|
 Серия терактов в Европе на «AMAZONE» резко подняла спрос на книги о террористах-смертниках.
Люди не верят полиции, не верят своим правителям, погрязшим в коррупции и наводнившим страны Европы террористами-самоубийцами. Они ищут способ обезопасить себя и своих детей от страшных терактов. У русскоязычного читателя в США, Канаде, Германии, Франции, Австралии и Израиля появился интерес к книгам, раскрывающим психологию террористов. Люди хотят знать, как можно обезопасить себя на улицах больших городов, что нужно делать при встрече с террористом, и самое главное, можно ли спастись от терактов. Ответы на эти и другие вопросы можно получить в романе Марка Агатова «Код страха».
«Крымский аналитик» сегодня публикует главу из книги Марка Агатова «Код страха», в которой ученик Вольфа Мессинга Маркус Крыми пытается спасти самолет от неминуемой гибели. До жуткой трагедии осталось всего несколько минут.
Cпектакль о ТЕРРОРИСТАХ НА ТАГАНКЕ
Маркус Крыми закрыл глаза и в мыслях неожиданно оказался в партере театра на Таганке. Он бывал на Таганке раз десять. Это был его любимый театр в Москве. «Интересно, а как бы они сыграли эту сцену. События разворачиваются на борту самолета за полчаса до взрыва. На сцене двое. Старик, который пытается спасти свою жизнь, и террористка-смертница. Любимов наверняка разыграл бы любовную сцену. И был бы прав. Ну, что еще станет делать вышедший на пенсию «пляжный мальчик»? Соблазнять женщину разговорами о сумасшедшей любви к женщине.
А что будет думать она?
Любить эту старую развалину невозможно. То, что он говорит, — это бред. Он родился стариком. Древним, нудным, навязчивым. А у нее еще все впереди, даже если этот самолет сгорит на земле вместе с ее соседом.
Чем закончится пьеса? Неважно. Пусть говорят, вспоминают, флиртуют, обманывают друг друга. Последние тридцать минут жизни. Старик писатель знает о том, что самолет погибнет, а женщина, женщина — живет надеждой на будущее. Она думает, что останется живой после катастрофы и еще встретит того, кто перевернет все в ее жизни, сделает ее счастливой, любимой, красивой и желанной».
Маркус Крыми увлекся идеей. Ему надоело бороться за жизнь самолета. Что-то решать, кого-то спасать. Он выдохся. В этой борьбе он проиграл тем, кто придумал «психологическую бомбу». Маркус уже забыл о презентации «Тринадцатой книги» в магазине «Арбат» и о тех проходимцах, которые купили ему билет до взорванного аэропорта на пятницу тринадцатого. Все! Решено! К черту всех! На сцене Маркус Крыми и Лена. Но он не станет ее охмурять словами. Какая любовь может быть у старика и молодой женщины.
Он поворачивает голову к иллюминатору. За толстым непробиваемым стеклом иллюминаторов плывут свинцовые облака. — Это последнее, что мы увидим в этой жизни. — Новая волна страха накатывает на старика. У него сжимает сердце, как при инфаркте. Его преследует мистический рекламный слоган: «Взорванный аэропорт — взорвет самолет!». Неожиданно он вспомнил, как умирал Вольф Мессинг. В конце жизни Вольф Григорьевич стал беспомощным человеком, измученным болезнями, потерявшим свою магическую силу. Гипноз, внушение, телепатия — все это с годами куда-то уходит. И тот, кто всю жизнь творил чудеса, превращается в больного никому не нужного старика.
Боль за грудиной нарастает. Старик дышит широко открытым ртом. Он задыхается и отключается от окружающего мира. У него кружится голова, он перестал реагировать на слова своей соседки. Лена что-то ему говорила, но он не слышал ее. Маркус видит страшный финал своей жизни. Во время посадки самолет цепляет кроны деревьев, разваливается в воздухе на куски и падает в болото.
Лена хватает за руку старика и кричит в самое ухо: «Вам плохо? Вы меня слышите?».
— Я вас слышу, — наконец обретает дар речи старик. — Мы будем говорить с вами о любви, детективах и героях моих книг.
— Эти разговоры нас не спасут. Мы все равно погибнем, — придвинувшись к самому уху старика, зашептала женщина. — Спасения нет! Это случится во время посадки. Взорванный аэропорт — взорвет самолет!
— Этого не будет, — попытался успокоить женщину старик. Но он был неубедителен, потому что уже сам поверил в неминуемую трагедию. — У нас еще есть время. Можно предупредить экипаж.
— Нам никто не поверит, да они и сделать ничего не смогут. Потому что это судьба, — откинулась на спинку кресла женщина.
— Вы меня убедили, — взял себя в руки старик. — Если мы не можем повлиять на предстоящие события, тогда есть смысл поговорить о прошлом. Может, в этом прошлом и спрятан ключ к спасению? — Маркус уже не думал о диалоге с женщиной. Театр исчез из его подсознания, как и не сыгранная им последняя роль в спектакле по имени жизнь. Роль ученика Мессинга, спасающего людей от неминуемой смерти.
— Расскажите о своих книгах. Откуда вы берете сюжеты? Как можно стать героем ваших книг?
«Ей не нужен ответ. Спросила, чтобы спросить. Так спрашивают на улице у знакомого: „Как здоровье?“, надеясь услышать короткое: „Не дождетесь!“, чтобы продолжить путь с чувством исполненного долга», — подумал Маркус, но вслух ответил.
— Все, кто когда-либо встречался со мной, — рано или поздно попадали в переплет, — продолжал старик. — Дело в том, что в моих романах много разных людей. Я даже не знаю, откуда они берутся и зачем они нужны читателю. Проблема в том, что я не учился этому ремеслу. Мои детективы рождались из хаоса, из какой-то запутанной истории, которую я пытался распутать сам. Иногда — это удавалось, и тогда появлялась книга и читательские отклики, но чаще мне не удавалось раскрыть преступление, потому что главные герои действовали нелогично. Они представлялись мне сумасшедшими артистами, разыгрывающими перед единственным зрителем бездарные спектакли. Эти истории так и остались незавершенными главами новых книг. Однажды я даже попытался собрать вместе эти нереализованные сюжеты под одной обложкой, но детектив не получился, потому, что в главные герои пробились неадекватные люди с большими черными тараканами в голове.
— Сумасшедший не может быть героем детектива, — решила прервать поток сознания своего соседа Лена. Ее поразило фраза старика: «неадекватные люди с большими черными тараканами в голове».
— Я знаю, о чем вы сейчас подумали, — одними губами усмехнулся старик. — Вас смутило, что я добавил к газетному штампу два слова «большие и черные». Всего два слова, которые не меняют смысл, не усиливают и не уточняют привычный образ. Но эти два слова в виде нового образа проходят в ваш мозг, минуя все стандарты и правила. Признайтесь, от этих слов вам стало как-то неуютно, потому что вы живете по придуманным людьми правилам. И из-за этих стандартов вы не можете представить себе сумасшедшего героя детектива. А вам не приходила в голову мысль о том, что самые страшные преступления чаще всего совершают именно сумасшедшие?
— Вы пытаетесь меня запутать. Одно дело реальное убийство, совершенное душевнобольным, и совсем другое — «детективное чтиво». У детектива существуют законы жанра. На первой странице труп и главный подозреваемый. А дальше автор бросает ложный след, обвиняет в убийстве невиновного, сделав ложную версию весьма правдоподобной, и когда в эту версию поверят все, называет истинного убийцу. И никаких сумасшедших. Вы просто не имеете права делать героем детектива сумасшедшего с его извращенной логикой, — неожиданно втянулась в дискуссию Лена. — Я очень люблю детективы. Если интересная книга, то я буду ее читать всю ночь. И не дай бог, если в книге на последних страницах пропадет логика, или появится спрятанная от читателей автором ГЛАВНАЯ УЛИКА. Я не возьму больше в руки ни одной книги этого писателя. И еще, насколько я знаю, логика сумасшедшего — это отсутствие всякой логики.
— Возможно, вы и правы, но не во всем. Скажите честно, вы можете поверить в то, что серийный убийца людоед — нормальный человек?
— Нет.
— А врачи взяли и признали его нормальным для того, чтобы избавить эту землю от страшного монстра. Они не хотели держать людоеда всю оставшуюся жизнь в психиатрической больнице. И теперь, из-за этой бумажки-экспертизы, мы должны относиться к людоеду, как к нормальному человеку, — продолжил раскручивать людоедскую тему Маркус Крыми. — Мало того, теперь этот преступник, с его людоедской логикой может стать героем детектива из-за того, что врачи-психиатры приговорили его к расстрелу. Я думаю, для вас очевидно, что к расстрелу людоеда приговорил не суд, а врачи психиатры. Всего одно слово на казенной бумаге ВМЕНЯЕМ, и сумасшедший людоед попадает в камеру смертников.
— И правильно сделали врачи, зачем таким людям даровать свободу, — поддержала решение экспертов Лена. — Я бы на их месте поступила точно так же.
— Вы бы отправили душевнобольного человека на расстрел? — удивился Маркус. — А как же право на справедливый суд и для кого писаны законы в этой стране? Не может молодая симпатичная женщина быть такой кровожадной.
— Может. Еще как может! Маркус, вы не знаете женщин, но вы их увидите, особых женщин, — с угрозой проговорила Лена.
— Вы говорите о шахидах? — напрягся Маркус. И тут до него стал доходить особый смысл сказанных слов. На борту самолета, похоже, она не одна такая.
— Мне понравился ваш фильм про журналиста Марата, — ушла от вопроса Лена.− У меня сложилось впечатление, что это была реальная история. Я бы хотела с ним встретиться не во сне, а в реальной жизни.
— Если мы останемся живы, то вы с ним обязательно встретитесь, — пообещал Маркус. — Скажите, только правду, а чем он вам понравился?
— Симпатичный мужчина, с порочной идеей в голове, способный на мужской поступок. Разве этого мало? — пристально посмотрела на Маркуса женщина.
— Красивого мужчину полюбить не сложно, — глубокомысленно проговорил старик. — И в этом я на вашей стороне. Мне самому нравились красивые молодые женщины с ногами от ушей. Мне были неинтересны те, кто старше меня. Возможно, что в свои двадцать лет я был не прав, но в то счастливое время тридцатилетние «старухи» меня не интересовали. Женщина для меня всегда была объектом любви, а не субъектом умных разговоров о политике, литературе, театре.
— Стандартное поведение самца, — скривила губки Лена, — вы не хотели видеть в женщине личность. Вас интересовало ее тело, ноги, губы…
— И что в этом плохого, — усмехнулся Маркус Крыми, — я любил женщин за то, что они женщины. А те, кто изображал из себя недотрог-феминисток, превращались в спортивный кубок, к которому надо было прильнуть ради спортивного интереса. Это была одноразовая любовь!
— Вы их брали силой? — Лена уже с интересом смотрела на старика. Вначале она вообще не видела в нем мужчину.
— Нет, что вы. Уболтать можно любую словами, жестами и внушением. Бывало, удавалось даже превратить ледяную снежную королеву в пылающий вулкан страсти, но это было исключением из правил. Обычно, те, кто изображал из себя феминисток и борцов за равноправие полов, были настолько неинтересны и скованны в постели, что второй раз встречаться с ними не было никакого желания, — скривился, как от лимона, Маркус. — У меня даже была своя теория. Я полагал, что феминистками становятся неудовлетворенные фригидные дамы после тридцати, страдающие психопатиями и неврозами. Отказ от секса с мужчиной и продолжения рода — болезнь, патология, которую надо лечить.
И если сейчас перекинуть мостик из прошлого в будущее и заговорить о вас, как о женщине, то можно предположить, что вы подпадаете под эту категорию дам. Я дотрагиваюсь до ваших рук, и чувствую дыхание ледника. Вы не способны на сумасшедшую любовь, вас устраивает монотонная жизнь в браке, ваш бизнес, который никогда не сделает вас по-настоящему богатой женщиной. Только не подумайте, что я пытаюсь вас унизить или оскорбить. Но у меня такое ощущение, что молодой красивый мужчина не сможет стать вашим близким другом или любовником, потому что вы ему будете неинтересны, как женщина. Вы меня считаете стариком, но ведь и вы уже, как говорил поэт, «пожившая-поднаторевшая». А молодость — это когда горят глаза при виде красивого мужчины, когда женщина готова броситься на шею незнакомцу и утащить его в омут любви.
Слова старика не на шутку обидели Лену. Она не считала себя фригидной старухой, ледникового периода.
— Вы не правы, — наконец, произнесла Лена, — вы не разбираетесь в женщинах, не знаете меня и… несете всякую чушь.
— Скрупулезно подмечено, — улыбнулся Маркус Крыми, — не мне судить, разбираюсь я в женщинах, или нет, но я сказал то, что думаю, и это стопроцентная правда. Или у вас есть реальные аргументы, которые поставят под сомнения мои выводы.
Старик откровенно брал женщину «на слабо». Защищаясь, она должна была хоть что-то рассказать о своих любовниках и о тех, кто мог закодировать ее «страхом смерти». Прием, честно говоря, «детсадовский», но в данной ситуации он должен был сработать.
— Вы добиваетесь от меня предсмертной исповеди, а может, вы хотите узнать, какая я бываю в руках любимого человека? — перешла в атаку Лена.
— Ставлю сто против одного, максимум, на что вы способны, — это имитировать оргазм в кровати с мужем, — Маркус демонстративно отодвинулся от женщины, поправил очки и заявил с насмешкой. — Лена, вы даже и этим не занимаетесь. Так, двухминутная обязательная программа, и все.
— Показала б я тебе, дедушка, как я умею любить, но ты ж умрешь от этого, –неожиданно зло проговорила Лена. Слова старика ее просто взбесили. Лицо женщины раскраснелось, глаза метали молнии в сторону вздорного старика. Она уже не контролировала себя и готова была придушить гипнотизера, который откровенно издевался над ней и ее мужем.
— Не обижайтесь, я пошутил, — неожиданно сменил тон Маркус. — Я ищу причину вашей болезни. И ваши любовники меня интересуют в качестве… подозреваемых в теракте. У меня сложилось впечатление, что этот страх и спазмы в животе вызваны какими-то лекарствами или наркотиками. Вспомните, что вы принимали перед полетом.
— Вы ошибаетесь. Я не принимаю наркотиков, и у меня нет любовников. Я порядочная женщина. И на этом ставим точку, — зло произнесла Лена.
— Не принимала, значит, не принимала, — чуть слышно пробормотал Маркус Крыми. — Я не Господь, могу ошибаться. 24 декабря 2016 года "КОД СТРАХА" МАРКА АГАТОВА «AMAZONE»
|
