Казантип. «Камасутра центр»
Гарик не узнал родной город. Накануне открытия фестиваля Казантип был до отказа забит приезжими туристами. Участники фестиваля таскали с собой желтые чемоданы, чтобы не сойти за чужих. В отличие от первого шабаша ведьм, стало больше порядка и на самой АЭС. Ее от города оградили трехметровым забором. На дверях стояли профессиональные охранники с тупыми лицами и накаченными мускулами. Внутрь пропускали вначале только своих с желтыми чемоданами. Все остальные покупали одноразовые билеты.
На самой АЭС люди в желтых куртках устанавливали прожектора и мощные звуковые колонки. Танцполов было несколько и разбросаны они были по всей территории АЭС. А вот яма, в которую несколько лет назад провалился реактор, была почти полностью засыпана землей и песком и только в центре круга оставалась узкая щель в преисподнюю. Она, как и прежде, дымилась, распространяя вокруг запах сероводорода, но уже не казалась такой опасной, как раньше.
На самом верху полуразрушенного здания АЭС восседали великовозрастные дяди. Одного из них украшал кроваво-красный шрам на правой щеке и наколки на пальцах в виде перстней. С высоты птичьего полета он смотрел за происходящим внизу через мощный морской бинокль. Это был Старков, а рядом с ним стоял и его польский друг Бзежинский и профессор из Франции Клод Ришелье.
− Так кто мне говорил, что из этой затеи ничего не выйдет?! – подойдя вплотную к Старкову, спросил Бзежинский. – Смотрите, что происходит. После первой пробы пера нам удалось превратить рядовой шабаш ведьм в международную молодежную тусовку для «золотой молодежи». Здесь находятся дети министров, премьеров, президентов, крупных бизнесменов и высокопоставленных чиновников. Завтра они будут решать судьбу развалившегося на независимые куски Советского Союза. Вот кого мы должны подсадить сегодня на ЛСД, гашиш и героин. Сегодня – это задача номер один. А может, у вас другое мнение пан Старков?
− Наркотики – это грязь! – отложив в сторону бинокль, произнес Старков. − То, что вы задумали, − преступление. Я считаю, что мы должны работать с молодыми людьми, но не так грубо, через молодежных лидеров, клубы по интересам. Ваших наркоторговцев скоро вычислят, и весь проект накроется медным тазом.
− Старков, я вас специально не посвящал в подробности, но сейчас скажу. Здесь наркотиками не торгуют. ЛСД, гашиш и героин на фестивале раздают бесплатно, по одной дозе для пробы. Завтра те, кому это понравится, придут сюда же за второй дозой, за третьей. А привлекать некого, потому что наркотиков ни у кого нет. Пакетики счастья спрятаны под скамейки, под фонари, музыкальные колонки, под лестницей. Они лежат на подоконниках и в туалетах… Но это еще не все. Посмотри, у второго танцпола на берегу моря расположен «Камасутра центр». Такого центра нет нигде в мире. Там пятьдесят кабинок, завешенных с четырех сторон простынями с рисунками из «Камасутры». А внутри топчан и влажные салфетки. Снял телку или мужика, если «голубой», и иди, оттягивайся по полной программе. Аренда кабинки − 50 долларов в час.
− Это полный разврат, − возмутился Старков.
− Нет, это не разврат, это коллективный секс за занавеской. Это борьба с импотенцией, стоны из соседней кабинки возбуждают и вздрючивают, − вмешался в разговор француз. − Я пробовал.
− И приносят реальные деньги, − продолжил Казимир. − С первой минуты работы фестиваля «Камасутра центр» бьет по популярности все танцполы. Там нет ни одной свободной кабины. Посмотрите, какая очередь выстроилась. За десять часов каждая из 50 кабинок приносит организаторам 500 долларов чистой прибыли, а все вместе 25000 долларов. И таких дней здесь будет тридцать. Вы оценили уровень рентабельности одного пляжного топчана?! Ни одно предприятие в мире, ни один магазин не приносят такой доход. И что очень важно, эта прибыль не облагается налогом, потому что такой услуги не существует. Ну, нет в законе такого понятия, как сдача в аренду пляжного топчана за занавесками за 50 долларов в час.
Старкову нечего было возразить, и он решил напомнить поляку о его жене.
− Казимир, ты, конечно, в этих делах непревзойденный мастер, все просчитал, все продумал, меня от этого фестиваля отшил, а вот с Ядвигой ты пролетел, − самодовольно улыбаясь, произнес Старков. − Ни у одного мужика на этой тусовке нет таких ветвистых рогов, как у тебя. А уж как она тебя опозорила в Америке на шоу домохозяек. Она на всю Америку прокричала, что изменила тебе с сотней мужиков разных национальностей и рас, и у себя под сердцем носит моего ребенка.
− Этот выживший из ума прелюбодей думает, что он меня обидел этими словами. Старков, да ты хоть знаешь, что было после того шоу. Меня увезли на ранчо сразу четыре красотки. Ты бы видел, как они меня ласкали. Да если б десять процентов от того, что делали эти дамы со мной, могла бы повторить Ядвига, я был бы супер-самцом, и ей не надо было искать на стороне всякий сброд. Но это еще не все, после шоу домохозяек я вылечил простатит и стал настоящим суперменом. Да ты знаешь, что я уже по количеству любовниц обогнал Ядвигу. И это не уличные проститутки, а лучшие домохозяйки Америки, для которых толерантность к мужчинам не пустые слова, а программа действий. Каждая из них делала со мной то, что никогда не могла позволить со своим мужем. Так кто здесь герой, я или ты?!
− Я бы так не унижал нашего окраинного друга, − вмешался в разговор француз. – Я тоже противник таких шоу. Делать можно все, но без барабанной дроби на площадях. И еще, я против того, чтобы из-за женщин люди совершали убийства. Они не стоят вашего мизинца, господин Старков. Лично мне женщины вообще безразличны. Мы в Европе сейчас пытаемся узаконить однополые браки.
− Вон оно что! – возмутился Старков. – А я думаю, чего это американцы меня отстранили от Казантипа. Оказывается, это происки «голубой мафии». Сначала эстраду под себя подмяли, балет с оперой, а теперь и ЦРУ в позу поставили.
− Никто никого в позу не ставил и от вас ничего и не скрывал. Да, я люблю мальчиков и мне безразличны женщины. И мы действительно пытаемся работать с гей-сообществом, в том числе и на этом фестивале. Это очень важный участок работы. И еще, Старков, в отличие от вас, я за свою жизнь никого не убил, не участвовал ни в одной драке. А вы из-за своей несостоявшейся свадьбы убили с десяток ни в чем не повинных людей.
− Я убивал тех, кто виновен в смерти Алисы, − отрезал Старков.
− Старков, ты ошибаешься. Алиса жива, она не умерла. Она присутствует на открытии фестиваля, − сообщил Казимир Бзежинский. − Смотри, она у второго танцпола в белом платье, а рядом с ней кучерявый южанин в кепке с надписью «Казантип».
− Этого не может быть, она воскресла! – радостно закричал Старков.
− Воскресла для того, чтобы соединиться с бывшим санитаром психушки Барским, − продолжил Бзежинский, рассматривая через свой бинокль танцующих на втором танцполе.
− Этого не может быть! − выхватив из рук Бзежинского бинокль, вновь заорал Старков. – Где она, где моя Алиса?
− Не туда смотришь. На втором танцполе рядом с Алисой стоит Барский! – подсказал Старкову Бзежинский.
– Этого не может быть! − увидев Алису, в третий раз завопил Старков. − Она стоит рядом с этим ничтожеством. Я убью его! Он отбил у меня Алису и сейчас заплатит за мою любовь, за мою любимую женщину! Я убью Барского!
Милицейский пистолет
Старков раскрыл желтый чемоданчик и стал вытаскивать оттуда пистолет.
− Пан доктор, успокойтесь, − тихо проговорил поляк. – Вы же мне говорили, что Алиса была вашей любовницей, а не Барского.
− Не любовницей, а любимой женщиной. Только отдалась она мне после пятерых насильников в знак благодарности за помощь. За Алисой я ухаживал пять лет в мединституте. Она бы могла стать золотой звездой в моей любовной короне, лучшей из лучших. А я получил ее после группового изнасилования. Это была другая Алиса. Больная, нервная, ненавидящая мужчин. Она не была той желанной Алисой, о которой я мечтал всю свою жизнь, − скороговоркой проговорил Старков, досылая на бегу патрон в патронник милицейского пистолета.
− Я никогда не мог понять этих русских, − скривился как от лимона поляк. – Дикие люди. И этого Старкова вы, господин Ришелье, готовили для работы в Верховном Совете Окраины руководителем комитета здравоохранения, а он как самый обычный бандит бежит вниз, размахивая пистолетом. Похоже, вы ошиблись?
− Я не ошибся, − покачал головой Клод Ришелье. – Ему место в Верховном Совете Окраины. Он уже почти европеец, потому что после тех пятерых, которые насиловали его любимую женщину, он был шестым в ту страшную ночь.
− Ты хочешь сказать, что он в больнице воспользовался беспомощным состоянием Алисы и «полюбил» ее сразу после зверского изнасилования?! – удивленно посмотрел на француза поляк.
− Да, и это высшая степень толерантности, − торжественно произнес Ришелье. − Он не побрезговал, не отвернулся от женщины. Он приласкал ее и «полюбил» после группового изнасилования прямо в больнице. И только после этого ею занялись врачи-гинекологи. Скажите, Казимир, вы способны на такой поступок?
− Нет, я не шизофреник. Я бы не смог. Одно дело, когда твоя баба сама кому-то дала, и ты об этом не знаешь, и совсем другое − групповое изнасилование…
− Вам еще далеко до Европы, Бзежинский, − покачал головой француз. – А я когда узнал о том, что сделал Старков с Алисой, тут же предложил его кандидатуру в Верховный Совет Окраины. Для следующих выборов, мы туда подбираем психически неустойчивых людей, которые, по нашей команде, могут превратить парламент Окраины в настоящий сумасшедший дом. Старков мог бы там стать смотрящим за психами-депутатами. Вот только я не оценил красоту вашей игры. Вначале я не понял, для чего вы пригласили в Казантип малоизвестного писателя Маркуса Крыми. И не просто пригласили. Вместе с двумя билетами в ВИП зону мы переслали ему в Москву желтый чемоданчик, подчеркивая его высокий статус на этой тусовке.
− И что в этом плохого? – не отрываясь от бинокля, спросил Казимир.
− Внешне все пристойно, кроме одной детали. Жена Барского, который скрывается от своих поклонниц под литературным псевдонимом Маркус Крыми, как две капли воды похожа на Алису, − напомнил Казимиру француз. – Не нужно быть великим психологом, чтобы предсказать дальнейшее поведение страдающего бредом ревности Старкова. Насколько я знаю, вы всегда расправлялись с любовниками Ядвиги чужими руками. На этот раз, после того, как Старков убьет Барского, его либо посадят, либо убьют при задержании милиционеры. И я об этом вынужден буду сообщить руководству нашей организации. Таким интриганам, как вы, не место в ЦРУ.
− Слушай, Ришелье, − взорвался вдруг Бзежинский. – Я никого сюда не приглашал. Это сделал ты, подписав приглашение для Маркуса Крыми с супругой. Тебе копии бумаг показать?
− Нет. Я все помню и без бумаг, − отрицательно качнул головой Ришелье. – Я эти приглашения отправил в Москву по вашей личной просьбе.
− Слова к делу не пришьешь, Ришелье, − громко рассмеялся Казимир. – Я одним выстрелом закрою тему с любовником моей жены и автором «Пятой колонны».
− Пан Бзежинский, а давайте пари, − неожиданно предложил француз.
− На что пари? – оживился Бзежинский.
− Убьет он своего соперника или промажет? Ставлю сто долларов, − вытащил из заднего кармана купюру с портретом американского президента француз.
− Пятьсот долларов за то, что убьет, − поддержал пари Бзежинский.
29 июля 2015 Крым. Россия. Марк Агатов.
Россия. Крым. Казантип. Книги Марка Агатова. Убийство на Казантипе. 
Здесь находятся дети министров, премьеров, президентов, крупных бизнесменов и высокопоставленных чиновников. Завтра они будут решать судьбу развалившегося на независимые куски Советского Союза. Вот кого мы должны подсадить сегодня на ЛСД, гашиш и героин. Сегодня – это задача номер один. А может, у вас другое мнение пан Старков? − Наркотики – это грязь! – отложив в сторону бинокль, произнес Старков. − То, что вы задумали, − преступление. Я считаю, что мы должны работать с молодыми людьми, но не так грубо, через молодежных лидеров, клубы по интересам. Ваших наркоторговцев скоро вычислят, и весь проект накроется медным тазом. − Старков, я вас специально не посвящал в подробности, но сейчас скажу. Здесь наркотиками не торгуют. ЛСД, гашиш и героин на фестивале раздают бесплатно, по одной дозе для пробы. Завтра те, кому это понравится, придут сюда же за второй дозой, за третьей. А привлекать некого, потому что наркотиков ни у кого нет. Пакетики счастья спрятаны под скамейки, под фонари, музыкальные колонки, под лестницей. Они лежат на подоконниках и в туалетах…
