 Крымчаки. Сто лет тому назад было в Карасубазаре, нынешнем Белогорске, тихое и обособленное место – Крымчакская сторона. Там тесной общиной жили лучшие ремесленники полуострова – шапочники, кузнецы, сапожники, жестянщики, ювелиры. Там родился отец Якова Мангупли, и дед его, и прадед. Цепочка тянулась в глубь крымчакского народа. Она оборвется на Якове, у которого нет детей. Этот невысокий человек с седеющими висками – последний крымчак Белогорска. Пожалуй, многочисленные предки были бы довольны Яковом: он всю жизнь трудился и не искал себе другой славы, кроме как отличного мастера-краснодеревщика. Это он пошел по стопам отца, тоже работавшего с деревом. А отец, Абрам Мангупли, такую профессию выбрал для того… чтобы его приняли в футбольную команду Карасубазара. Это был конец 30-х годов, когда на футбольные матчи съезжались жители всего города и окрестных сел, а каждый мальчишка мечтал когда-нибудь сменить своего кумира в местной команде. В команду могли и не взять Абрама – сына мелкого Карасубазарского торговца. А вот рабочего парня по фамилии Мангупли приняли.
Впрочем, и дед Якова не всю жизнь просидел в лавке. Вот старая фотография: несколько юношей в военной форме сдержанно улыбаются в объектив, на обороте подпись: «Все приняты в солдаты. Мои товарищи. Война 1914 года, Карасубазар». С войны дед пришел с двумя Георгиевскими крестами. Яков помнит рассказ о том, как дед получил золотой крест. Он попал в плен и вместе с земляком-крымчаком решил устроить побег. А чтобы отвлечь внимание конвоя, придумал поджечь сараи, которые стояли возле временного лагеря для военнопленных. Оказалось, что в сараях… складировали артиллерийские снаряды. Под этот «салют» из лагеря сбежала чуть ли не половина русских военнопленных. Но такие, как дед Якова, скорее были исключением из правил. Крымчаки ко всему новому продвигались маленькими шажками. Первая светсткая школа в том же Карасубазаре появилась в начале ХХ века. Только в 20-х годах крымчакские женщины перестали вести жизнь затворниц.
Отец Якова Мангупли вернулся с Великой Отечественной. Как ни жутко это звучит, но спасло его то, что он был на фронте. С войной крымчаков в Карасубазаре меньше не стало: мужчины ушли на фронт, но сюда приехало много женщин с детьми, стариков из разных уголков Крыма. Их присылали фронтовики, надеясь, что родным будет легче выжить в общине.
От всей огромной родни у Абрама осталась одна фотография, сбереженная кем-то из соседей. Ему пришлось выслушать, как 12 января 1942 года по незамощенным улочкам Крымчакской стороны ехали две машины-душегубки и как немецкие солдаты врывались во дворы и выгоняли из домов людей. Как кричали женщины, и как на окраине города из машин вынимали уже мертвых людей, отравленных газом. Кое-кто приходил в себя, оказавшись на воздухе, и тогда его добивали лопатой или выстрелом в голову. Впервые в Крыму фашисты опробовали душегубки в Карасубазаре. На крымчаках. Ров на окраине города стал могилой для всей общины. Даже после того, как засыпали яму, несколько живых ухитрились выбраться из неё. Но не спасся никто: «добрые люди» из местных жителей сообщили о них в жандармерию. За выдачу евреев и крымчаков давали два литра самогонки, килограмм сала и 400 марок.
Из тысяч расстрелянных крымчаков в живых осталась – не в Белогорском рве, в Симферопольском – только одна шестнадцатилетняя девушка. Мать толкнула ее первой в яму и закрыла своим телом. Живая, она через два дня вылезла из ямы, заполненной мертвыми. И в одной рубашке – а стоял сильный мороз – стучалась в окна. Просила даже не приюта – любую одежду. Человека в белье, перепачканного кровью и землей, патруль тут же отвел бы назад, к яме. В одном из дворов сняла с веревки одежду, вывешенную на просушку. И всю жизнь мучалась, что украла ее…
Последнего крымчака Белогорска, как остальных несколько сотен представителей этого народа, связывают общая боль и воспоминания. Судьба маленьких народов – рано или поздно раствориться среди больших. Так и произойдет через несколько десятков лет. Крымчаки не успели создать величественных памятников и не написали множество книг – собственно, грамоту знали немногие. В Белогорске сохранилось здание крымчаксокой школы – сейчас там обычный жилой, не слишком ухоженный дом. В крымчакской синагоге располагается инфекционное отделение местной больницы. Это всё – других зданий, построенных их руками, уже нет. Остальные памятники – могилы. У каждого крымчака среди расстрелянных в крымских рвах – родной человек. 80% маленького народа уничтожили фашисты.
«У нас осталась только память», – говорит последний крымчак Белогорска Яков Мангупли. Он, как и все, живет этой памятью. Прошлым. Чувствуя, что будущего просто нет.
Наталья Якимова
«Первая Крымская», 3 декабря/9 декабря 2004 г.
(Печатается в сокращении).
Фото из газеты "Первая Крымская" "Кърымчахлар" (Крымчаки) №1 2005 г. Опубликовано на сайте www.agatov.com 5 марта 2008 года
|
