь сидеть!» Это в зоне! И вот сейчас тот же стресс. Я даже два раза садился в поезд и уезжал из дома. Черт знает куда. Потом в себя приходил...
Невиновен, потому что убил не всех
Врачи-психиатры признали Шалина вменяемым, но он с этим не согласен, и уже в который раз рассказывает мне о своем «странном» поведении после убийства.
- Я убил и поехал на рынок, на Центральный рынок. Там, где все, где милиция. Хожу по рынку. Убил человека два часа назад и хожу по рынку, да?! Я не помню ничего, что делал ночью, как убивал...
Людоед вопросительно смотрит на меня. Ждет вопроса, сочувствия... Я молчу. Шалин опускает глаза и продолжает рассказ о своем «странном» поведении,
- В этот же день, вечером, пришел к знакомым. Они живут возле рынка. Выпили на мои деньги. Потом я ушел от них. Девчонку встретил. Пригласил выпить... Если бы я хотел убить их, то убил бы сразу и там остался. Зачем мне было тащить девчонку. Она в живых осталась - свидетель...
- И что было потом?
- Не помню. Утром проснулся - три трупа. Я в шоке. Она говорит: «Пошли опохмелимся». Вышли, я в магазин сходил, взял водку. Она меня ждала на скамейке полчаса. Выпили. Потом домой ее отвел. Она говорит: «Пойдем ко мне. Там - это самое... Помоемся». Ну, я пошел. Она говорит: "Давай я первая зайду, посмотрю, кто там дома...».
Зашла. Через пять минут я поднялся. Слышу, за дверью у нее ребенок плачет, отец что-то говорит. Я позвонил. Никто не открывает. Думаю, значит, домой пришла - уже расслабилась... А ведь до этого ждала меня полчаса на скамейке...
В глазах людоеда читаю, вопрос:
«Как она могла так поступить?». Действительно, поведение женщины не укладывается «ни в какие рамки. Всю ночь он насиловал ее, избивал» заставлял есть человеческие органы, убивал на ее глазах людей... Борисова все терпела, а потом ждала людоеда полчаса на скамейке и даже хотела привести к себе в дом, рискуя ребенком, родным отцом...
- А ведь я мог убить и ее, и ребенка... - словно прочитав мои мысли, монотонно без всяких эмоций говорит людоед. - Если бы я совершил этот поступок по своей воле, по своему желанию - я бы тут не сидел... Если бы я хотел их убить и сожрать, я бы не сидел. Я бы ходил там. Людоеды не сидят, они на свободе!
- И вы знаете таких? - срывается с языка дурацкий вопрос.
Шалин удивленно смотрит на меня. Качает головой и пытается меня образумить.
- Ваши вопросы меня шокируют... Потому что вы смотрите на меня не с той точки зрения, не с правильной точки зрения. Вы одержимы мнением, навязанным вам моим поступком.
И тут, признаюсь, я не выдержал.
- Так были трупы или нет?
- Трупы есть... - Шалин с ненавистью смотрит на меня и, не отводя глаз, продолжает, - а вот поступка не было. Поступок предполагает смысл... А у меня не было никакого смысла их убивать, а потом идти сдаваться.
- Как вы попали в милицию?
- Я сам сидел и ждал их, - людоед повышает голос. Для него это очень важно. Он считает это главным доказательством своего сумасшествия.
- После убийства троих, я к пивному ларьку подошел, воды захотел. А в пивном торгует бывший милиционер. Я говорю, дай воды. Он кружки моет и отвечает, что воды нет. А потом торгаш глянул на меня и узнал. Мое фото по телевизору уже показывали. Я в розыске был за первое убийство. На второй хате, где три трупа - милиции еще не было, Я - к остановке автобуса. Уехать хотел, а тут смотрю - выходит из ларька торгаш с каким-то мужиком. Спрашивает - фамилия твоя Шалин? Говорю - Шалин. Они говорят, пошли с нами и ведут в тот самый ларек. Связывают руки ремнем. А я и не сопротивлялся. Торгаш остался со мной, а второй пошел в милицию звонить. А я знаю, что телефона там рядом нет. Это ему надо бегать искать черт знает где...
Короче, мужик ушел, а у меня ремень этот упал с рук, Я даже не развязывал. Руки поднимаю и вижу - торгаша аж затрясло всего. А у меня в кармане нож складной. Я нож достаю и говорю торгашу, что его не трону. Мне просто жалко его стало. Вижу, боится, трясется весь, водочку предлагает. То воды не давал, а тут сразу водочку. Выпил я у него граммов пятьдесят водки...
- Бежать вы не пытались? - прерываю Шалина.
- Нет. Все двери были открыты... Я мог бы его пришпилить, кассу навернуть, свалить!
И тут я вижу его изменившееся лицо. Он бледнеет, а в глазах появляется что-то звериное. Похоже, что он не может простить себе оплошности, из-за которой оказался в тюрьме.
- И почему вы это не сделали? - Шалин долго молчит, отгоняет страшные воспоминания, успокаивается и вновь превращается в «невинного ягненка».
- У меня смысл жизни остался последний - досмотреть родителей. Больше ничего не надо. Я и женщину искал, чтобы себя как-то подстегнуть, подтолкнуть. Мне ничего не надо было в жизни, ни жрать там что - то особое, ни одежда, ни деньги... Я знаю, что такое счастье и мне этого хватало.
- А милиция быстро приехала? - возвращаю я Шалина к его последним минутам на свободе.
- Ходил тот мужик минут двадцать. А когда пришел, еще возмущался: такой случай, а они долго не едут.
- Вас привезли в милицию, и вы сразу сознались в совершенном?
- Да. Там свидетели остались. С первого трупа - три свидетеля, а со второго поступка - одна...
Шалин вновь меняется в лице, становится злым и напряженным.
- Если бы я хотел убить - я бы убил всех свидетелей. Чего мне терять?
Я не виню суд - Вы считаете, что преступление совершили в состоянии болезни?
- Я не помню, понимаете. Конечно, болезни. Меня, видите, трясет всего. Я не могу с людьми! Я вижу, что мне не верят. Не было эксперта... Я не виню суд, понимаете, я суд не виню. К следователю приводят, а он мне водки наливает. Бутылку давал... Я из горла выпью полбутылки и мы с ним разговариваем, Я просто мечтал попасть в камеру быстрее и залезть и петлю.
- Психиатры редко ошибаются, - качаю я головой. - Вы не похожи на больного.
И тут Шалина словно подменили. Он бледнеет, лицо становится страшным и злым. Еще секунда - и людоед бросится на меня. Я делаю шаг назад, выключаю диктофон и быстро покидаю камеру смертников. Сержанты снимают с людоеда наручники. Он хватает американскую сигарету, затягивается горьким дымом и зло смотрит через приоткрытую дверь в мою сторону... И вдруг я замечаю в его лице - лицо дьявола. Мне кажется, что это князь тьмы принял облик человека. Шалина нашли у порога роддома 35 лет назад И вот за восемнадцать лет тюрем и лагерей превратился скрипач в монстра-людоеда...
Выйдя за ворота СИЗО, я вдруг осознаю, что забыл напрочь название американских сигарет, оставленных мной в камере смертников. Их с удовольствием курит людоед, который считает себя душевнобольным из-за того, что не убил пятерых свидетелей.
Марк Агатов
12 февраля 2008 года
|
