Утром из реанимации его перевели в палату «инфарктников». Он хотел идти по коридору сам, но его усадили в кресло.
— Вам нельзя ходить, — мягко сообщила жгучая брюнетка в белом халате. На вид ей было лет сорок, сорок пять. Он знал, что нельзя. Врач «скорой» написал на кусочке картона «подозрение на инфаркт».
В шестиместной палате две кровати были свободны. Одна стояла у самой двери, другая у окна.
— Из окна дует, — сообщил маленький тощий мужичонка, шмыгая носом.− Меня зовут Вася.
Он выбрал ту, что стояла у двери. Молча лег на кровать и прикрыл глаза. После реанимации он хотел полежать в тишине. Подумать о своей жизни. Потом пришла та же медсестра, на лице ее теперь была маска из белоснежной марли. Она закрывала ее губы и нос.
— Я вас уже где-то видел, — сообщил мужчина.
— Я тоже, ночью в реанимации.
— Мне кажется, что я вас видел раньше, много лет назад, а вот где — не помню.
— Главное, чтобы мы в будущей жизни с вами больше никогда не встречались, — тихо произнесла медсестра и, установив капельницу, вышла из палаты.
Мужчина обреченно смотрел на падающие в систему капли. Неожиданно у него закружилась голова, и он полетел куда-то вниз, в пропасть.
«Надо дернуть за кольцо и раскрыть парашют», — подумал больной, но ничего не сделал для своего спасения.
Потом он оказался в длиннющем черном тоннеле. И летел уже не вниз, а параллельно земле. Вдоль стен висели лампочки, но они не горели. Минут через пять он вырвался из темноты и увидел горящий факел. Один, другой, третий. И тут дорогу ему преградил сержант с карабином в руках.
— Стой! Стрелять буду! — громко крикнул сержант, направляя на него ствол карабина.
— Стреляй! — улыбнулся мужчина в больничной пижаме. — Я из «инфарктной» палаты.
— Значит, ты уже готов к исповеди?
— А ты кто такой, чтобы мне вопросы задавать? У входа в рай меня должен был встретить седой старик с бородой. Я его на картине видел.
— Ты же атеист, грешник. Тебе в рай не положено, — радостно сообщил сержант. — Я тебя сейчас пристрелю, и мы навсегда закроем тему.
— С каких это пор у входа в рай расстреливают тех, кто пришел к ним сам?
— Я часовой, лицо неприкосновенное, — сообщил сержант. — И убить тебя должен был еще при твоей жизни, но не смог.
— Струсил? — уточнил больной. Разговор с часовым в советской военной форме ему не понравился.
— Да, — я не смог выстрелить из этого карабина, — зло крикнул сержант. Если бы тогда я убил тебя, то все было б иначе.
— И за что ты меня хотел убить? — спросил мужчина в пижаме.
— Ты девушку у меня увел.
— Из-за бабы мужика убивать? Глупо, — больной внимательно посмотрел на сержанта, но так и не вспомнил, кто он и откуда. — Ты, хоть, скажи, как ее звали. А то умру и не узнаю, из-за кого пострадал.
— Ее Матильда звали, — сообщил сержант, передергивая затвор.
— Хорошо, хоть не Наташа, — чему-то своему улыбнулся мужчина из «инфарктной» палаты. — В Турции все русские бабы «Наташи». Не было у меня Матильды. А Наташи были. Может, ее Наташа звали?
— Нет, Матильда.
— Ошибочка вышла, сержант. Ты все перепутал. Не знаю я никакой Матильды. И тебя первый раз вижу! — неожиданно выдал инфарктник.
— Матильда — моя жена, — неожиданно признался сержант. — Перед смертью она клялась, что ты у нее был первый. Из-за чего я был обречен воспитывать твоего сына.
— Ага, первый?! — пропустив историю с сыном, возмутился мужчина в пижаме. — У меня та же проблема. Все бабы, у которых я был не первым, говорили, что я второй. Даже если у нее там целый полк побывал в гостях.
— Матильда не такая.
— Слушай, я что-то слышал про твою Матильду. Она балериной была?
— Балериной, но она не была любовницей царя, потому что он святой! Учитель оклеветал ее. надругался над царем! — безумно вращая глазами, закричал сержант, нажимая на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Пуля пролетела рядом с больным, но в него не попала.
— Придурок, левее надо было брать, левее! На моем карабине прицел сбит, — крикнул мужчина в пижаме, вырывая из рук сержанта оружие.
Потом он летел по черному тоннелю куда-то вниз, распугивая выстрелами из карабина черные тени огромных крыс. Ему показалось, что прошла вечность. Неожиданно в конце тоннеля он увидел свет, яркий безжизненный свет, и услышал знакомый голос соседа по койке.
— Я же говорил, что он станет четвертым. Четвертым покойником за последние сутки на этой кровати. Костя, давай мандарин, я выиграл.
— Погоди, надо врача позвать, пусть подтвердит официально, — отмахнулся от Василия Петухова толстый неповоротливый мужик с одутловатым лицом.
— Не надо ничего подтверждать. Он умер, я выиграл! Давай мандарин.
«Суки, они еще пари заключили. Выживу, убью всех! — пронеслось в голове у вернувшегося с того света больного. И тут он все вспомнил. — Ну, конечно же, меня отравила медсестра. И зовут ее Матильда. А откуда взялась тогда балерина вместе с царем и каким-то учителем?».
Мужчина открыл глаза. В палате никого не было. Из радиоточки мужской голос требовал запретить фильм «Матильда» и сослать на Соловки Учителя.
www.agatov.com
