Кинороман Маркуса Крыми «Сумасшедшая любовь. Психушка» о врачах психиатрах, любви и убийствах. Сегодня «Крымский аналитик», с разрешения автора, публикует первые главы киноромана Маркуса Крыми «Сумасшедшая любовь. Психушка». События, описанные в книге, происходят в Крыму, в Казантипе. И хоть такого города нет на географических картах, он все же существует. «Это был странный город с развалинами атомной электростанции в центре и огромной карстовой пещерой, в которую рухнул реактор во время землетрясения. Этот город, словно магнит, притягивал к себе ученых, спелеологов и сумасшедших, которые считали, что на Казантипе расположен вход преисподнюю. Душевно больные люди приезжали сюда с желтыми чемоданами в руках и устраивали дикие пляски у входа в ад». Но эта книга не про Казантип и «карательную психиатрию». Эта книга о любви, врачах психиатрах, и о душевнобольных, которые оказавшись на свободе, возглавили, целую страну. Эта книга о том, как манипулируют людьми психиатры и политики, создавая тоталитарные секты, возрождая фашизм на Украине. Кинороман Маркуса Крыми «Сумасшедшая любовь. Психушка» − «советский вариант романа Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки», (One Flew Over the Cuckoo's Nest). Книгу Маркуса Крыми «Сумасшедшая любовь. Психушка» можно приобрести в Москве в издательстве bookvika. Жителям Москвы книгу Маркуса Крыми «Сумасшедшая любовь. Психушка» доставят курьеры в течение двух дней после оформления заказа. Жителям других городов России, ближнего и дальнего зарубежья - по почте.
Кинороман Маркуса Крыми «Сумасшедшая любовь. Психушка» − Книга для женщин, которые знают, что такое любовь, страсть и ревность. 
− Да ты спала с ним, и с санитаром, и со Старковым, и со студентами-однокурсниками. Ты − шлюха! – Владимир уткнулся лицом в подушку и громко зарыдал.
«Какой ужас, у меня муж психопат-истерик! – неожиданно осознала Алиса. – Его лечить надо, а я дура с ним в любовь играла. Глаза закрывала, Гарика на его месте представляла, и он увидел меня настоящей страстной, желанной, любимой. Я же с ним никогда такой не была. Как все было просто в теории. Закрыла глаза и представляешь себя в объятьях любимого мужчины. Ну, кто догадается, что ты отдаешься не надоевшему мужу, а своим фантазиям? И вот результат. Доигралась! Теперь, я − шлюха! Он понял, что я ему опять изменяю. Как тогда в кафе. Накануне свадьбы я пришла к своему любимому мальчику, плакала у него на груди, просила прощения и любила его, любила, любила! Плакала и любила!».
_____________
Часть первая. Любовь под гипнозом
«Все события описанные в
этой книге, равно как персонажи
и организации, являются не более
чем вымыслом».
АВТОР
Кодирование
Гарик опоздал на работу минут на пятнадцать. У входа в диспансер его встретила медсестра из регистратуры Елена Ивановна Кравчук. Ей было за пятьдесят, невысокая, полная, с кривыми ногами и плоским лицом.
− Лариса тебя убьет. Она уже пять раз звонила. Машина полчаса стоит. Тебя ждут, ваше святейшество.
− А что за паника? Свет перевернулся? – парировал Гарик.
− Ты к Ларисе беги, она тебе сама все скажет, только халат надень и шапочку. Она уже на всех наорала за эти шапочки и косынки, − предупредила медсестра.
− Я что, в хирургии работаю, чтобы в шапочке ходить? Да и нет у меня ее. Дома забыл.
− Эта отмазка не пройдет. Халат и шапочку ты должен в раздевалке оставлять, а не таскать с собой. Она тут такой разгон устроила за халаты.
Гарик не спеша надел халат и пошел к выходу из диспансера.
− Гарик, стой! У тебя другой халат есть? – остановила его Кравчук
− Зачем мне два халата?
− Этот короткий. Халат должен прикрывать колени, а у тебя куртка, а не халат.
− Зато в нем бегать хорошо и летом не жарко, – недовольно бросил Гарик, направляясь в административный корпус.
Гарику было восемнадцать. Среднего роста, быстрый в движениях, типичный южанин с черными вьющимися волосами. Он нравился девчонкам, но серьезных отношений завести еще ни с кем не успел. Пробовали зацепить его внимание незамужние медсестры в больнице, но он никак не реагировал на эти предложения. Дамы в возрасте его не интересовали.
− Явился, не запылился, − увидев санитара, возмутилась Лариса Ивановна Иванова, главврач психбольницы.
Начальником она была строгим и жестким и больше всего боялась хаоса и разболтанности. На вид ей было около сорока. Длинные черные волосы, стройная фигура гимнастки, правильные черты лица и огромные глаза делали ее весьма привлекательной. В молодости она танцевала цыганские и испанские танцы. Но красоту Ларисы Ивановны не замечал восемнадцатилетний санитар, для которого она была всего лишь старухой-начальницей.
− Ты когда на работу должен приходить? – начала традиционную проработку подчиненного Лариса Ивановна.
− В три, – буркнул под нос Гарик.
− А сейчас три часа 27 минут. Это как понимать!? Машина полчаса стоит без дела, профессора ждет.
− Я зачет сдавал по хирургии.
− И что, сдал?
− Нет, – не поднимая глаз, тихо произнес Гарик.
− Теперь это что, твоя постоянная отмазка? Ты уже пятый раз опаздываешь на работу из-за зачета. А другого придумать ничего не мог?
− Я говорил хирургу, что мне на работу надо, а он меня на закуску оставил, последним.
− Хорошо, тут изверг хирург виноват, принимаю! А халат у тебя почему на десять сантиметров выше колен? Это тоже хирург, или у вас мода такая? Наклонился, и все, что скрыто, наружу вывалил.
− А что мне прятать, я в брюках хожу. Это медсестры колени должны прикрывать и все остальное, – возразил санитар.
− Завтра увижу в этом халате – уволю!
− Ну, я пошел?!
− Куда пошел?! Тебя машина уже полчаса ждет. К социально опасным поедешь, проверять.
− Пусть сестры ходят. Это их работа.
− С врачом поедешь. Побеседовать нужно с каждым больным. У нас помощник прокурора новый. Представление на горздрав написал, что мы не контролируем социально опасных больных, и один из них совершил убийство.
− Из-за Вареника шум подняли. Так я говорил участковому психиатру, что брать его надо. Я его в трамвае видел. Он в колготках женских ехал.
− Чего ж ты не взял его сам. Мог бы пригласить больного в диспансер к доктору на беседу.
− У меня цветы в руках были. На день рождение девчонкам в группу вез, а они денег стоят.
− Вот из-за твоей жадности человек погиб. Варенников соседку убил, Марию Павловну.
− Там соседка дура, она дразнила Вареника, психом обзывала. Я предупреждал, что Вареник ее убьет, а она не слушала умного человека. Вот и пострадала баба дурная.
− Так вот, из-за этой дурной бабы и твоей жадности пострадали мы все. Прокурор проверил амбулаторные карты социально опасных больных, а там ни одной врачебной записи за последние три месяца. Поедешь с врачом и за два дня осмотрите всех.
− 48 больных за два дня, на каждого по сорок минут. Это только на одном участке, а у меня зачет по хирургии, когда я готовиться буду. Пусть врачи сами едут. Зачем я им там?
− Ты хочешь, чтоб у меня еще и врача убили на вызове? – Лариса Ивановна подняла трубку и, набрав короткий номер, вызвала участкового врача.
Через несколько минут в кабинет балетной походкой вошла стройная красивая молодая женщина, натуральная блондинка в белоснежном нейлоновом халате. От нее пахло дорогими французскими духами.
«Белая и пушистая», − пронеслось в голове у Гарика. Он, не отрывая глаз, смотрел на ее высокую грудь и осиную талию.
− Алиса Викторовна, я вас одну к таким больным посылать не могу, но раз вы изъявили желание, возьмите с собой санитара и будьте с ним построже, а то совсем разболтался, на работу опаздывает, халат в куртку превратил. Нужно подробно описать состояние каждого больного, чтобы нас потом не склоняли на каждом углу.
− Хорошо. Сделаю, – голос у врача был мягкий, бархатный и обволакивающий.
− Алиса Викторовна, на секунду останьтесь.
− Меня в машине найдете, – поднялся со стула санитар.
Гарик вернулся в диспансер, в процедурном кабинете взял длинное вафельное полотенце и направился к машине. По дороге его перехватила Кравчук.
− Фифу видел?
− Кого?
− Врачиху новую. Второй день на работе – уже порядки свои наводит. Курить персоналу у входа в диспансер запретила. Дурной пример больным подаем. Теперь по телефону в рабочее время вести можно только служебные разговоры. А куда вы едете?
− Социально опасных проведать.
− Она сама напросилась. Сегодня на планерке Лариса предписание прокурора зачитала, и разгон участковым сестрам устроила за то, что врачи социально опасных больных месяцами не видят. А эта фифа сама и напросилась. Она познакомиться с больными возжелала.
− У меня зачет по хирургии, когда я готовиться буду. Там в списке только по первому участку 48 человек.
− А всего – двести. Из них 162, отсидевшие за убийство и изнасилования, – продолжила Кравчук. – До конца жизни будешь ездить.
− Ладно, я пошел, а то сейчас искать начнут.
Когда Гарик подошел к медицинскому РАФику, Анфиса Викторовна уже сидела рядом с водителем.
− И где вы прохлаждались? – недовольно спросила она.
− В диспансер ходил за инструментом.
− Зачем вам полотенце на поясе?
− Руки вытирать после рукопожатий с больными.
− Гарик, хочу вас предупредить, я противник любого насилия в отношении больных. Любого больного можно уговорить посетить диспансер. Подчеркиваю, любого.
− Вы где специализацию по психиатрии проходили после окончания мединститута? – перебил врача санитар.
− В Краснолиманске.
− Я понял, что не в Ялте. В каком отделении?
− В отделении неврозов. Еще вопросы есть?
− Есть. Вы замужем?
− Для Вас это имеет значение?
− Конечно, с незамужней женщиной можно поговорить о жизни и склонить к созданию образцовой советской семьи.
− Со мной вы будете говорить только о работе! – повысила голос Алиса. – Теперь, слушайте инструктаж. Сейчас мы едем к Луговому Петру Ефимовичу. Я войду к нему в квартиру первой, а вы постоите за дверью. Я буду говорить с ним одна.
Водитель завел мотор, и медицинский автомобиль стал набирать скорость.
− У меня нескромный вопрос созрел, Алиса Викторовна, а о чем вы будите говорить с Луговым? Дело в том, что Петя Петушок отсидел за убийство и изнасилование восьми женщин. Двадцать лет назад его «опустили» в Симферопольском СИЗО.
− Я знаю об этом. Его три месяца назад выписали из отделения для психохроников. А недавно соседи написали жалобу в горздрав.
− Получается, вы в курсе всего. А вы не боитесь пополнить список любимых женщин Лугового? Такая красивая, и туда же.
− Я доложу Ларисе Ивановне, что вы меня оскорбляли в присутствии водителя.
− Если вы это считаете оскорблением, тогда извините, погорячился, − улыбнулся Гарик. – У меня от одного вашего вида слова изо рта не те выскакивают. Такая красивая, и рядом со мной.
− Я старше тебя на шесть лет. Я врач, а ты всего лишь санитар, поэтому думай перед тем, как открыть рот в моем присутствии! – неожиданно взорвалась Алиса Викторовна. – Вот, когда ты окончишь институт, получишь диплом врача, пройдешь специализацию, вот тогда мы будем говорить с тобой на равных. А пока ты никто и зовут тебя никак! И на таких женщин, как я, можешь даже не смотреть.
− Не надо так нервничать, доктор, − пошел на попятную Гарик. – Я просто хотел предупредить вас, что Лугового очень сильно возбуждают женщины модельного типа. А на блондинку к ужину он может среагировать весьма неадекватно.
− Обойдусь без твоих предупреждений!
Водитель затормозил у старинного двухэтажного дома. Алиса Викторовна, схватив карточку больного и молоточек невропатолога, первой выскочила из машины.
− Зверь баба! – покачал головой водитель. – Ты лучше не заводись с ней. Житья не даст, но красивая, спасу нет. Повезло кому-то, ее по шерсти надо гладить и никогда не спорить.
− Ладно, я пошел, знаток хренов, – открыл дверь автомашины Гарик. – Машину загони во двор. Клиента тащить далеко придется.
− Ты что, забирать его будешь?
− А что с ним делать. Он соседку преследует. Полюбить хочет, красивую.
Первой в квартиру к убийце вошла Алиса Викторовна. Большая светлая комната была завалена всяким хламом. Сам хозяин возлежал на кровати в атласном женском халате. Увидев врача, он спустил ноги вниз и неожиданно заговорил стихами.
− Женщина, ваше величество, о, неужели ко мне.
О, ваш приход, как пожарище, душно и трудно дышать.
Так проходите, пожалуйста, что на пороге стоять.
− Я ваш новый доктор. Пришла познакомиться, лекарство выписать, − тихо произнесла Алиса. – На что жалуетесь?
− Лекарство, это хорошо, а новый доктор лучше. Вы ближе подойдите, а то я слышу плохо, − прошептал Луговой.
Алиса остановилась в метре от больного. Она была уверена, что своим видом очаровала убийцу. В этот момент открылась дверь, и на пороге появился санитар. Реакция больного была моментальной. Он выхватил из груды тряпок топор и поднял его над головой. Еще секунда, и страшное оружие могло обрушиться на доктора. Времени на размышления у Гарика не было, путь к больному преграждала врач, и тогда санитар в два прыжка подскочил к доктору, схватил ее левой рукой за волосы и со всей силы швырнул женщину под стол. Алиса Викторовна ничего подобного не ожидала от санитара, и больно ударившись носом о ножку стола, заплакала.
Больной тут же попытался ударить топором санитара, но промахнулся. Гарик, не теряя времени даром, пальцами правой руки со всей силы ткнул Луговому в глаза, после чего, набросив ему на шею полотенце, стал душить больного. Двухметровый детина рухнул на пол вместе с санитаром. Луговой отбивался до тех пор, пока у него изо рта не пошла кровавая пена и начались судороги. Санитар на минуту ослабил удавку, Луговой с шумом всосал внутрь спертый воздух и широко открыл глаза. Прямо перед ним в двадцати сантиметрах в окровавленном нейлоновом халате лежала красавица врач, которую он хотел приласкать топором. Кровь вытекала из ее разбитого носа тонкой струей. Женщина плакала и с ужасом смотрела на перекошенное злобой лицо убийцы.
− Доктор, сеанс метания топоров закончен, вы можете встать и привести себя в порядок, − улыбаясь, проговорил санитар.
Женщина с большим трудом выбралась из-под стола. Ее белоснежный халат был залит кровью, по лицу текли слезы и кровь.
− Вы платочком зажмите свой прекрасный носик, а то мы тут утонем в вашей крови, – продолжал давать советы из-под стола Гарик.
С большим трудом санитару удалось вытащить на середину комнаты брыкающегося больного.
− Вам помочь? – тихо спросила Алиса. – Может, водителя позвать?
− У нас водитель из интеллигентов, белая кость. Его дело баранку крутить. Он сюда не пойдет.
− Почему?
− Потому что у каждого своя работа. Вы мужика возбудили, я – успокоил, а Костя сейчас во сне гуляет по Стамбулу. Идите в машину и не плачьте. А мы с вашим несостоявшимся любовником еще пообнимаемся в прихожей, – пробормотал санитар, в очередной раз затягивая удавку.
До машины санитар тащил больного минут двадцать.
− Сто килограммов весит, не меньше, − сообщил он шоферу. − Другой бы уже успокоился, а этот гад так и норовит в морду заехать своей тупой башкой. Доктора изувечил.
В приемном покое больному сделали уколы, выкупали его и переодели в больничную пижаму, после чего отвели в изолятор.
Минут через сорок санитар спустился в диспансер, вошел в кабинет врача-психиатра. К тому времени Алиса Викторовна сменила халат, умылась, приняла валерьянку, подкрасила губки и успокоилась. Увидев Гарика, она стала благодарить его за то, что он спас ей жизнь. Санитар долго смотрел на шикарную блондинку, потом подошел к ней вплотную, обнял за плечи, и поцеловал так как это делают герои-любовники в американском кино. Первую минуту женщина пыталась вырваться из его цепких рук, а потом сама обняла его и прижалась к Гарику, ответив на поцелуй.
− Теперь ты поняла, кто в доме хозяин, − прошептал в самое ухо врачу санитар.
Гарик чувствовал себя победителем, но задерживаться в кабинете не стал. Он вышел, не попрощавшись, так же быстро, как и вошел в ее кабинет. Алиса ошеломленно смотрела ему вслед. Только сейчас она поняла, что произошло. Ее била дрожь. Она не могла успокоиться. Восемнадцатилетний мальчишка оказался не только сильнее ее. Своим поцелуем он неожиданно пробудил в ней уже давно забытые чувства, от которых кружилась голова в далекой юности. В школе был у нее мальчик, такой же, как Гарик, черный и кучерявый. Звали его Слава. Он сочинял стихи про Алису, играл в футбол и учился на тройки. Алиса его любила. Но их любовь была обречена. Родители Алисы, узнав, что ее ухажер провалил экзамены в институт, тут же поставили на нем крест.
− Неучам в нашей семье нет места, − говорил ей отец. – Зять мой должен, как минимум, защитить кандидатскую.
Отец у Алисы был заслуженный врач республики, поэтому она и поступила в медицинский институт. Как говорят, пошла по стопам.
Муж Алисы Владимир Ковалев, тридцатилетний инженер, появился у ворот больницы за полчаса до окончания рабочего дня. На нем был строгий черный костюм, галстук и югославские очки. Он ходил вокруг диспансера и нервно курил, но зайти внутрь так и не рискнул. А еще он внимательно присматривался к каждому выходящему из ворот мужчине.
Наконец, появилась Алиса, уставшая и нервная. Подойдя к мужу, она улыбнулась и взяла его за руку.
− Ты чего так рано? − спросила Алиса. − И что это за сигареты, мы же договаривались, что ты бросаешь курить.
− Я все знаю, мне позвонили, – быстро заговорил Ковалев. − Увольняйся немедленно. Эта работа не для тебя, я умоляю. Женщины не могут работать с сумасшедшими. Эта работа для мужиков.
− В этой больнице из ста сотрудников – один мужчина, – устало отмахнулась Алиса.
− И этот мужчина – санитар. Студент, пацан! − закричал Владимир.
− Ему восемнадцать лет, а что случилось?
− Ничего не случилось. Ты поехала с этим мальчиком осматривать убийцу, он на тебя напал, и этот мальчик тебе спас жизнь, – задыхаясь, продолжил инженер.
− Дальше, − помрачнев, приказала Алиса. Она хорошо знала мужа и чувствовала, что его взволновал не сам факт нападения на нее больного, а что-то другое.
− А дальше, дальше ты целовалась с ним. И это произошло на второй день твоей работы в больнице. Ты только второй день на работе и уже позволила себе целоваться с каким-то санитаром, – истерично закричал Владимир.
− Кто тебе об этом сказал? – пристально посмотрела на мужа Алиса.
− Женщина. Она позвонила мне на работу и рассказала, что на тебя с топором напал убийца-насильник, а потом ты целовалась с санитаром. Я убью его! – нервно закричал Владимир.
− Кого? Убийцу?
− Нет. Санитара!
− Не по Сеньке шапка. Он вооруженного топором двухметрового громилу скрутил голыми руками, а тут ты, интеллигент в пятом поколении, профессорский сынок, – осадила мужа Алиса. − Ты думай, о чем говоришь. Что меня может связывать с санитаром? Мой папа за тебя голосовал, потому что ты из хорошей интеллигентной семьи, сын профессора, кандидат наук. И ты думаешь, что я брошу тебя ради какого-то санитара, который по пять раз зачеты по хирургии пересдает. «Острый живот» в училище сдать не может.
− Ты тоже «острый живот» на шестой раз сдала, – напомнил Владимир.
− Я уже забыла, а ты помнишь. Да, я шесть раз пересдавала этот зачет, зато теперь симптомы «острого живота» от зубов отлетают. Ночью разбуди, перечислю все до единого.
− А последний раз тебя срезали за то, что ты хотела до осмотра хирурга наркотик вколоть больному, чтоб не мучился, – успокаиваясь, напомнил Владимир.
− Его тоже на обезболивающем подловили сегодня.
− Кого подловили?
− Гарика, – вдруг вспомнила Алиса.
− Ты опять думаешь о санитаре?
− А о ком думать, если этот Гарик мне сегодня жизнь спас, а ты все время о нем говоришь. Мы же с тобой договаривались, что ты меня не будешь больше ревновать. Или уже забыл, что у тебя красавица жена, мимо которой ни один мужик спокойно пройти не может. Если ты хотел спокойной жизни, то выбирать нужно было какую-нибудь заучку из политеха. А ты выбрал победительницу конкурса красоты мединститута, 90−60−90. А теперь, все. Шутки закончили. Еще раз заговоришь о своей ревности – выгоню на мороз. Если я захочу уйти от тебя, то об этом первым узнаешь ты.
Погром в хирургии
На часах было 14-30, когда Лариса Ивановна вызвала на беседу Алису.
− Я о вчерашнем ЧП хочу поговорить с вами. У вас желание не пропало по особо опасным больным ездить? У меня в три часа машина будет. Или мне другого доктора назначить?
− Зачем. Это больные с моего участка.
− Значит, поедете сегодня с Гариком по адресам.
− Мне уже пять раз из хирургии звонили. У них там алкогольный психоз, - сообщила Алиса Викторовна.
− У всех хирургов сразу? − рассмеялась Лариса Ивановна.
− Там больной палату разгромил полностью, стекла побил, капельницу.
− Алиса, у меня эти иждивенцы уже вот где сидят, − провела по горлу Лариса Ивановна. − Там шесть здоровых мужиков-хирургов. У них такие же дипломы, как у меня. И эти мужики больного не могут зафиксировать и доставить к нам по «скорой»? А у меня одни бабы. Кого я туда пошлю? Может быть, вас?
− Я поеду.
− И что вы будете с ним делать? Стекла выбьете из рук, свяжете его? Это работа для санитара. Врачам там делать нечего. Но санитар у нас работает на полставки и на работу приходит после занятий в училище не раньше трех. Вот в этом-то и главная проблема. А теперь, о вчерашнем ЧП. Если я сказала построже быть с санитаром, это не значит, что вы должны лезть к больному сломя голову. А если б Гарик не успел, замешкался, испугался…. У больного в руках топор был, а не детская игрушка.
− Я хотела показать ему, кто тут врач и кто санитар.
− И что, установили дистанцию?
− Нет.
− Ну, тогда скажите мне, Алиса, хоть как он целуется? Вам понравилось?
− Я не буду обсуждать с вами эту тему.
− Обсуждать мы эту тему с вами не будем, но я вас должна предупредить, свои личные проблемы решайте за пределами больницы. Мне еще скандалов с вашим мужем тут не хватало. Мне доложили, что он грозил побить санитара, - повысила голос главврач.
− У меня муж ревнивый, не обращайте внимания.
− При ревнивом муже нельзя целоваться с кем попало.
− Я не целовалась. Он сам. Он мне этим поцелуем хотел показать, кто в доме хозяин.
− И что, показал?
− Нет. Я его поставлю на место. Вот увидите.
− Только мужа не втягивайте в эти разборки. Гарик сильнее его. Он настоящий мужик, хоть и молодой, а муж ваш типичный ботаник, − усмехнулась главврач. − И еще один совет, на настоящих мужчин, способных на все, женщины начинают засматриваться в сорок лет. Вам – двадцать четыре. В вашем случае роль мамочки при инфантильном муже-ботанике более привлекательна, чем роль ненасытной дамы, умирающей от страсти в руках испанского мачо.
− Ваш Гарик меня еще не знает. Я заставлю его подчиняться, – повысила голос Алиса.
− Похвально стремление, только палку не перегните во время общения с кучерявым. Он всегда добивается поставленной цели.
− У меня есть еще один вопрос, − решила сменить тему разговора Алиса. − Вы разрешаете использовать при задержании больных полотенце и удушающие захваты. Профессора на кафедре говорили, что это запрещенные приемы.
− Никто ничего не разрешает, но в уголовном кодексе есть статья о крайней необходимости. Если больной представляет реальную опасность для окружающих, то против него могут применять различные приемы рукопашного боя, в том числе и удушающие захваты. Если б Гарик не придушил Петю Петушка, то мы бы сегодня собирали деньги на ваши похороны. В той ситуации он мог и убить больного, и его б оправдали. Вооруженное нападение на врача. После такого больные долго не живут.
− Вы хотите сказать, что Лугового могут убить в больнице?
− Я сказала то, что хотела сказать! – повысила голос главврач.
В этот момент бесшумно открылась дверь, и на пороге появился Гарик.
− А тебя стучать не учили, герой-любовник? – недовольно спросила Лариса Ивановна.
− В регистратуре сказали, что у вас совещание без меня не могут начать. Вот я и без стука, как опоздавший, – расплылся в улыбке санитар. – Но если я не вовремя, могу и уйти. Я не гордый.
− Садись, рыцарь без страха и упрека. Поговорить хотим с тобой. Ты зачем на доктора напал в кабинете. Она замужняя женщина, врач, а ты к ней с поцелуями.
− Лариса Ивановна, клевета, не было такого, чтобы я по своей воле прикоснулся своими руками к Алисе Викторовне. Да она и не в моем вкусе. Мне нравятся толстые, маленькие и с кривыми ногами, пятидесятилетние бабки, такие, как наш регистратор.
− Цирк уехал, клоун остался. Я с тобой о серьезных вещах говорю. В Америке тебя бы в тюрьму уже посадили за физическое оскорбление женщины.
− Так мы ж не в Америке, − расплылся в улыбке Гарик. − А женщины любят сильных и наглых.
− Кто тебе такую чушь сказал. Женщины умных любят, опрятных и красивых. Ты почему халат не сменил? Ходишь, как подстреленный воробей. Халат должен прикрывать колени.
− Нет у меня другого. Что вы с этим халатом пристаете? Они мне врачебные с пуговицами дают. Я однажды надел такой. И что, на первом же вызове четыре пуговицы с мясом. А пуговицы эти большой дефицит.
В этот момент зазвонил телефон.
− Это из хирургии звонят. Мы не знаем, что с вашим больным делать. Он в палате переломал все что мог.
− Успокойтесь. Вышлю сейчас врача к вам. Шесть мужиков с одним алкоголиком справиться не могут, – главврач, положив телефонную трубку, повернулась к Алисе. – Посетите вначале хирургию, а потом по списку. И пристыдите вы их, шесть мужиков в палату зайти боятся. И героя-любовника не забудьте. Гарик, если еще раз ты хоть пальцем прикоснешься к доктору…
− Да, понял я уже все, понял. Я пошутил, а вы тут целую историю раздули.
Врач и санитар вышли в коридор.
− Алиса, это судьба! − в самое ухо зашептал Гарик. − Просто всю жизнь мечтал больных из хирургии забирать. Кто бы знал, как я люблю хирургию.
− Хватит ерничать, и если еще раз назовешь меня по имени, пожалеешь, – повысила голос Алиса Викторовна.
− Все, понял. Я теперь буду вас называть правильно и торжественно: «Алиса из страны чудес».
− Только попробуй. Я тебе такие чудеса устрою. А где твое полотенце?
− Отдыхает от трудов праведных. У мужика с черепушкой непонятки. Травматикам «сухой бром» противопоказан.
− И как же ты его забирать будешь? – подозрительно посмотрела на Гарика врач.
− А я не один, я с доктором. Как доктор скажет, так и сделаю.
− Я бы тебе сказала, кучерявый, но воспитание не позволяет, – поддела санитара Алиса.− Колпачок где от пустой головы? Ты в хирургию едешь.
− Во, блин, а вы правы. Фридман увидит меня без колпака – умрет. Поэтому я всегда ношу в кармане медицинскую шапочку, на всякий случай, но не надеваю, чтобы не портить прическу, а сейчас придется.
Доктор Фридман
В хирургии атмосфера была накаленной до предела. Две санитарки стояли под дверями палаты с огнетушителями в руках. Из-за закрытой на ключ двери слышался мат и угрозы.
− Бить человека по лицу огнетушителем запрещает международная конвенция по защите прав ребенка, – сообщил санитаркам Гарик.
− А мы его бить не будем. Мы его пеной остановим, − объяснила одна из санитарок.
− Психушку вызывали? – широко открыв дверь ординаторской, спросил Гарик.
Четыре хирурга с разных сторон тут же напали на санитара.
− Пять часов психовозку ждем! – стал кричать на санитара хирург Осипов.
− Так у нас машина с трех работает. Могли бы по «скорой» привезти. Делов-то, − огрызнулся Гарик.
− Да что вы с ним говорите, Иван Иванович. Это самый тупой студент нашего училища. Он мне кости черепа шесть раз сдавал, а острый живот за сегодняшнее издевательство вообще не сдаст. Слово даю, − пригрозил Сергей Моисеевич Фридман санитару. − Пять часов назад я сообщил вашему главврачу о том, что тут происходит. Я докладную в горздрав напишу.
− Давайте с больным разберемся сначала. Меня зовут Алиса Викторовна. Я врач-психиатр. Не могли бы вы рассказать, что тут произошло.
Хирурги, увидев красавицу-врача, тут же успокоились. Они усадили ее за стол, предложили кофе, шоколадные конфеты. Женщину буквально засыпали комплиментами. Гарик стоял в стороне и с улыбкой смотрел на хирургов, увивающихся за Алисой.
− Красота – страшная сила! – громко произнес он. – Может, делом займемся, а то у нас вызовов море. Алису Викторовну убийцы ждут и извращенцы. Она без них жить не может.
− Что ты тут комментируешь, − подлетел к Гарику Фридман. − Ты еще не понял, что с больным теперь и без тебя разберутся. Иди, отдыхай, лентяй. «Острый живот» учи. Я тебя спрошу завтра по всей форме.
− Да не вопрос. Отдохнуть, я всегда, с удовольствием, – буркнул под нос санитар и спустился вниз к машине.
− Я вам расскажу сейчас все об этом больном, − подкатился к Алисе Иван Иванович Осипов. − Это мой больной. Поступил он к нам с закрытой черепно-мозговой травмой. На третий день развился психоз. Появились слуховые галлюцинации. Бред преследования. Я вызвал невропатолога. У нас же к психиатрам без консультации невропатолога звонить нельзя. Они у нас белая кость. Невропатолог свое исключил, говорит, звони главврачу психбольницы. Пять часов назад позвонили первый раз. У нас операционный день сегодня, а мы не можем работать.
− Поговорить с больным сами не пробовали?
− Да как туда войти? Он стеклами вооружился. Невропатолог свое заключение по истории болезни писал.
− У нас в больнице тоже одни женщины работают, я санитара привезла, а вы его выгнали, но я попробую с ним поговорить, − улыбнулась Алиса.
− Погодите, Алиса Викторовна, − вмешался в разговор Фридман. – У нас все хирурги мужчины, а от санитара вашего никакого толку. Он пять раз зачет пересдавал по «острому животу». Что он тут сделает?
− Я все поняла, давайте двери открывать.
− Нет. Мы вас туда не пустим одну. Вы что думаете, если мы хирурги, то мы не мужчины? − приосанился Фридман. – Говорите, что делать.
− Если действовать по инструкции, то к такому больному подходить надо с четырех сторон, держа в вытянутых руках одеяла. Потом ему набрасывают на голову одеяло, кладут на кровать и делают уколы. Я назначила аминазин, четыре кубика внутримышечно.
− С четырех сторон не получится. Протиснуться в дверь с одеялами смогут только двое, но мы попробуем, – пообещал Фридман.
Первым в палату, прикрываясь одеялом, влетел Фридман. Вторым вошел Осипов, и замыкала делегацию Алиса Викторовна. В руках она держала блестящий молоточек для проверки рефлексов. Больной с двумя кусками стекла в руках стоял в дальнем углу, и когда к нему приблизился Фридман, несколько раз ударил стеклом в одеяло. Фридман закричал, бросил одеяло и выскочил из палаты, поливая кровью коридор. Оказалось, что больной перерезал ему вены предплечья. Вторым резаные раны рук получил Осипов. Алиса поле боя покинула последней. Ее попытка заговорить с больным чуть не стоила ей жизни. Больной с криком бросился за врачом, но был остановлен мощной струей из огнетушителя. Под огнетушитель попала и Алиса, но в отличие от больного пеной ей залили только грудь и шею.
Пока участники кровавой битвы приходили в себя, смывая пену и делая перевязки, о ЧП в хирургии сообщили в горздрав, а оттуда позвонили главврачу психбольницы.
− Алиса Викторовна, что у вас там происходит? – позвонив по телефону в ординаторскую, спросила Лариса Ивановна.
− Больного пытались нейтрализовать.
− Мне звонили из горздрава, сказали, что два доктора ранены.
− Больной порезал стеклом Осипова и Фридмана, − доложила Алиса Викторовна.
− А где наш санитар?
− Ушел. Его Фридман выгнал из ординаторской. Доктор Фридман ему хирургию преподает.
− С твоим Фридманом мне все ясно. Но я за больным посылала санитара психбольницы, объясни мне, что там хирурги делали? – закричала Лариса Ивановна.
− Инициативу проявили. Мне помочь хотели, - смутилась Алиса.
− Найди мне Гарика, я ему сейчас устрою.
− Его нет в отделение. Он ушел.
Минут через пять главврач больницы смогла дозвониться по рации до водителя машины.
− Где этот негодяй? − закричала Лариса Ивановна.
− На носилках лежит. Хирургию зубрит.
− Передай ему трубку немедленно.
Гарик не спеша перебрался в кабину водителя.
− Ты почему Алису Викторовну бросил в больнице?
− Меня Фридман прогнал. Они там кобеляж перед Алисой устроили, а меня на мороз. Мол, сами с усами. Я и ушел, – обиженным голосом, произнес Гарик.
− Я тебе устрою «кобеляж». Из-за тебя два ведущих хирурга получили тяжелые травмы. Кто теперь больных оперировать будет? Бегом наверх, забери этого больного, и на глаза сегодня мне лучше не попадайся! Вопросы есть?
− Нет.
Гарик лениво потянулся и стал вылезать из машины.
− Как ты его возьмешь без полотенца? − спросил водитель.
− Голубоглазый, а ты женщин через полотенце мацаешь, или напрямую?
− Напрямую. Сравнил тоже, − удивился шофер.
− Вот и я на свидание с любимой женщиной решил идти с открытым забралом и голыми руками. У тебя чистый белый листок бумаги найдется?
− Нет. Газета есть, «Правда».
− Костя, твоя «Правда» для сортира хороша, а я картину хочу написать абстрактную в духе соцреализма.
− Тоже мне художник нашелся. Иди за психом, а то сейчас сюда Лариса прилетит. Тогда тут всем мало не покажется.
− Никакого в тебе, голубоглазый, романтизму нету. Сплошные угрозы и мат, а я, может, фотомодель охмурить хочу, − мечтательно произнес Гарик. − А теперь слушай мою команду. Машину подгони к входной двери. Дверь в дверь без зазора. Двигатель включи и жди явление Христа народу.
− Погоди, а посетители в больницу, как пройдут, персонал.
− Не хрен им там лазить. Всех гони в шею. Спецоперация идет, понял? И чтоб в коридоре никого не было. Подвернется под руку кто-нибудь, убью!
Гарик не спеша поднялся на третий этаж, зашел в ординаторскую. За столом сидела Алиса и два хирурга с перевязанными руками.
− Господа-товарищи! Одолжите мне белый лист бумаги.
− Завещание писать собрался? – спросил Фридман, протягивая вырванный из тетрадки листок бумаги.
− Как же без завещания. Я, Фридман Сергей Мойсеевич, находясь в полном здравии и при полной памяти, − продолжил Гарик.
− Ты у меня сейчас получишь, – поднялся из-за стола Фридман.
− Правильное решение, Сергей Моисеевич. Разгоните людей из коридора и этих монстров с огнетушителями уберите от дверей, а то они и меня пеной, как Алису Викторовну. А я не люблю пену, я нормальный.
− Гарик, ты что собрался делать? – поднялась из-за стола Алиса Викторовна.
− Ничего страшного. Вы не волнуйтесь. У вас хорошая мужская компания, пейте чай с шоколадными конфетами. Это ж такой дефицит. И где их хирурги покупают? А я уж сам как-нибудь. Только людей из коридора и с лестницы уберите, чтоб работы вам не прибавить. Всех, до единого.
Фридман выскочил в коридор, загнал больных в палаты, наорал на персонал и отправил в сестринскую санитарок с огнетушителями.
Гарик не спеша снял халат, положил его рядом с Алисой.
− Как этого психа зовут?
− Вадим, − быстро ответила Алиса. – Вадим Соловьев.
− У меня к вам большая просьба, Алиса Викторовна, поохраняйте сей предмет медицинской гордости, а то у нас без халата нынче нельзя. Не дай бог шапочка пропадет, со свету изживут злые монстры.
Сказав эти слова, Гарик подошел к двери палаты, тихонько повернув ключ, заорал диким голосом: «Я твой спаситель! Ты меня звал, и я здесь! Смотри! Смотри сюда!».
Гарик, размахивая листом бумаги, в два прыжка преодолел расстояние, которое отделяло его от больного.
− Вадим! Смотри сюда! Дом видишь!? – ткнул пальцем в бумагу Гарик.
− Вижу, − пробормотал мужчина, поднимая вверх окровавленные руки с осколками стекла.
− А дым из трубы видишь?!
− Вижу.
− А за трубой кто стоит?
− Мужик прячется.
− Соловей, бежим! Это убийца! Быстрее! Не оглядывайся. У двери машина стоит! Не бойся! Нас пасут! Быстрее! Не останавливайся! Бежать! Вперед!
Алиса, хирурги и медсестры с ужасом смотрели на бегущих по коридору Гарика и вооруженного стеклами больного с окровавленными руками. На лестнице они сбили с ног какого-то старика-посетителя и сестру-хозяйку из травматологии.
− Не останавливаться! – орал Гарик. – Дорогу! Все ушли. По норам! Убью!
Добравшись до первого этажа, санитар затащил больного в машину. Хлопнул дверцей, и водитель, включив сирену, понесся в сторону психбольницы. В приемном покое санитар бросил больного на кушетку, отобрал у него стекла и с помощью санитарок стащил с него всю одежду. Тут же больному сделали успокаивающие уколы, обработали раны и отнесли в надзорную палату.
За всем этим со стороны наблюдала Лариса Ивановна. Когда Гарик спустился в приемный покой, она подошла к санитару и бросила сердито: «Зайди ко мне!».
− Это как понимать! – стала кричать главврач на санитара. – Я тебя послала за больным, а ты в хирургии кобеляж устроил.
− Я устроил, да эти кобели хирурги меня сразу и выгнали из ординаторской, как Алису увидели. Претензии к Фридману. Он Алисе кофий наливал с шоколадными конфетами. Могли б и меня, передовика производства, чашкой кофе осчастливить.
− Кофе хочешь?
− Чем я хуже Алисы.
Лариса Ивановна включила электрочайник.
− Как ты его из палаты вытащил? – успокаиваясь, спросила она.
− У него зрительные галлюцинации. Я ему на бумаге показал дом и мужика, который прячется за трубой, после чего мы побежали. Классика жанра и никакого гипноза.
− За находчивость, благодарность, а за издевательство над хирургами – смертный приговор.
− Я тут при чем. Они Алису увидели, и стали суперменов из себя корчить. Ну и нарвались толстопузые.
− Фридман-то нормальный мужик. Это у Осипова пивной животик, − возразила Лариса Ивановна, разливая по чашкам кофе.
− Ага, нормальный, он меня черепом сначала убивал, а теперь «острым животом». Жаль, что этот псих ему по морде не съездил стеклом за мои страдания.
− Зато ты на черепе каждый бугорок по латыни назвать можешь. А у Фридмана серьезная рана на предплечье и Осипов работать не сможет неделю. До тебя хоть доходит, что мы хирургию без хирургов оставили.
− Сами виноваты, нечего было на чужую бабу пялиться.
− Скажи, мне Гарик, а что ты от Алисы Викторовны хочешь. Она замужняя женщина, врач.
− Ничего я от нее не хочу. Не люблю, когда мною бабы командуют, вот и опустил я ее два раза.
− Я тоже женщина и тобой командую.
− Алиса ж молодая.
− А я, значит, старая, и мне можно тобой командовать, − обиделась Лариса Ивановна.
− Я не говорил, что старая. Опытная.
− Получается, что ты меня как женщину не воспринимаешь. И целоваться ко мне по этой причине не лезешь. А я, в отличие от Алисы Викторовны, в третий раз не замужем. Может, попробуешь?
− Что мне пробовать. Вы не женщина. Вы главврач. Вам положено орать на всех, а Алиса тут кто. Ничего не знает, а туда же.
− Я почему этот разговор с тобой завела. У Алисы Викторовны муж ревнивый, и я бы не хотела скандалов на этой почве.
− А вы его в дурку положите. У нас тут каждый второй с бредом ревности лежит.
− Я так поняла, что ты будешь и дальше преследовать Алису Викторовну. Так вот, я открою тебе одну тайну. Женщине в двадцать четыре года восемнадцатилетний пацан просто не интересен, как мужчина. Тебе надо сверстницу найти или женщину постарше. Им нравятся физически крепкие мальчики.
− Я учту ваши пожелания. Но на старушек меня пока не тянет. Может, лет через десять я и положу на кого-нибудь глаз, но не сейчас. И дальше, что делать?
− К королеве Марго вези Алису. Пусть посмотрит, к чему может привести любовь к мальчикам.
Королева Марго
Костя сидел в машине и доедал караимский пирожок.
− Ну, что, вставила тебе Лариса? – спросил водитель.
− Обещала медалью наградить за спасение Фридмана на пожаре.
− Фридман за сегодняшнее представление вообще зачет тебе не поставит.
− Поставит. Мне этот «острый живот» уже во сне снится вместе с Фридманом.
− Едем куда?
− Сначала за Алисой. Она нас у входа в больницу ждет, а потом к королеве Марго.
− А Марго тут при чем?
− Социально опасная. У нее судимость за развращение малолеток.
− Тоже мне, социально опасную нашли: баба, как баба, – возмутился водитель.
− Погоди, а чего ты тогда машину остановил, когда она ко мне приставать начала?
− Если б она ко мне приставала, я бы не останавливал, а ты молод еще для таких баб. Подрасти сначала. Что ты ей дать можешь?
− Скажи мне, женатик со стажем, а чем отличается баба в двадцать четыре года от той, которой сорок пять? – спросил Гарик.
− Ты про Матросова читал?
− Конечно. Герой войны, амбразуру фашистского дота грудью закрыл.
− Так и баба в сорок пять. Она на мужика, как в последний раз на амбразуру ложится. И ей мужик нужен сильный и здоровый, который может с такой бабой всю ночь. А в двадцать четыре − и ботаник одноразовый сойдет. У нее еще потребность в мужике не созрела.
− А я думал, чем старше баба, тем ей меньше хочется.
− Мыслитель. Матчасть изучать надо не по книгам, а на практике. А вот и Алиса твоя стоит на остановке, забирай.
− Почему моя?
− А то не видно, что она на тебя глаз положила. Ты ж на ее глазах мужика с топором голыми руками завалил, а у нее муж ботаник-подкаблучник. Вот поверь моему слову, она бросит его.
Алиса села рядом с водителем. Передала Гарику его халат и сообщила:
− Лариса Ивановна сказала, чтобы мы посетили королеву Марго. Но у меня нет ее карточки.
− Карточка не нужна. Она сама все расскажет, − махнул рукой Гарик. – Не слышу восторгов.
− Два дурака неслись по лестнице, старика чуть не убили. Его еле откачали, − нахмурилась Алиса.
− Опять я виноват. Я же Фридману сказал, чтоб дорогу освободил, – возмутился Гарик.
− Так никому и в голову прийти не могло, что ты там устроишь? Я думала, что ты стекла отберешь у больного и свяжешь его.
− Бритвы и стекла я из рук больных не выбиваю. Не мой профиль.
− Почему?
− Личико могут порезать. Я видел в Симферополе санитаров, которые на бритву шли. Все лицо в шрамах. Женщины целовать не будут.
− Мне кажется, ты не прав. Мужчину шрамы украшают.
− Алиса, тогда с тебя поцелуй. У меня рубаха в крови.
− Больной тебя порезал в машине? – с тревогой спросила Алиса.
− Нет. На мне кровь моего врага, кровь Фридмана.
− На мне тоже. Ему ж вену больной перерезал. И напрасно ты на него буром идешь. Фридман нормальный мужик, классный хирург, а зато, что он из тебя душу выматывает за «острый живот» и внутренние кровотечения, – потом благодарить будешь. Пропустил «острый живот» − похороны. Ты же не хочешь людей убивать?
− Не хочу.
− Тогда зубри симптомы «острого живота».
− Что делается. Любимую женщину Фридман за полчаса перевербовал чашкой кофе и шоколадными конфетами «Белочка». Он теперь хороший, а я тупой студент. Костя, пойду утоплюсь. Ты был прав. Не любит она меня, а тут еще и Лариса выговором грозит за всенародный подвиг.
− А ты как думал. Женщинам умные мужчины нравятся. Кулаками махать – много ума не надо, − улыбнулась Алиса.
− Приехали, − прервал разговор Костя, – Марго на третьем этаже живет.
Гарик помог выбраться из машины доктору, а когда они вошли в подъезд, Алиса вдруг прильнула к нему и шепнула: «Ты молодец. Я удивлена. Хирурги были в шоке. Только не надо в присутствии посторонних ко мне приставать. Я не хочу, чтоб о твоих шутках докладывали моему мужу».
− Не вопрос, − проговорил Гарик, коснувшись ее губ. – Больше не буду тебя подкалывать.
Марго в коротеньком халатике колдовала на кухне. На вид ей было далеко за сорок. Толстые стройные ноги, узкая талия и огромные груди выдавали в ней топ-модель тридцатилетней давности. Она оценивающе посмотрела на санитара.
− Не жалеешь?
− О чем? – напрягся Гарик, внимательно наблюдая за руками больной.
− Чего испугался? Насиловать не буду, – расплылась в улыбке женщина. – В машине хотела вас двух дураков приласкать, а они вместо того, чтобы получить удовольствие, связали меня как террористку. Я когда санитарам в приемном покое рассказала, как вы от меня защищались, мужики ржали. А теперь за руками следит. Боится, чтоб я его сковородкой горячей не огрела по башке. Свидетельницу привел.
− Я не свидетельница, я участковый врач-психиатр. Вы будете у меня наблюдаться.
− Хочешь меня вылечить от любви, − громко расхохоталась Марго. – Ты на себя посмотри. Поди, тоже с модельного бизнеса начинала, врач-психиатр! Какой из тебя психиатр с такой фигурой. Мужики-психи будут кидаться на тебя как на бабу, а больные бабы возненавидят красотку за красоту, потому что санитары и фельдшера теперь не на них, а на тебя будут пялиться. Вон, смотри, как у кучерявого глазки горят, когда на тебя смотрит. Заходи в комнату, спрашивай. Я правду говорю, потому что у меня справка есть, а все остальные врут тебе в глаза. И Ларису бойся, себе на уме баба. Она тоже красивых баб ненавидит. Меня в дурку упрятала за красоту и страсть.
Алиса с Гариком вошли в комнату вслед за Марго. В комнате был идеальный порядок. Ни соринки.
− Одна живу, – пояснила женщина. − Так что тебя интересует?
− Как вы попали на учет? Что с вами случилось?
− Я в Москве жила. Учительницей в школе работала. Муж был никакой. Деньги приносил домой, спали вместе, вначале меня все устраивало, а потом почувствовала тягу к пацанам шестнадцатилетним. Урок преподать захотелось. Стать первой учительницей в этом деле. Для себя выучить. Но в Москве я подобные желания отметала, а когда поехала на курорт, решила попробовать то, что ночами во сне видела. На пляже выбрала 16-летнего пацаненка-южанина. Домой привела. Вином угостила. Потом оказался он в моей постели. Сам приставать стал. Я ж учительница, знаю, как свои желания в желания учеников превратить. На первых порах от этой любви одна головная боль оставалась, после него приходилось снимать стресс с местными музыкантами. А потом смотрю, и у моего ученика что-то получаться стало. А на 21−й день у нас такая любовь случилась, что я сама чуть с ума не сошла, а уж про пацана и говорить не буду. У него до конца жизни такой любви не будет. Вот с этого все и началось. Я поняла, что мне от этих мальчиков надо, и учила их тому, чего больше всего сама хотела.
− А на учет как попали?
− Пока на курортах гуляла, все было тип-топ. А однажды москвича привела к себе 16-летнего. Короче, узнала его мамаша, к кому он в гости ходит. Пацана в милицию на учет, а меня в дурдом на лечение.
− Судимость за что?
− Тогда и осудили за этого пацана к принудиловке. В СССР же секса не было никогда. Натихаря, что угодно, но стоило засветиться где-нибудь, тут же туши свет.
− А сейчас не тянет с мальчиками повторить свой прошлый опыт?
− Это вопрос или предложение?
− Вопрос, – улыбнулась Алиса.
− Если честно, и сейчас хочу с твоим телохранителем переспать. Отдашь в аренду на ночь?
− Гарик же не хочет.
− Боишься. И правильно делаешь. После меня мужики своих баб бросают. Я такие привороты знаю. Объявления на столбах видела: «Потомственная ведьма Марго. Стопроцентный приворот»? Это моя реклама. Но для жизни мне сейчас крепкий, настоящий мужик нужен. Пацаны таким как ты интересны. А в сорок пять настоящий мужик нужен, который способен бабу всю ночь гонять по кровати. Так что с учета снимай из-за смены ориентации. А вот он подходит. Руку так крутанул, до сих пор болит. С виду дохляк, но как вцепится, не оторвешь. То, что мне нужно сегодня. И там у него все в порядке. Я проверяла, когда они мне в машине руки крутили. Мой размер.
− Марго. При молодом человеке такие слова. Он же мальчик не целованный.
− Так я тебе и поверила, не целованный. Честно признайся, положила глаз на кучерявого?
− Марго, у меня муж молодой, зачем мне коллега по работе?!
− Не зарекайся, докторша, не зарекайся. Тебя от этой любви одни беды ждут. А я бы его научила всему. Может, оставишь на одну ночь?
− Нет! Самой пригодится, - улыбнулась Алиса. – Вы скажите спасибо, что я вас дома оставила после таких слов.
Алиса попрощалась с Марго и, подхватив в подъезде под руку Гарика, шепнула ему: «А ты, оказывается, повышенным спросом у старых шизофреничек пользуешься».
− Тут и не такое услышишь, − смутился Гарик. – Врет она все.
− Скажи, а зачем нас Лариса сюда послала? Марго по ошибке на спецучете стоит. Она уже давно ни для кого никакой опасности не представляет. Может, она ревнует тебя ко мне?
− Сказанула. Лариса же старуха.
− Да не такая уж она и старуха. Ей еще и сорока нет, и она уже год без мужа.
− Если бы Лариса хотела чего-то такого, давно бы меня пригласила к себе, а она только орет за каждую мелочь. Хирургам псих руки порезал, а я виноват. Новая докторша пристает ко мне – я виноват.
− Я тебе за такие слова язык вырву. И близко теперь ко мне не подходи.
− Я б и рад, но у нас клиент шибко нервный. Инженером в НИИ работал. Что-то там открыл сверхсекретное, а потом свихнулся. Бабу свою приревновал к милиционеру и убил топором. Потом с этим топором к участковому заявился. Кастрировать хотел, но не смог. Успел только руку отрубить. Все остальное при нем осталось.
− Этого придурка ты выбрал из списка? − напряглась Алиса.
− Нет. Лариса. К нему медсестры не ходят. Боятся, чтобы он и им чего-нибудь не отрубил.
− Тебе не кажется странным этот подбор больных в один день. Баба-педофилка, муж-убийца ревнивец, − пристально посмотрела на Гарика Алиса.
− Ты к этому списку еще и кобелей из хирургии приплюсуй. Ларисе они кофе ни разу не наливали, а тебя еще и шоколадными конфетами угостили. Чувствуешь разницу?
− Я не думала, что из-за какого-то санитара у меня будут такие проблемы на работе.
− Это только начало, а дальше Лариса тебя задушит на почве ревности. Она не перенесет два наших поцелуя, – поддел женщину Гарик. Они остановились в подъезде на первом этаже, и Гарик бесцеремонно схватил Алису за плечи, прижал к груди и поцеловал. Алиса не сопротивлялась. Ей было приятно чувствовать на себе сильные руки восемнадцатилетнего парня.
− Мне нравится, как ты целуешься, − отстранившись от Гарика, тихо произнесла женщина. – Только ты ни на что не рассчитывай. Продолжения не будет.
− Будет, − возразил Гарик. Все будет. Я настырный и всегда добиваюсь того, что хочу.
− Ты уже возгордился? Завтра я буду совсем другой.
− До завтра еще дожить надо, а сегодня ты моя. Самая ласковая и любимая.
− Гарик, может, не поедем к инженеру? У меня сегодня впечатлений более чем достаточно.
− Лариса разорется. Она ж нам инженера-убийцу неспроста подсунула. Только не вздумай с ним уединяться. С виду натуральный ботаник, но за поясом я у него уже финку находил, – стал серьезным Гарик.
− Первым пойдешь.
− Какое доверие. Я счастлив! Наконец-то вы признали меня лидером. Двадцать поклонов.
− На тебя посмотришь, вроде взрослый мужик. Рот открыл – фонтан дури. Вот что ты сейчас сказал?
− Пошутил.
− При мне не надо шута Балакирева из себя корчить. Мне нравятся серьезные, умные мужчины.
− А я думал сантехники или санитары. Всё, я в ауте! Тушите свет. Она меня не любит.
− Хватит ерничать, а то твой Костя опять настучит Ларисе, и она мне завтра объяснит, как я должна себя вести с сотрудниками больницы.
Алиса подошла к машине и села рядом с водителем.
− К кому едем теперь? − спросил Костя.
− К инженеру из НИИ на Революцию, – сказал Гарик.
− Нашли куда ехать на ночь глядя. Может, завтра с ним пообщаетесь?
− Лариса сказала в морг, значит, в морг, − буркнул санитар.
− Ну и шутки у тебя дурацкие. Алиса Викторовна, это очень опасный больной, − продолжил водитель. – Лариса к нему ни разу домой не ездила, а вас послала.
− Чего каркаешь, − неожиданно взорвался Гарик. − Еще одно слово скажешь, убью. Алиса Викторовна, за спиной моей стойте в двух метрах, чтоб у меня место для маневра было. Я говорю с ним. Пока не обыщу – не подходи. Ты все поняла?
− Да. Но если еще раз ты мне скажешь «ты» − убью!
− Вот жизнь пошла, что бы ни сделал – высшая мера. Мадам, я буду называть вас «Ваше высочество».
− И сразу получишь молотком в лоб, – повысила голос Алиса.
Инженер Свистунов никого не ждал. Увидев незваных гостей, он сразу помрачнел и напрягся.
− Руки покажи, профессор, − неожиданно заорал Гарик. – Вверх руки, пальцы разжал!
Гарик быстро обыскал больного и мгновенно вытащил из-за пояса немецкий штык со свастикой на лезвии. После чего швырнул больного на пол, заломив руку.
− Кого убить хотел? – заорал Гарик. – Быстро отвечать, пока не убил.
− Тебя, санитар, и бабу мою. Ты зачем у меня жену увел? Такую красивую!
Больной смотрел на Алису и заливался слезами.
− Тут нет вашей жены. Я врач-психиатр. Буду вас лечить.
− Мне не нужен врач. Ты моя жена. Он украл тебя. Изнасиловал, надругался! Мне плохо. Сердце. Отпусти, мне лекарство надо.
− Гарик, отпусти его. Ему плохо с сердцем.
− Его нельзя отпускать. У Свистунова обострение. Он опасен.
− Нет. Отпусти больного. Ему надо выпить лекарство.
− Его грохнуть тут надо, тварюгу, жену и ребенка убил, мента покалечил.
− Отпусти, я сказала! − перешла на крик Алиса. – Нельзя так с больными. Он не виноват. Это болезнь.
Гарик со злостью отшвырнул от себя больного.
− Где твое лекарство!? Быстро.
− Я сейчас, я быстро, – больной подбежал к тумбочке и вытащил оттуда опасную бритву. – А теперь, подходи.
− Гарик, у него бритва!
− Я ж тебе говорил, что это за тварь. Беги отсюда! Беги!
− Я не пойду, я не могу!
− Вон отсюда! У него бритва. Ментам звони. Пусть пристрелят эту суку!
Алиса выскочила из квартиры и побежала к машине. Костя переключил рацию на милицейскую волну и вызвал подмогу.
− Боишься! – расплылся в улыбке больной. – Бабу мою украл, а бритву испугался. У меня острая бритва. По шее чиркну, и все! Труп. А потом я тебя кастрирую, чтобы ты больше не мог прикасаться до моей жены. И бабу твою порежу.
Гарик взял в руки стул.
− Ну, подходи, «ботаник»!
− Я не ботаник! Я – мститель! Джеймс Бонд! – с этими словами Свистунов бросился с бритвой на санитара. В последнюю секунду Гарику удалось разнести на голове больного стул. Свистунов рухнул на пол, но бритву не отпустил.
− Брось бритву, урод! Бритву брось!
Гарик попытался ударить больного вторым стулом, но на этот раз Свистунову удалось увернуться. Пока Гарик искал что-нибудь подходящее для очередной атаки, больной, издав дикий крик, бросился с бритвой на Гарика. Бритва проскользнула в двух сантиметрах от лица санитара, Ему чудом удалось схватить смертоносное оружие левой рукой и вырвать бритву из рук больного. В этот момент в комнату ворвались милиционеры с автоматами в руках.
− Не стрелять! – заорал санитар. – Не стрелять!
Милиционеры надели на больного наручники и усадили его в милицейский УАЗ. Рана на руке оказалась настолько глубокой, что Гарика под сиреной повезли в приемный покой горбольницы. В эту ночь дежурным хирургом оказался Фридман. Осмотрев рану, он отправил Гарика в операционную.
− Надо руку спасать. Он может остаться без кисти, − проговорил Фридман.
Через несколько минут в хирургическом отделении появилась главврач психбольницы Лариса Ивановна. Увидев Алису, она завела ее в пустую ординаторскую.
− Докладывай, что случилось.
− Я виновата во всем. Это я просила отпустить больного, и Гарик выполнил мою просьбу.
− Докладывай по порядку, я потом сама решу кто прав, а кто виноват.
− Мы приехали к больному. Уже было темно. Больной сразу не понравился Гарику. Он обыскал его и нашел за поясом немецкий штык. Он хотел отвести его в машину, но Свистунов стал симулировать сердечный приступ, и я попросила санитара дать ему лекарство. Он подвел больного к тумбочке, а там лежала опасная бритва.
− Мне не понятно, почему он остался, когда увидел в руках у больного бритву? Почему не ушел с тобой? Он же тебя предупреждал, что бритвы и стекла из рук больных он не выбивает. Он говорил тебе это?
− Да, но я не подумала.
− А ты думать научись перед тем, как персоналом командовать. У нас врачи во время стационирования больных не вмешиваются в работу санитаров. Не царское это дело, потому что завтра больной будет жаловаться врачу на санитаров, а если ты стояла рядом или давала команды персоналу – какой ты судья? Ты такой же враг больного, как и санитар. А тебе лечить больного надо, анамнез собрать. Врач стоит над схваткой. Он в глазах больного высшая справедливость, третейский судья. Это первое. А теперь о том, что скрыто. У каждого человека в этой больнице свои тараканы в голове. Ты знаешь, почему Гарик боится бритвы? Потому, что у него на глазах больной шизофренией перерезал горло санитару из Ялты. Санитар тот умер за три минуты, после чего сотрудники приемного покоя республиканской больницы забили больного насмерть ногами. Их целый год таскали по следователям.
− Я не знала об этом, – ужаснулась Алиса.
− Ты специализацию проходила в отделении неврозов, а советская психбольница – это другое. Здесь все на нервах. С одной стороны больные со своими проблемами, а с другой стороны баррикады – персонал с очень непростой биографией. К каждому надо найти особый подход. И главное помни, нам не нужны герои и избитые до полусмерти больные.
Вам надо было закрыть входную дверь и вызвать милицию, и они бы решали, что делать с убийцей. Ты не должна была оставлять санитара одного с опасным больным. У него же бред ревности. Его судили за убийство, он проходил принудительное лечение. Ему место в «крытой» больнице. А теперь, после вооруженного нападения на санитара, он долго не проживет.
− Почему?
− Санитары не любят таких больных. Красная полоса на истории болезни и надпись «Нападение на персонал» − это смертный приговор. И никто этого психа уже не спасет.
− Но ведь бить больных запрещено.
− У нас его никто и пальцем не тронет, а вот в «крытой» больнице на первом посту с ним церемониться не станут. И в его проблемах виновата будешь ты. Если бы вы его усадили в машину и привезли в отделение, он бы вернулся домой через месяц.
− Я испугалась, он хватался за сердце, задыхался, я боялась, что он умрет, – прошептала Алиса.
− Дело не в приступе, а в том, что на месте этого больного ты увидела своего мужа. Инженер в молодости был добрый, умный, ласковый, а жена его предала. Она полюбила настоящего мужчину и переспала с милиционером. А в этом городе ничего не скроешь. Ее муж узнал об измене и стал следить за ней. А потом убил жену, ребенка и тяжело ранил любовника своей жены. У нас четверть больных с психозами страдает бредом ревности. Тебе эта история ничего не напоминает? Не настораживает? Твой муж тюфяк, но не такой тюфяк, как ты думаешь. Твоя измена уже сорвала ему крышу, и если ты не прекратишь эту игру в любовь, тебя ждет такой же финал.
− Я не изменяла мужу, – закричала Алиса.
− Но ты уже с ним не спишь, ты его не воспринимаешь как мужчину. Все твои мысли заняты другим человеком. И он это видит, чувствует, но он не может схватить тебя за грудь и вразумить кулаками. И тут ты права, он не способен на мужской поступок. А когда этот маменькин сынок поймет, что он все потерял, у него сорвет крышу. В лучшем случае, он покончит с собой, в худшем – убьет тебя и ребенка. Десять человек из списка социально опасных страдают бредом ревности, за каждым из них в прошлом убийства. Я понимаю, что после того, как Гарик спас тебя от неминуемой смерти, показав, каким должен быть настоящий мужчина, ты уже не сможешь жить с подкаблучником, с маменькиным сынком. Но у тебя нет выхода, ты должна доиграть эту роль. Ты меня поняла?
− Да, − чуть слышно произнесла Алиса.
− А теперь иди домой, к мужу, – приказала Лариса Ивановна. – И забудь об этом мальчишке. Эта игра в любовь плохо кончится не только для тебя, но и для всех нас.
− Я дождусь конца операции, – заупрямилась Алиса.
− Похоже, до тебя не доходят простые истины. У нас очень опасная работа, а ты своим присутствием толкнула мальчишку на безумный поступок. Он остался один на один с вооруженным больным не потому, что Свистунов нуждался в срочной госпитализации, а потому, что Гарик в твоих глазах хотел оставаться героем, а не трусом, который испугался вооруженного бритвой больного. На бритву он пошел из-за тебя, хотя прекрасно понимал, чем это может закончиться для него. Он же в твоих глазах не простой санитар, а герой! Я вот смотрю на тебя и не могу понять, почему при твоем появлении солидные мужчины превращаются в идиотов. Почтенные отцы семейств, опытнейшие хирурги, пошли у тебя на поводу и чуть не погибли. Завтра будешь охмурять помощника прокурора, их заинтересовало побоище в хирургии.
Домой Алису привезли в два часа ночи. Муж не спал. Он нервно курил на кухне.
− Почему так поздно?
− Я же тебе звонила, у нас ЧП. Санитара в больницу отвезли.
− Может, ты откажешься от этой работы?
− Мы уже эту тему с тобой обсуждали сто пятьдесят раз. Другой работы для меня в этом городе нет. Мне нужно сейчас осмотреть всех социально опасных больных, а потом все станет на свои места. Я буду сидеть в кабинете с медсестрой, выписывать лекарства и осматривать больных. Все. Не будет ни ночных вызовов, ни выездов на дом к убийцам.
− Почему ты меня игнорируешь как мужчину?
− Володя, не доставай меня. Я устала. У меня голова болит. Сегодня был сумасшедший день.
− Докажи, что ты меня любишь, – он схватил за плечи жену и попытался поцеловать ее.
− Не сегодня. Я устала. Уже поздно, – оттолкнула от себя мужа Алиса.
− Я хочу, чтобы у нас все было, как прежде.
Владимир еще раз попытался обнять жену, но она оттолкнула его.
− Ложись. Я скоро приду. Мне нужно умыться.
А потом в постели она лежала, закрыв глаза, и представляла на месте мужа Гарика. Она целовала и ласкала его страстно и нежно. Муж остался доволен.
«Может, Лариса права? – подумала Алиса после того, как Владимир отвернулся к стене и заснул. – Ничего хорошего эта любовь мне не даст. Красивый мальчик, сильный, смешной, кучерявый. В него можно влюбиться, но жить с ним она не сможет. Одни разговоры о том, что она бросила мужа, кандидата наук, ради восемнадцатилетнего санитара, ее добьют. А потом, влюбленность пройдет, и она останется вдвоем с мужем, который младше ее на шесть лет. И Володя не перенесет развод. Он еще может смириться, если она выйдет замуж за солидного мужчину, но восемнадцатилетний санитар из психбольницы – это страшный удар по самолюбию. Лариса специально послала ее на ночь глядя к страдающему бредом ревности убийце. Лариса хитрая баба, она сама положила глаз на Гарика, но она его не получит. Он будет мой, но спать я с ним не стану. Я буду изменять мужу ночами, находясь в его объятиях. Он хочет, чтоб я его любила, как прежде. Он получит эту любовь, только отдаваться я буду не ему, а этому мальчишке. Мне же хорошо было сегодня. Почему бы не повторить сегодняшнюю ночь и в другой раз».
В восемь утра Володя принес кофе и бутерброды в постель. Это был устоявшийся ритуал, после ночи любви Володя приносил Алисе «завтрак в постель».
− Такой, как вчера, я еще тебя не видел. Ты была восхитительна. Я боялся, что ты от меня сбежишь.
− Теперь не боишься?
− Ты же меня любишь. Я видел! Извини, что я тебя ревновал. Теперь у нас все будет хорошо. Это ж надо, приревновал тебя к какому-то санитару! Смешно. Прости! Я больше не буду.
− Вот и ладненько. И не надо меня больше встречать у ворот больницы. Если хочешь сделать приятное, приготовь ужин, убери в квартире. А на выходные забери сына у бабушки, а то он скоро нас забудет.
Книга о гипнозе
Гарик в больнице чувствовал себя героем. Он несколько раз пересказал соседям по палате историю о том, как голыми руками вырвал из рук шизофреника опасную бритву. Молоденькие медсестры, делая перевязки, называли его «наш герой» и откровенно заигрывали, а злобный Фридман прямо в палате принял у него зачет по «острому животу». Приходила к нему на свидание и Лариса Ивановна. Она взяла его правую руку и долго смотрела в глаза, а потом сказала: «Женщины любят манипулировать такими, как ты. Дели на десять, что они говорят, и не теряй голову от любви».
Гарик не удержался и спросил, чем занимается теперь Алиса Викторовна? Ездит ли она к социально опасным?
− Мы решили на время закрыть эту тему. Алиса Викторовна сидит на приеме и после кровавой ночи всей душой полюбила своего мужа-инженера. Так что подвиг твой она не оценила. Но ты не расстраивайся. Женщины не отличаются постоянством. Смотри, какие красавицы медсестрички вокруг тебя вьются. Ты для них настоящий герой. Такой момент упускать нельзя.
А на следующем свидание Лариса передала ему толстенную книгу о гипнозе.
− Почитай, тут много интересного, и если ты не хочешь, чтобы тобой манипулировали женщины, научись управлять людьми.
Один раз приходила к нему и Алиса. Она принесла апельсины и была страшно скованной. Он надеялся, что она его поцелует, но женщина была официально неприступной.
− Алиса, что случилось? – спросил Гарик, когда из палаты вышли больные.
− Ничего не случилось. Просто я совершила ошибку, которая могла привести к трагедии.
− Говорят, что ты вернулась к своему мужу?
− Я от него и не уходила, – холодно сказала Алиса. − Он мой законный муж. Забудь обо всем. У тебя своя жизнь, у меня своя. Ты видел, к чему приводят измены.
− Ты боишься, что твой муж повторит судьбу Свистунова? – схватил за руку Алису Гарик.
− Я ничего не боюсь, но я не хочу смотреть на то, как страдают из-за меня близкие люди. Тебе это сейчас трудно понять, но когда ты станешь взрослым, ты поймешь меня.
После этого разговора Гарик решил вернуть Алису при помощи своих новых подружек. Он выбрал из медсестер хирургии самую красивую и стал открыто заигрывать с ней. А когда выписался из больницы, после первого рабочего дня у ворот психбольницы его встретила юная красавица. Мало того, на глазах Алисы он поцеловал свою подружку так же страстно, как и Алису.
Алиса Викторовна сделала вид, что ничего не заметила, и прошла мимо целующихся с гордо поднятой головой. Весь вечер Алиса думала, как избавиться от юной соперницы. На вопросы мужа она отвечала невпопад, а потом устроила супругу такую ночь любви, о которой он не мог и мечтать. Но целовала и страстно любила она не его, а своего восемнадцатилетнего мальчишку.
На следующий день на работе она вдруг поняла, что эта странная ночная игра в любовь с собственным мужем изменила ее жизнь. Ей уже не нужен был кучерявый мальчишка с его глупыми шутками, которого нельзя было по-настоящему любить. Женщина влюбилась в виртуального Гарика − красивого, опытного и ласкового, который по первому требованию был готов в постели выполнить любое ее желание. И ее меньше всего волновало, что за этим мужчиной стоял ее собственный муж. Она просто не открывала глаза до того момента, пока не стихали страсти и не разрешала ему включать в комнате свет.
Владимир чувствовал некую странность в поведении жены, но боялся задавать вопросы о том, почему она ведет себя именно так, а не иначе.
«Может, старше стала, поумнела», − думал Владимир, прогуливаясь у ворот больницы в ожидании супруги. Теперь, по ее просьбе, он вновь встречал с работы Алису и несколько раз видел своего недавнего соперника, демонстративно целующегося с юной красавицей. Владимир даже завидовал Гарику, которого страстно целовала молодая стройная девушка.
А Алиса страдала. Она смотрела на Гарика, на его девчонку и хотела убить обоих. Она, конечно, понимала, что Гарик устраивал это представление только для нее. Он хотел позлить ее, показать, какого мужчину она потеряла. А еще Алиса завидовала девчонке Гарика, которая по-настоящему страстно любила его. Ее ничто не сдерживало, ей не надо было оглядываться по сторонам и прятать свою любовь от нелюбимого мужа.
В такие дни попытки Владимира заговорить с женой во время вынужденных вечерних прогулок по городу наталкивались на ее односложные «да» и «нет».
В отличие от Алисы медсестра Светлана влюбилась в юного студента с первого взгляда еще тогда, когда он вывел из палаты вооруженного осколками стекол больного. А потом она не отходила от него после операции, делала перевязки и даже с ложечки кормила его куриным бульоном.
Девчонки из хирургии внимательно следили за любовным романом своей подруги, и все допытывались у Светланы, чем они занимались минувшим вечером.
− Все, как всегда, − вздыхала Светлана во время перерыва между операциями. − Вначале были показательные поцелуи перед этой врачихой и ее мужем, потом гуляли по набережной, ели мороженое в коктейль баре, после чего через весь город он провожал меня домой на слободку.
− А целуется-то он как? – торопила операционная сестра Люба.
− У него пальцы, как у пианиста. По позвоночнику как проведет, и я уже всё. Он точки знает, что устоять невозможно, и целуется классно.
− Ну, а дальше, что было? − сгорая от нетерпения, спросила Люба.
− А дальше ничего не было, и не будет, − махнула рукой Света. – Я ж ему на первом свидание сказала, что я – девушка, и все остальное после свадьбы. А он поверил и теперь даже не пытается. Постоял немного у ворот и ушел.
− Ты его домой пригласи. У тебя же мамаша ночами дежурит.
− Приглашала. Не идет. Неудобно, говорит, − тяжело вздохнула Света. – Обидеть боится. Говорит, что может не устоять.
− Ты и уши развесила. Врет он тебе все, − неожиданно вмешалась в разговор старшая сестра отделения тридцатилетняя Наташа. – Он по врачихе своей сохнет, Алисе. У нас все хирурги с ума сошли от нее, даже Фридман психа усмирять пошел с одеялом в руках. А Фридман наш ничего тяжелее скальпеля в руках не держал и ни в одной пьяной драке не участвовал.
− Зато Гарик им всем нос утер листком бумаги. Я как увидела бегущего по коридору окровавленного психа со стеклами в руках, чуть со страху не умерла. А Гарик бежит рядом, как ни в чем не бывало. А силища у него…
− У кого, у психа? − спросила Люба.
− При чем тут псих. Гарик как к груди прижмет, туши свет. Косточки трещат. Потом извиняется.
− А с виду дохляк натуральный, ни мышц, ни шеи накаченной, − скривила губки Люба. − Я мускулистых люблю, спортсменов.
− Видела б ты, как он двух боксеров в баре отметелил! Один из них меня на танец пригласил. Я отказала. Тогда они вдвоем подходят, и давай права качать. А Гарик встает со стула и просит их отвалить от меня, так культурно, вежливо просит. Ну, те еще сильнее наглеть стали, меня шалавой обозвали. И тут он юлой завертелся и врезал им по затылку кулаком. Вначале одному, а потом другому. Так оба качка метра три по воздуху пролетели и на ноги встать сами не смогли. А Гарик подошел к ним и извинений потребовал передо мной. И они извинились. У меня такого парня никогда не было. А потом идем по набережной, и он ни слова о драке. Другой уже весь мозг бы проел своими воспоминаниями, как он врезал. А Гарик стихи читает Есенина.
− И чего удивляешься, он же в психушке работает. Их там таким приемчикам учат, что мама не горюй. К нам медсестра приезжала за больным летом. Гарик в отпуске был. Так она мужику руку заломила не хуже милиционера, – произнесла Люба. – Пошли руки мыть. Сейчас больного привезут. Потом договорим. Книгу Маркуса Крыми «Сумасшедшая любовь. Психушка» можно приобрести в Москве в издательстве bookvika . Жителям Москвы книгу Маркуса Крыми «Сумасшедшая любовь. Психушка» доставят курьеры в течение двух дней после оформления заказа. Жителям других городов России, ближнего и дальнего зарубежья - по почте.
|
