|
Натали была 113-й любовью Пушкина, — открыл глаза телезрителям усатый лектор. — А Жорж Дантес приставал к супруге великого поэта, будучи больным сифилисом. Их незаконная половая связь могла повлечь распространение этой опасной болезни. В понедельник, когда после вчерашнего голова трещит, как переспелый арбуз, вас бесит всё: пассажиры в метро, контролер в троллейбусе и предстоящая беседа с начальником по поводу очередного опоздания на работу. «Убить бы гада!», – думаете вы, но никого не убиваете. И правильно делаете, потому что специально для поездок на работу существует дорожный детектив. «Севастопольский людоед» – сборник рассказов о самых жутких преступлениях, которые в «бандитские девяностые» были совершены в Крыму.
— Во, дает мужик, — поразился Александр Сергеевич. — Мало того, что всех баб у Пушкина пересчитал, он через две сотни лет еще и кровь на РВ у француза взять умудрился.
— Этого не мог вынести великий поэт и вызвал французского развратника на дуэль. И я вам скажу по секрету, Пушкин поступить иначе просто не мог, потому, что подлый Дантес ко всему прочему был еще и «голубым». Теперь-то нам уж доподлинно известно, что этот порочный французик занимался любовью не только с женщинами, но и со своим приемным отцом бароном Геккереном, — раскрыл глаза телезрителям отважный разоблачитель международного заговора педерастов.
Александр Сергеевич подлетел к телевизору и с ненавистью вырвал вилку из розетки. Экран тут же погас, и в квартире воцарилась тишина, лишь на кухне недовольно шипел плохо закрытый водопроводный кран.
— Все испохабили! — дико вращая глазами, кричал хозяин квартиры. — Ну, кому какое дело до его баб! Не этим же прославился Пушкин. Счетоводы хреновы. 113-я любовь… Да у меня, их может, две сотни было! И ничего — без сифилиса обошлось. Мужику двести лет, а они такое несут с экранов. Интересно, а как бы этому знатоку понравилось, если б какой-то козел прилюдно пересчитал его баб?! Хотя, что там считать у этой жертвы аборта. За всю свою ученую жизнь соблазнил всего-то штук пять уродин, и рад радешенек. Вот если б он моих баб взялся пересчитать.
Александр Сергеевич вдруг остановился посреди комнаты и надолго задумался. Взгляд его стал сосредоточенным, морщины на лбу распрямились, а лысина, покрывшись липким потом, перестала отражать солнечные зайчики, пробивавшиеся в комнату сквозь давно не мытое оконное стекло.
— На панель я вышел в семнадцать лет, — стал вслух подсчитывать Александр Сергеевич. — Первой моей женщиной была крановщица Лена. Она отдыхала в пансионате «Днепр». Точно, это произошло на пляже в пансионате. Она меня еще Пушкиным прозвала, из-за кучерявой прически, а я ей стихи читал о любви… из школьной программы. Потом была Маша из Ростова, а вот третьей была…
Александр Сергеевич лихорадочно перебирал застывшие в памяти женские имена, но вспомнить третью так и не смог.
Трилогия. Шпионский роман Марка Агатова о том, как на Украине создавали ПЯТУЮ КОЛОННУ уже в продаже. Убийство на Казантипе. Виагра для ЦРУ. SEX джихад. На сайте http://www.litres.ru/mark-agatov/ вы можете скачать книги Марка Агатова в fb2, txt, epub, pdf и в других форматах, а также читать фрагменты онлайн и бесплатно на любом устройстве – iPad, iPhone, планшете под управлением Android, на любой специализированной читалке. Электронная библиотека ЛитРес предлагает литературу Марка Агатова в хронологическом порядке. — Тридцать три года прошло, — сокрушался Александр Сергеевич. — Сколько ж их тут побывало на этом скрипучем диване. Пушкину — двести, а мне пятьдесят исполнится 6 июня. Точно вспомнил, из-за дня рождения крановщица меня Пушкиным и назвала. Мы же с ней 6 июня впервые согрешили. Вот откуда эта кличка пошла. Только тогда день рождение Пушкина без особой помпы отмечали. Портрет на листке календаря и в городской газете заметка о том, что поэт родился, да список поэм и сказок его, рекомендованный для чтения всезнающей коммунистической партией. И что очень важно, никто в то время ни о каких бабах Пушкина и заикнуться не смел. Да и при чем тут бабы? От них одни расходы и неприятности. 113–я любовь Пушкина, а как бы моих пересчитать. Стихов я им не посвящал, письма, какие были, сжег накануне женитьбы, чтобы теще не попали на глаза. Она меня и так ненавидела всю жизнь.
Александр Сергеевич, прихватив чекушку, отправился на кухню. Извлек из холодильника вареную колбасу, соленые огурцы, сделал бутерброды и, чокнувшись рюмкой с горлышком бутылки, выпил «за любовь!». А выпив за любовь, наш герой впал в тоску: «Как-то все не сложилось в жизни, — пробормотал он недовольно. — Через неделю полувековой юбилей, и никто не поздравит даже открыткой. А ведь баб у меня не меньше было, чем у поэта. Вот только, как их сосчитать теперь. Лешка, инженер из котельной, всю жизнь список вел. Имя, фамилия, дата и вес дамы. У него весы дома стояли медицинские. Он их с набережной спёр. Так вот, Лешка баб своих перед актом обязательно взвешивал и в кондуит записывал. Но как же мне своих-то подсчитать?».
Александр Сергеевич одним глотком выпил остатки горючей жидкости. И на этот раз «самопальная» водка «не пошла». Она обожгла пищевод и булыжником застряла в желудке. Матерясь, Пушкин присосался к графину с водой и, сделав три больших глотка, неожиданно застыл сфинксом.
— Телефоны, я ж телефоны своих дам в блокноты писал и их адреса. Они у меня там почти все отмечены.
Сделав столь неожиданное открытие, Александр Сергеевич бросился к чулану и стал выбрасывать оттуда матрасы, одеяла и старую одежду. Старая картонная коробка лежала на самом дне под голубой туристической палаткой.
— Здесь они все, здесь! — закричал в волнении Пушкин. Отшвырнув в сторону десяток исписанных школьных тетрадей, он достал пять пожелтевших от времени блокнотов.
Ближайшие два часа Александр Сергеевич, вооружившись авторучкой, с упоением составлял список своих любовниц. Занятие это оказалось весьма непростым. Многих из них он забыл напрочь, других, оставивших более заметный след в его беспутной жизни, вписывал в графы толстенной бухгалтерской книги по учету малоценного имущества торгово-посреднического кооператива «Красная гвоздика». Одно время он подвизался там учетчиком, но из-за растраты того самого малоценного имущества, которое был обязан учитывать и хранить в своей квартире, был с позором изгнан без выходного пособия. Соучредители «Красной гвоздики» «хотели набить ему еще и морду», но не успели. Александр Сергеевич на время покинул город, а когда вернулся, кооператорам уже было не до него, их наглые физиономии по полной программе ретушировали местные бандиты.
Перед самым отъездом Александр Сергеевич, как честный человек, успел поделиться информацией о «несметных богатствах» вчерашних коллег по торговому бизнесу с проституткой-наводчицей Марго. Кооператоры подозревали в своих бедах Пушкина, но что-либо конкретное предъявить ему так и не смогли. О своем участие в наезде молчала и Марго, а «конкретные пацаны» лишних вопросов Марго не задавали и не интересовались, кто слил информацию о кооператорах. Результат «наезда» их вполне устроил. После трех показательных погромов «Красная гвоздика» подписала договор о «маркетинговых услугах» с фирмой «Магадан», за которые владельцы кооператива обязались ежемесячно перечислять на валютный счет «Магадана» по тысяче долларов.
Вот в эту «память о прошлой жизни» и вписал своих дам предприниматель-неудачник. Через два часа, поставив последнюю точку в длиннющем списке, Пушкин тщательно выбрился, оросил физиономию и лысину «Красной Москвой», погладил рубашку и, повязав галстук, вышел из дома.
Инженера Лёшу Пушкин искал недолго. Он обнаружил его согбенную фигуру недалеко от пункта приема стеклотары. Лёша шел по улице и напевал песенку про богатого Буратино, которого «кинули на бабки» жирный черный котяра и хитрая рыжая лиса Алиса.
Алексею было уже под шестьдесят, но он старался поддерживать форму, играл в большой теннис на одном из санаторских кортов и ухлестывал за курортницами. Работал Лёша инженером в котельной, а в свободное от дежурств время читал лекции в обществе «Знание» об экономике. Вначале — это была «экономика социализма» со всеми его преимуществами перед загнивающим капитализмом. А после августовского путча — Лёша прогнулся «вместе с линией партии» и стал вещать о капитализме как о самом передовом экономическом строе, способном вывести «незалежну Украину» к сияющим высотам всеобщего счастья и благоденствия. Причем лекции свои он читал уже не на привычном русском языке, а на «государственном суржике» — косноязычной русско-украинской смеси. Но и это вынужденное двуязычие денег приносило немного. Основной доход знаток экономических теорий получал от сбора пустых бутылок. Этого добра в курортном городе хватало с избытком всем алкашам, наркоманам и беспризорным пацанам.
За плечами у Алексея висел холщовый мешок, доверху набитый стеклотарой.
— Дело есть, — преградил дорогу сборщику пустой тары Александр Сергеевич.
— Какое? — оборвав на полуслове песню про Буратино, настороженно спросил Лёша. От Пушкина и его дел Лёша ничего хорошего не ожидал.
— По женской части вопрос, — подмигнул Пушкин. — У тебя баб сколько было всего?
— Четыреста сорок одна, — мгновенно ответил Лёша, не опуская на землю мешок с драгоценной тарой.
— Ты в подсчетах не ошибся? — недоверчиво посмотрел на Лёшу Пушкин. — Уж больно много. У моего любвеобильного однофамильца-поэта сто двенадцать было…
— Не знаю, как там, у Пушкина с подсчетами дело обстояло, но у меня, как в аптеке. Каждая зарегистрирована по полной форме: имя, фамилия, место жительства, фото и живой вес. Не веришь? Да у меня только фотографий в альбоме 389. Вот, буквально вчера, двадцатилетнюю на теннисном корте снял.
— Погоди, — остановил инженера Александр Сергеевич. — У меня дело серьезное. Я только что пересчитал своих по блокнотам, получилось — сто одиннадцать.
— Так ты мне не веришь?! — заорал на всю улицу Лёша, гремя бутылками. — Да я с первого дня учет вел строжайший.
— При чем здесь ты, — недовольно скривился Александр Сергеевич. — Меня другое волнует. Видишь ли, шестого июня у меня юбилей, полвека стукнет.
— Обмоем, — искренне обрадовался Лёша дармовой выпивке. — Я по этому случаю могу двух телок организовать к столу. Ты, главное, водки побольше бери и закусь, а я тебе таких шмар приведу, до самой смерти не забудешь.
— Да погоди ты, — досадно махнул рукой Александр Сергеевич. — К юбилею подготовиться надо. По телеку сегодня усатый балабол вещал, что у Пушкина было сто двенадцать баб, а у меня в блокноте всего сто одиннадцать.
— Я чего-то не догоняю, — сморщился, как от зубной боли, Лёша. Пушкина он недолюбливал из-за того, что тот временами перехватывал у него козырных дам на танцах в санаториях.
— Чего тут непонятного, — обиделся Александр Сергеевич. — 6 июня Пушкину два века исполняется, а мне — полтинник. Мы ж с ним в один день родились, но дело не в этом. Я прожил на земле уже на тринадцать лет больше, чем эфиоп. Вот в чем проблема. Теперь усек?
Лёша опустил на землю мешок, смахнул пот со лба и вопросительно посмотрел на свихнувшегося Пушкина.
— Я в проблему не въехал. Проясни еще раз.
— Да все очень просто, — всплеснул руками Александр Сергеевич. — О Пушкине уже полгода балаболят по телеку. Дни к юбилею считают. А ведь и у меня тоже юбилей! Ну, пусть я по стихам не очень. Это — от бога. Но по бабам у меня тринадцать лет форы было, а он и тут обошел. С этим что-то делать надо.
— И что ты решил? — нетерпеливо посмотрел Лёша на часы. До закрытия приемного пункта оставалось двадцать минут, и для лектора-экономиста это было намного важнее, чем двойной юбилей Пушкиных.
— Нашел я в блокноте трех дам, которые соскочили тринадцать лет назад. Домой я их вроде приводил, а уболтать тогда не смог, — стал вспоминать Александр Сергеевич, сосредоточенно ковыряя большим пальцем правой руки у себя в ухе. — Ты меня только не перебивай, я все подсчитал. Так вот что я надумал, если к юбилею восполнить сей пробел — то с Пушкиным к финишу мы придем с одной цифирью, а если повезет — то я и его показатель перекрою. Ты, главное, пойми, я ж не по стихам его уделать хочу — это от бога, мне бы по бабам его догнать.
— А от меня чего ты хочешь, — не выдержал Лёша. — Я-то чем тебе могу с этими телками помочь. Если до ровного счета не хватает — сними на панели пару профессионалок. Они тебе за полтинник отработают по полной программе юбилей.
— Ничего-то ты не понял, — возмутился Пушкин. — Да как тебе такое в голову могло прийти, чтобы я проститутками счет в заочном поединке с великим поэтом закрывал. Победа должна быть чистой, а от тех, что на панели торчат ночами, заразой женской за километр несет. Я еще от триппера не лечился в пятьдесят лет. Мне бы адреса тех шмар из прошлой жизни найти. Они же мимо тебя проскочить не могли. Помоги, Лёша, до конца жизни помнить буду. Мне же новеньких уже не снять.
— Вон ты о чем, — наконец-то дошло до лектора-инженера. — Если они местные и еще живы, то я в два счета вычислю. У меня же все, как в аптеке. Фамилии помнишь? Продолжение в книге Марка Агатова "Севастопольский людоед"
|
