|
 Автор двух десятков книг писатель из Крыма Марк Агатов решил написать книгу о СМЕРШе. Корреспондент «Крымского аналитика» Мария Иванова встретилась с Марком Агатовым, чтобы поговорить о СМЕРШе, и о его новой книге. − Несколько дней назад вы еще сомневались в том, нужна ли такая книга. И вот, сейчас приняли решение. Что изменилось? − Изменилось многое. Меня поддержали читатели «Крымского аналитика». Оказалось, что эта проблема волнует сегодня многих. Я приведу только один отклик. «Те, кто старается забыть о том, что из себя представляли их предки со всеми их как плюсами, так и минусами — даже хуже тех, кто в период репрессий отказывался от своего отца, своей матери. Потому что там всё делалось под внешним воздействием и иногда не оставляло иного выхода, сейчас же это делается умышленно, вследствие внутреннего стремления в нежелании знать как своей истории, так и истории своей семьи. Ваш поступок достоин уважения! Хотя, если честно сказать, это лишь здоровая норма поведения и отношение к истории и своим предкам. Но при теперешней вечной полемике в отношении к истории это более чем поступок. Алексей Цыганков» . − А вы не боитесь, что из-за этой книги к вам станут хуже относиться коллеги-писатели, литературные генералы, издатели… − Каждый правый имеет право. Вы можете осуждать НКВД, СМЕРШ и это ваше право. Пишите, критикуйте, но не нужно было выискивать потомков этих людей. Зачем они вам? Вы хотите прилюдно оскорбить их, наказать, заставить каяться, поставить клеймо «Сын сотрудника СМЕРШ»?
 − Когда-то один генералиссимус сказал: «Сын за отца не отвечает!». − А я отвечаю за своего отца, который на улице немецкого города при попытке к бегству расстрелял военного преступника-убийцу. Этот фашист расстреливал крымчаков и евреев в Крыму. И мой отец поступил так, как должен был поступить боец СМЕРШа. Командование признало его действия правильными. И я бы на его месте поступил также. − Какой вы видите книгу о СМЕРШе?
− Я хочу написать книгу о солдатах СМЕРШа, о тех, кого призвали в СМЕРШ. В военное время у солдата не было выбора, где ему служить. Это офицеров целенаправленно готовили к работе в НКВДе и СМЕРШе. И это был их выбор. У рядового солдата такого выбора не было. − Для издания такой книги нужны деньги. Вы рассчитываете на помощь спонсоров, государства или ФСБ. − Нет. На помощь СМЕРШа. У нас есть такая организация сегодня? − Нет. − Вот, мы ее и создадим. Книгу воспоминаний должны написать дети и внуки сотрудников СМЕРШа о своих родителях, дедушках, бабушках. Причем каждый соавтор должен назвать свое имя и фамилию. Если ты чего-то боишься, то эта книга не для тебя. И деньги для издания книги о СМЕРШе не нужны. Я думаю, что среди сыновей и внуков бывших сотрудников СМЕРШа мы сможем найти и редакторов, и литераторов. Вначале, я планирую издать электронную версию книги. И если она будет пользоваться спросом, то подумаем, как издать книгу о СМЕРШе на бумаге. В поддержку проекта «Народная книга о СМЕРШе» «Крымский аналитик» публикует очерк «Крымчак из СМЕРШа», опубликованный в книге Марка Агатова «Расстрелянный народ». Я жил рядом с библиотекой Для того, чтобы стать писателем, для начала нужно было не стать… портным. Мой отец, всю жизнь просидевший за швейной машинкой «Зингер», мечтал научить своего сына хорошему, надежному ремеслу.
— Портные будут всегда, — говорил он мне в детстве. — Эта профессия тебя прокормит. Потому что людям нужно кушать, ремонтировать обувь и шить брюки. Научись ремеслу, пока я жив.
Но я не хотел быть портным, как мой отец. А он был очень хороший портной. Его знал весь город, и он мог пошить самые модные брюки любому клиенту: толстому, худому, стройному и кривому. Брюки прятали то, что не надо видеть, и «выпячивали» то, чего не было у клиента. В брюках моего отца неказистый мужичонка выглядел стройней и выше, тощий — становился солиднее, а у толстяка вместе с кривыми ногами исчезал живот. Нет, с животом ничего не происходило, он оставался на своем месте, но его теперь не было видно. Клиенты были довольны, и отец получал свои семь рублей «за пару брюк». Это были небольшие деньги, но они помогали выжить нашей семье, потому что зарплаты у портных были невелики, а мама — не работала. Она, как принято у крымчаков, родив сына и дочь, вела хозяйство и помогала отцу.
Я слушал отца, не решаясь спорить, но очень боялся на всю жизнь приковать себя к швейной машинке «Зингер». Мне хотелось быть другим, человеком из рассказов моего отца: отважным путешественником, покорителем океанов. Отец говорил, что жениться надо тогда, когда своими глазами увидишь весь мир. И приводил в пример историю английского принца, который пошел под венец, побывав в Африке, Америке и Китае.
Но я не был английским принцем и в детстве о путешествиях мог только мечтать. Я запоем читал книги о покорителях Амазонки и Северного полюса, об отважных летчиках и моряках. Я был самым активным читателем детской библиотеки имени Макаренко и бегал туда каждый день. Вечно закрытые железные ворота во двор библиотеки выходили на мою Приморскую улицу, а парадное — на главную евпаторийскую улицу Революцию. До Революции она называлась Лазаревской, но я не знал, кем был этот Лазарев и почему ее назвали его именем. Сказать по-честному, это меня особо не интересовало. А что такое Революция — я знал. Матросы в бушлатах, Зимний дворец и штыковая атака на Перекопе, во время которой был ранен в живот мой дед Яша.
Я любил слушать рассказы моего отца о войне.
Единственный бой
Для каждого крымчака история народа — это, прежде всего, история его семьи. Трагическая и несправедливая. В 1984 году мне впервые удалось опубликовать в городской газете «Евпаторийская здравница» короткий рассказ о моем отце. Назвал я его тогда «Единственный бой». В восемьдесят четвертом моей дочери был всего лишь год. Сегодня — она уже взрослый человек, писатель и журналист, пишет рассказы и стихи. А я решил вернуться в прошлое, чтобы рассказать о трагедии расстрелянного народа. В основу этого материала положен рассказ о моем отце «Единственный бой».
…Все мы выросли из сказок и легенд. В детстве отец каждый вечер рассказывал мне о смелых воинах и лютых врагах земли крымской, о злых кочевниках и мудрых горцах. Но о чем бы ни была сказка, она всегда заканчивалась победой добра над злом. Верх одерживал всегда не колдун, не богатей, не хитрец, а маленький человек, бедняк, горемыка. И помогали ему любовь к земле своей и преданность людям.
А когда я подрос, отец стал рассказывать о войне. Для меня война в то время была чем-то вроде сказки. Далекой и нереальной.
Теперь моей дочери год, и скоро я ей тоже начну рассказывать сказки и истории ее деда. Мне трудно сейчас представить, как до войны на евпаторийской набережной собирались молодые люди, заводили патефон и ставили на вращающийся диск пластинки с джазом Утесова. Они купались в море, загорали и радовались жизни, влюблялись, ревновали, совершали ради любимых безумные поступки. И ничем не отличались от нас, юношей семидесятых.
Мой отец был старшим в семье и по крымчакской традиции носил имя Борух — Борис, хотя в документах ему при рождении записали другое имя — Исаак. Так и прожил он свою трудную жизнь под двумя именами. Для друзей и родных он навсегда остался Борисом, то есть первым, старшим.
В сорок первом, в первый день войны, мой отец со своими братьями пришел к военкому: «Запишите добровольцем!» Мирный портной — невысокого роста, с огромными навыкате глазами, просился на фронт. Он умел шить, но не умел стрелять. Он ловко орудовал иголкой, и совсем не умел рыть окопы… Он был сугубо штатским.
В дни ожидания отправки на фронт отец учился стрелять, ползать по-пластунски и бросать гранаты, и очень жалел, что наукой этой не овладел в детстве.
А сестрам в Евпаторию писал: «Перекоп не сдадим!». И на вопрос, нужно ли им эвакуироваться из Крыма, ответил коротко: «Поступайте, как все». Военный цензор все равно бы не пропустил «паническое письмо» с фронта.
Вначале они охраняли берег. Командование опасалось, что фашисты с моря высадят десант. А потом от черноморского берега — шли пешком к Перекопу. На рассвете их построили по отделениям и в полный рост подняли в первую атаку. Было голое поле, без холмов, без домов. Где-то там, вдали, укрепились фашисты.
Под ногами у сержанта Середы рванула мина, она разорвала его надвое, вторым шел пулеметчик Кривоносов, третьим — друг отца Саидов. Осколок попал ему в горло — и из обнаженной артерии струей била алая кровь.
Шестым шел отец. Осколки ударили в каску и руки…
В те минуты он повторял заученные на всю жизнь строки из книги о своем брате: «…Если погибну, я уверен, что мои братья добьют врага».
А потом появился фашистский танк, отец стрелял в него… из трехлинейки.
Слезы заливали глаза. Он обещал сестрам, что Перекоп фашисты не возьмут. Он, маленький портной, обещал остановить врага.
А потом, в конце войны, он узнал, что сестры его в муках погибли в фашистских душегубках. И преследовала отца всю жизнь вина за Перекоп, прорванный фронт и противотанковый ров близ Симферополя, где были захоронены расстрелянные и задушенные крымчаки.
В конце войны, в сорок пятом, отец оказался в СМЕРШе. В Военной контрразведке, название которой звучало вполне определенно: «Смерть шпионам!». Он был автоматчиком, охранял военных преступников, выводил на допросы. Этой «высокой чести» он был удостоен из-за расстрелянных родственников в Крыму. Армейские кадровики в СМЕРШ отбирали солдат из тех бойцов, кто люто ненавидел фашистов и их прислужников, у кого были личные счеты с врагом.
Отец рассказывал мне: нелюди в эсэсовских мундирах знали о том, что у солдат роты охраны фашисты убили кого-то из близких, а то и всю семью.
Мне, пацану, интересно было узнать, а пытался ли кто-нибудь из них бежать.
— Только один эсэсовец, расстреливавший людей в Крыму.
— И ты стрелял в него? — спрашивал я.
На этот вопрос отец долго не отвечал, но когда я уже сам стал отцом, услышал: «Тот эсэсовец до суда не дожил. Следователь СМЕРШа мне говорил, что он расстреливал евреев и крымчаков в Крыму. Я конвоировал убийцу по улицам немецкого города в тюрьму, и он бросился бежать. Я открыл огонь из автомата. Стрельбу услышали проезжавшие мимо пехотинцы. Когда они подъехали, эсэсовец был уже мертв.
Мой отец никогда не говорил о священной мести врагам, заталкивавших в душегубки и расстреливавших ни в чем не виновных людей. Он был добрым, мирным человеком и, сидя за швейной машинкой, любил петь крымчакские песни, рассказывать истории из жизни расстрелянного народа. И учил он меня простым вещам: добиваться в жизни всего самому, быть смелым, не жульничать и не прощать подонков. Полностью электронная версия книги Марка Агатова «Расстрелянный народ» опубликована в США на сайте «AMAZON.COM».
А тем, кто отдает предпочтение традиционным книгам, изданным на бумаге, мы советуем посетить российский сайт OZON.RU Мария Иванова. 7 декабря 2016 года Марк Агатов: «Я горжусь, что мой отец служил в СМЕРШе!» Марк Агатов напишет книгу о СМЕРШе Фрагмент из книги Марка Агатова "Расстрелянный народ"
|
