ПИСЬМО С ПОНТА. КУИНБУС ФЛЕСТРИН СО ШТАТИВОМ (в поисках «атмосферы»).Здравствуй, друг. Пишу тебе из Евпатории. Аванса я ни от кого не получал, гонораров у нас здесь, в провинции, вообще не принято платить.
А слово «грант» для таких мафусаилов, как я, ассоциируется только с именем древнего армянского беллетриста Гранта Матевосяна. Издаёмся мы тут, преимущественно, за свой счёт. Тиражами, которые раньше назывались «коллекционными», т.е. такими, какими публиковались для «коллекционеров» похабные вирши И.Баркова и «Заветные сказки» А.Афанасьева. Поэтому, скажу честно, мы тут вообще убеждены, что московские интеллигенты ходят в батистовых портянках и каждый день кушают крем «Марго». А как же иначе - газпромовская кормушка, «денежные потоки», лужковские надбавки и гранты (не матевосяны!) разных забугорных соросов. Гуляй, рванина, от рубля и выше. В том доме, который ты снимал за 200 рублей в день, наш брат, местный интеллигент (знай наших!) на месячную свою зарплату (или пенсию) может пожить дней пять, не меньше!
Вот сижу и пишу тебе, так сказать, «Письмо с Понта» и поэтому никуда не выхожу. Вон, вишь, ты у нас даже «определённой атмосферы» не нашёл. А атмосфера для человека взыскующего - дело святое! Помнишь, небось, «Какие вы все противные скептики! Возле вас я задыхаюсь…
Дайте мне атмосферы! Слышите? Дайте мне атмосферы!»? Впрочем, нет, это всё, кажется, из какого-то иного ресурса.
И представилась мне жуткая картина: ходит по лилипутским зимним курортам московский Гулливер со штативом вместо фонаря и вместо «Человека ищу!» ищет «интеллигента». И всё ему, бедному, не везёт. Но все свои невезения он с бесстрастностью естествоиспытателя фиксирует. А как же иначе, ведь «Взгляд москвича - явление особенное. Он может быть добрым, обиженным участливым, ласковым, гневным.
Но всегда в нём будет угадываться этакое исследовательское любопытство. Дескать, ну-ну, поглядим, как это вы тут живёте. Это не снисходительность, и в этом может вообще не быть высокомерия. Это может быть на самом деле очень даже пиететный и комплиментный взгляд».
Вот и смотрит он свысока, пользуясь преимуществом роста. Бросает зоркие взгляды по сторонам, и ничто не уходит от его пытливого взора. Wi-Fi, слава Богу, увидел и нашёл, а WC, правда, - нет. Скучающих проституток за шахматной доской не пропустил. (А что, московские их товарки свой постный досуг коротают с бильбоке или серсо?..). Порочную ялтинскую «геометрию» выявил и заклеймил, правда, почему-то не заметил, что выше набережной, на улице Кирова, 112, располагается Дом-музей А.П.Чехова, знаменитая «Белая дача», которую, как правоверные - Мекку, вот уже более века посещают российские (и не только!) интеллектуалы. Между прочим, сам Чехов, уже будучи смертельно больным человеком, доходил из своего дома до набережной всего за 15-20 минут. Чехов мной не зря помянут, потому что твоё наблюдение о «полном отсутствии на набережной людей старше двадцати пяти», видать, неслучайно полемически корреспондируется с наблюдением самого классика: «…отчётливо бросались в глаза две особенности нарядной ялтинской толпы: пожилые дамы были одеты, как молодые, и было много генералов».
Правда, говорят ещё, что в Ялте есть Алупкинский дворец, Ласточкино гнездо, дворцы в Ореанде, Массандре и Ливадии, возведённые архитекторами Н.Красновым, В. Субботиным, А. Штакеншнейдером, и А. Шервудом. Не заходил?.. Или, думаешь, наврали?
В Севастополе ты видел алкоголика-попрошайку и посетил клуб гомосексуалистов. Это круто! Это по-московски! Матушка Москва бьёт с носка! Если вспомнить, что севастопольская земля - колыбель русского христианства, что именно на эту землю вступили в 988 году константинопольские первосвященники, ведомые своей великой миссией, то твой визит в вертеп педерастов приобретает масштабы богоборческой акции (или всё-таки богохульской фронды?), сродни желанию выплюнуть освящённую просфору или «перформансу» Авдея Тер-Григоряна, топором рубившего старинные иконы в московской картинной галерее. Куда нам, провинциалам, до вас, московских!..
В Феодосии ты чуть было не сбил наш лилипутский поезд. И, видимо, из-за перенесённого стресса не заметил, что в полусотне шагов от переезда располагается картинная галерея И.К. Айвазовского, а чуть выше по этой же улице - «Музей А.Грина»! Не видел?.. В Питере по сходным случаям говорят: «По Гороховой я шёл, да гороху не нашёл».
Ты честно зафиксировал все миазмы нашего провинциального полусветского «бомонда», но «интеллигентов» так и не нашёл. Правда, может, не там искал? Пьяный ищет потерянный гривенник под фонарём, потому что «там - светлее», ты же, как человек трезвый, искал «интеллигентов» там, где «темнее», но… именно там, где их по определению быть не могло. Ну не ходят местные интеллигенты в содомские вертепы - что делать, пресно живут!.. Почему-то вспомнилась ламентация некоей эмансипе: «Представляешь, здесь написано, что мужички никогда не пьют кофе! Бедненькие!..». Вспомнился и старый дзеновский коан: «Не стоит искать чёрную кошку в тёмной комнате, особенно если её там нет».
Так что результат твоих научных экзерсисов стопроцентно отрицательный! Пусто место сие! Интеллигент местный за годы «незалежности» вымер, как мамонт. Или мимикрировал под особь в «трениках» и «олимпийке». И на своих радениях поёт самозабвенно про «шоколадного зайца». В Москве, небось, по сию пору интеллигенты патриотично поют про то, как «на поляне траву зайцы в полночь косили».
Ты бы хоть соврал что-нибудь, и то было бы веселее. Что-нибудь вроде: «А то ещё видал я Кумскую Сивиллу в бутылке. Дети её спрашивали: «Сивилла, чего ты хочешь?», а она в ответ: «Хочу умереть». Или «И живут у меня в одной области немые люди, а в другой - рогатые, а в иной земле - трёхногие люди, а другие люди - девяти сажён, это великаны, а иные люди с четырьмя руками, а иные - с шерстью, есть у меня земля, где у людей половина тела пёсья, а половина человечья, а у других моих людей очи и рот в груди».
Честно слово, поверил бы! Нет, ты режешь правду-матку промеж глаз: «Меня стали узнавать официанты. Я люблю часочек посидеть на бочке в винном погребке, прихлёбывая полюбившийся мне сухой херес и общаясь с посетителями».
Чтобы соблюсти политес, подтверждаю: да, сидел! да, на бочке! да, с сухим хересом наперевес! да, общался! И легко представил себе эту ренессансную картину - с сидящим на бочке не то Гаргантюа, не то Гулливером, который, не смущаясь присутствием малых сих, при них же по мобильнику открытым текстом живописует свои провинциальные мытарства. Я это так пишу не потому, что сидел с тобой на соседней бочке.
Хереса терпеть не могу! Моё поколение давно и навсегда выбрало портвейн! А потому, что лично «общался» с очевидцами твоего «евпаторийского сидения». Но в итоге оного могу нелицеприятно заявить, что модальность этого «узнавания» была несколько иной и, для тебе, может быть, неожиданной. В былые времена «узнавали» по-иному и за иные добродетели, как, например, незабвенного Ерёму:
Когда я с бутылкой «Массандры»
иду через весь ресторан,
весь пьян, как воздушный десантник,
и ловок, как горный баран,
все пальцами тычут мне в спину,
и шёпот вдогонку летит:
он женщину в небо подкинул,
и женщина в небе висит...
Мне в этом не стыдно признаться:
когда я вхожу, все встают
и лезут ко мне обниматься,
целуют и деньги дают.
Признайся честно, вставали, обнимали, целовались, денег давали?.. Вот то-то и оно-то в городе Киото!
И мне, как местному патриоту, конечно же, немного грустно. Патриоту не квасному, но если ты настаиваешь на стерильной объекивности, то пусть это будет патриотизм «портвейный». А Пушкин, вряд ли когда пробовавший «Портвейн белый. Таврический», говорил, и я с ним совершенно солидарен: «Я, конечно, презираю отечество моё с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделит со мною эти чувства».
Ужели слово найдено, и я - не русский?!. И Крым наш для «истинно русских» сегодня - даже не диаспора, а заповедная заграничная Тьмутаракань?.. Даже не terra incognita, а скорее, terra non curiosus (неинтересная), terra nullius momenti (безразличная). Грустно жить на свете, господа! Грустно, когда местный президент заставляет тебя «думать по-украински», а соплеменники из метрополии смотрят на тебя, как на экзотического папуаса, которого можно прельстить треногой от фотокамеры.
«Россия»… пользуясь терминологией главного «реформатора» и государственного демиурга Ельцына, бестрепетной рукой вырезала Украину из своего подбрюшья, как раздражающий и подгнивший ливер, и думала, что от этого ей станет легче. А Крым в этом «ливере», даже топографически, воспринимался, как никому не нужный «червеобразный отросток». Правда, медики давно поняли, что «аппендикс» в любом организме играет существенную роль, выполняя важную (защитную, в первую очередь!) функцию.
В общекультурном российском «тексте» Крым испокон веку занимал особое (ничем не восполнимое!) место, и если задаться целью, составить хотя бы словник для будущей энциклопедии «Tavrica», то только он займёт не один объёмистый том.
Но, благодаря «демиургу» Ельцыну и иже с ним, уже выросло и вошло в самодеятельное состояние поколение российских «интеллектуалов», для которых Крым - звук пустой, культурологическая Атлантида, территория, на которой обитал (или до сих пор обитает?..) отвлечённый и умышленный этнос. Пригодный только для снисходительного и высокомерного «разглядывания».
Так что, друг, не приезжай больше в Евпаторию. Опять пожалеешь! И штатив твой мне, папуасу, не нужен. Мой цифровой фотоаппарат беспрепятственно вмещается и в нагрудный карман. Хотя, с другой стороны, если стойки штатива расставить пошире и обтянуть шкурами, то вполне может получиться вигвам или юрта.
Админцентр 
Сегодня "Крымский аналитик" получил письмо, подписанное известным крымским писателем Евгением Никифоровым. Это был ответ местной интеллигенции – интеллигенту московскому. Текст, скажем прямо, не для средних умов. Читать его надо вечером, не спеша и, желательно, со стаканом крымского портвейна. Можно, конечно, и без портвейна, но эффект от прочитанного будет не тот. Евгений Никифоров настаивал на том, чтобы его текст предваряло письмо Алексея Митрофанова. Но мы не стали этого делать, дабы не повторяться, но чтобы было понятно, о чем идет речь, вернули из архива опус Алексея Митрофанова, который вы можете легко обнаружить 
