Недостача регионального сознания, или Изломы островного регионализма
Сергей ГРАДИРОВСКИЙ и Татьяна ЛОПУХИНА отвечают Сергею КИСЕЛЕВУ
Одиннадцатой годовщине Первого всекрымского референдума 20 января
посвящается
"На больших высотах небоскребов вдоль бульвара 20 января
с первыми лучами солнца появились красные и трехцветные флаги.
Чем выше поднималось солнце, тем гуще становилась толпа
на широченных тротуарах главного бульвара Симфи...
- Русская армия собирается драться?..
- Мы собираемся капитулировать..."
Василий Аксенов. "Остров Крым"
Блестящая статья Сергея Киселева в 3-м номере журнала "ОстровКрым" за
апрель 1999 года "Пять постулатов крымского регионализма" захватывает
любого, кто чувствует крымскую землю как обетованную. Но когда чувства
остывают, возникают вопросы, которые время и минувшие годы "автономного"
существования не сняли, а напротив - лишь актуализировали. Следует ли
рассматривать наш полуостров как "идеальный регион"? Какая пропасть
лежит между регионализмом, "данным нам в ощущениях", и региональным
сознанием - в ощущениях нам не данным? Но ведь именно последнему мы
обязаны политической историей той или иной земли. Почему выявленные
С.Киселевым уникальности не превратились в уникальную же политическую
историю и хотя бы элементарную культурную политику? Иными словами,
почему Остров Крым так и не стал субъектом истории, оставшись
мифо-поэтическим феноменом? Почему островной люд так позорно согласился
на капитуляционную конституцию? Более того - по факту, скорее,
облегченно вздохнул, когда Леонид Грач хоть что-то выжал и добился от
Киева. Что это? В какой-то момент захотелось элементарного порядка?
Какой порядок мог исходить от геополитически и геокультурно не
определившегося Киева с его "многовекторной политикой", теперь ясно
каждому. Но неужели четыре года назад это являлось загадкой? Тогда,
может быть, собственных сил на установление хотя бы примитивного
внутреннего островного порядка, в том числе легитимации отношений,
никаких и не было? Или всем стало ясно, что ни к государственному
строительству, ни к культурной политике, ни к примитивному
элитообразованию и, главное, системе договоренностей с целью отстаивания
общих интересов сообщество оказалось не готовым? Это почти приговор! Что
мы все эти годы наблюдали? - Объяснимую алчность и мелкотравчатую
корысть одних, детские обиды на Москву (и Россию скопом) других, поиск
элементарных ниш благополучия в складывающемся государстве третьих...
Мелко.
Вывод первый: пять постулатов регионализма не являются достаточными для
появления и утверждения стойкого регионального сознания. То есть -
безотносительно к Крыму - наличие географических, этнических,
исторических, хозяйственных и политических "симптомов" регионализма
может оказаться недостаточным для удачного регионального проекта, а
отсутствие некоторых из числа этих пяти - отнюдь не помешать
возникновению и реализации его.
Попробуем это обосновать. Итак, пять данных нам в ощущениях постулатов
крымского регионализма.
1.
Природная или географическая "уникальность" почти-острова.
"Причлененность" Крыма к материку в гораздо более позднее геологическое
время - факт, с трудом опровергаемый. Но что вообще считать уникальным?
Что считать неповторимым и отличным от других регионов - многообразие
типов и видов или, наоборот, их предельную скупость? К примеру, пустыня
Намиб уникальна или нет? А дельта Волги? В природном, географическом
смысле не менее уникальны Сахалин и Кольский полуостров, может быть, еще
более уникальны Ямал и Камчатка, но кому известны региональные проекты
их местных сообществ? Даже наделение Сахалина статусом субъекта
Российской Федерации и наличие автохтонной губернской власти не развило
его способности к культурно-политическому регионализму.
Здравое замечание С.Киселева о том, что "географическая изолированность
и многоликость ландшафтов, обусловливающая высокий уровень
привлекательности, соединяется в специфическом факторе, постоянно
воздействующем на психологию местного населения и накладывающем
неизгладимый отпечаток на его характер", всегда можно продолжить: как и
во многих других местах. Ведь остается вопрос: что открывает "ящик
Пандоры" регионального строительства? Взять, к примеру, Приднестровье:
очевидное отсутствие географической изоляции и однообразие ландшафта -
полоска суши вдоль пьяно петляющего Днестра, просто часть Украины (явно
противоположенные Крыму условия) - привели к гораздо более рьяному
проявлению регионального сознания (во всяком случае, приднестровцы
оказались готовы отстаивать свои идеалы, в первую очередь языковые, с
оружием в руках).
Таким образом, ключевым вопросом данного постулата мы считаем, конечно
же, не вопрос о том, что считать уникальным, но - является ли очевидная
природная уникальность Крыма достаточной, т.е. "запускающей"
региональное сознание?
2.
"В не меньшей степени, чем природным, Крым выделяется этническим
своеобразием" - самый расхожий аргумент поборников уникальности
почти-острова. В связи с этим наш второй тезис: этническая уникальность
Крыма давно перестала быть таковой. У Крыма уникальная этническая
история - уникальное прошлое, но не настоящее. Так что же мы имеем?
Не более 12% крымских татар (без учета Севастополя, а с Севастополем -
примерно 10%: 260 тысяч на 2,6 млн. островитян) на фоне достаточно
сплоченного в языковом и культурном отношениях славянского населения.
Такие пропорции в современных условиях - не показатель уникальности
этноструктуры территории. Например, в ряде европейских стран и штатов
Северной Америки количество эмигрантов мусульманского происхождения
составляет сходную долю. Но это, как правило, социо-культурно чуждое
население. Ситуация в целом ряде регионов на Волге (даже если избежать
ссылок на республики Татарстан и Башкортостан) иная: там имеют дело с
социо-культурно однородным населением, но зато пропорции порой куда
более разительные. Да и в целом в России существуют микро и
макрорегионы, сильно и по преимуществу отличающиеся по этносоставу от
привычных представлений о русском Севере.
Далее. Различия между русскими и украинцами в Крыму вообще не поддаются
никакому анализу. Что из того, что Леонид Грач или Андрей Сенченко
украинцы? Евреи после массовой алии уже сегодня представляют скорее
редкий вид, чудом внесенный в Красную книгу, с соответствующими
выводами: беречь и еще раз беречь; на те же страницы смело занесем
крымских аборигенов - крымчаков и караимов, а также почти легендарных
крымских итальянцев и незаметно растворившихся балаклавских греков.
Где-то там же оказались косвенные наследники Готенланда. Ни у одного из
упомянутых народов - ни своеобразного быта (кроме музейного), ни живого
языка (не в том смысле, что на нем уже никто не говорит, а в смысле
развивающегося языка), ни ренессанса культуры, т.е. никакой культурной
политики. Кроме запылившегося фольклора, семейных альбомов и нескольких
мифологизированных монографий - ничего.
Что касается любимых нами армян, то последнее, сделанное ими в
культурном пространстве острова, - это установленный Анушеваном
Даниеляном в Симферополе на площади Советской памятник братьям
Айвазовским. После выдавливания упомянутого сына Арцаха и его
творческого соавтора Владимира Шевьева в Армению говорить о сильной
армянской общине, влияющей на островную политику, также не приходится.
Представьте, что вы не помните о богатой истории Крыма. Что заставит
ощутить, что вы находитесь в поликонфессиональном регионе? Памятники? -
Они мертвы и играют такую же роль, как памятники христианства в
современной Турции (там тоже кое-где служат, например,
Константинопольскому патриарху разрешено служить пару раз в год) или
памятники древнеегипетской культуры в современной демократической
арабской республике. Это не Иерусалим, где все близко и живо (возможно,
потому и кровоточит). Может быть, рынки, в последнее время ставшие неким
вотчинным достоянием одной из "коренных" наций острова? - Но если вы
окажетесь на "привозе" в каком-нибудь российском городе, то увидите все
те же "инородные", такие близкие лица (обычно "кавказской
национальности"). Может быть, отличия сохранились в быту, так сказать,
под покровом семейного воспроизводства? Увы, современный быт жителей
Крыма начисто лишен какого бы то ни было этнического или
конфессионального своеобразия (за исключением отдельных религиозных
семей и нескольких общин и приходов).
Итак, мы все больше имеем дело с этнокультурным многообразием, т.е.
многообразием памяти, но не многообразием национальным, т.е.
многообразием настоящего и тем паче - будущего. Различия между
представителями молодежных субкультур гораздо очевидней, а языки
различных профессиональных сообществ отстоят друг от друга гораздо
дальше, чем языки, на которых говорят сегодня в Крыму те же армяне и
украинцы.
А вот вопрос этнической мобилизации в интересах тех или иных
национальных элит остается по-прежнему актуальным. Считается, что в
России этот процесс пошел на убыль, а в Крыму и Украине?
Ситуация с отсутствием до поры до времени в Крыму межнационального
конфликта, в то время как по периметру границ России и бывшего соцлагеря
таковые стали нормой, весьма прозрачна. Здесь мы полностью солидарны с
С.Киселевым: доминирование единого социо-культурного стандарта,
во-первых, и явное доминирование русского - связующего - этноса,
во-вторых, и обеспечили отсутствие конфликтов. Крым только подтвердил
это правило. С этим же, кстати, связана и поразительная
безынициативность русского населения полуострова: здесь ему в реальности
НИЧТО не угрожает.
Впрочем, как водится, кто-то по любому вопросу имеет особое мнение:
"...Отсутствие открытых конфликтов в Крыму определяется, в основном, двумя
факторами: крымско-татарское национальное движение традиционно
придерживается ненасильственной формы борьбы как единственно возможной
стратегии, и авторитет меджлиса, самодисциплина крымско-татарского
народа не позволяют инцидентам перерасти в пожар войны", - считает Надир
Бекиров (Алядинова Л. Проблемы крымских татар в международном аспекте. -
"Голос Крыма", №02 (426), 11.01.2002). При этом Надир-ага, видимо, не
замечает иного смысла своего высказывания, которое фактически указывает
на единственный источник конфликтов в Крыму - крымско-татарское
политическое национальное движение, которое исключительно в силу неких,
видимо, изменяемых, этических или - проще всего - тактических установок
конфликт не развязало. Ситуация, однако, может измениться - в этом,
пожалуй, едины все. И мы можем быть уверены, что тогда "русскоязычное"
население поведет себя принципиально по-иному.
3.
"Отличие крымской истории от истории Украины", действительно, настолько
очевидно, что даже не требует доказательств (особенно в ситуации
отсутствия истории Украины как таковой - см., например, статью Марка фон
Хагена "Имеет ли Украина историю?"). Пока есть истории различных земель,
в разное время являвшихся частями тех или иных субъектов исторического
процесса - Речи Посполитой, Австро-Венгерской и Российской империй,
Румынии, Крымского ханства, Византийской и Османской империй и т.д.
История Дикой Степи не менее не схожа с историей Подолья или Волыни.
Кстати, конфессиональное отчуждение православных, католиков, униатов и
греко-католиков Западной Украины временами бывало куда более кровавым и
непримиримым, нежели противостояние православных, караимов и суннитов
Иосафатовой долины в Бахчисарайском районе. В этом смысле даже такая
яркая историческая характеристика Крыма, как поликонфессиональность, не
является столь уж уникальной для Украины.
Готовность творить историю и есть свидетельство наличия регионального
сознания. Сами по себе пять постулатов С.Киселева есть свидетельство
зачатков такого сознания и одновременно - недостаточности его.
Региональное сознание укрепляется творимой историей, история проявляет и
закрепляет региональное сознание. История прошлого крайне податлива и
легко пересобирается под историю будущего. В связи с этим история
прошлого есть фактически у всякой земли. Более того, этих историй
множество и каждая из них - памятник какому-то историческому проекту.
Крым это демонстрирует своей уникальной и насыщенной полиисторичностью.
Скажем более откровенно: современное противостояние русских и
крымско-татарских интеллектуалов разрушает миф о "принадлежности к
единому историческому потоку", подчеркивая первоначальную мысль
С.Киселева о полиисторичности островного пространства - особенно
сегодня, в отсутствие покрывающего, доминирующего политического проекта.

История сама по себе мертва. Оживляет ее не праздное любопытство, а
практическая задача обустройства настоящей жизни. Тогда она имеет
значение: питает умы, восхищает сердца. История - как полезные
ископаемые: пока нет технологий их разработки и вовлечения в
производственные процессы, это никакие не ресурсы, а просто "закопанная
таблица Менделеева".
4.
"Специфика крымского хозяйства - это результат его исторического
развития последних десятилетий". Точно. Хозяйственные специализации
создаются на глазах. Они подвержены высокой динамике. Более того,
способность менять специализации, быстро разворачивать новые
производственные комплексы - качество лидера в современном мире. Поэтому
уникальность хозяйственная - не постулат регионализма, а свидетельство
программного подхода к развитию территориальных комплексов СССР. А вот
то, что конкретные специализации способны развращать население, - это
уже пример из советской истории полуострова или современной истории
Египта.
Обычно как специфическую для Крыма выделяют приморскую рекреацию. Но ей
от роду 150 лет, а как массовому феномену - и того меньше. Будет ли
приморская рекреация играть хоть какое-то значение в структуре доходов
населения полуострова лет эдак через 100, и вовсе никому не известно.
Утратит ли в связи с этим Крым свою специфичность? Пострадает ли его
регионализм?
Что касается сезонной ритмичности сельского хозяйства, то это специфика
не Крыма, но отрасли в целом, жестко привязанной к климатическим
особенностям, определяемым географическим положением региона: чем
севернее, тем жестче ритм.
Никого почему-то не смущает ставшее в последнее время привычным
выделение одновременно двух специализаций полуострова - рекреации и
сельского хозяйства. Ведь обе требуют совершенно различных типов
населения. И чем оно в таком случае отличается от прикарпатского
населения Украины? Очевидно, что это не уникальность Крыма, а
приобретенные, преодолеваемые характеристики. Например, (и вновь не
Крыму это решать) полуостров легко могут превратить в "проходную"
территорию, сделав ключевой специализацией транспорт.
И, наконец, часто хозяйственная уникальность территории служит главной
причиной уничтожения ее традиционной культуры (например, когда некий
район начинает представлять исключительный интерес для ТНК и они берутся
за производство там чего-либо).
5.
Наконец, политическая уникальность "бунтующего острова". Здесь также
немало мифов. Возьмем, к примеру, флот. Современный флот - инструмент
политики отнюдь не региона, но богатого и сильного государства, поэтому
наличие флота всем и всегда позволяло привязать некую территорию к
метрополии, выделить ее не ради обособления, но ради нового уровня
связности. Флот сыграл дурную шутку с Крымом: понятно, что Киев не мог
позволить кому-либо иметь у себя под боком столь мощный и, одновременно,
не управляемый арсенал, а расчет на Москву оказался наивен.
Но самое главное - оценивая политическую уникальность Крыма, неплохо бы
помнить, что цыплят по осени считают. Пока же попытки заявить о
"политической уникальности" регионального сообщества со стороны русского
движения закончились ничем. На очереди татары.
* * *
Суммируем. Говоря о постулатах крымского регионализма, целесообразно
говорить, безусловно, о географической особенности, которая зиждется на
уникальной геологической истории "причлененного" почти-острова,
породившей особенности ландшафтные, зоо и ботанические (все остальные
особенности являются таковыми исключительно "на теле" Украины).
Во-вторых, с оговорками и экивоками на историю вопроса - об этнической
особенности. Далее - особенности языковой, хоть отчасти, в отличие от
материковых областей Украины, закрепленной конституционно. В-четвертых,
можно долго и интересно рассказывать об особенности конфессиональной.
В-пятых, необходимо, упоминая историческую и политическую особенности,
говорить о них как о единой, ведь политика есть острие истории,
пространство ее созидания, поэтому это не видовое, а временное различие.
На наш взгляд, говорить об экономической или хозяйственной особенности
стоит совсем в другом ключе: слишком прикладной характер носит
специализация той или иной территории в современном мире (такие
особенности легко создаются под политический проект). Интерес
представляет наличие на полуострове мощного каркаса советских
инфраструктур, но и здесь все не так просто. Обычно последующая форма
освоения испытывает только трудности с утилизацией наследия предыдущей
(яркий современный пример - Северо-Западный округ РФ).
Таким образом, не уникальность создает и пестует региональное сознание.
Но тогда - что же?
* * *
На наш взгляд, необходимо договориться о различении регионализма и
связанного с ним регионального мирочувствия - ощущения инаковости и
особости - и регионального сознания, проявляющего себя проектно, т.е.
коллективного сознания, способного на культурно-политические проекты,
оформленные как региональные.
Иными словами, региональное сознание тем и выдает себя, что проявляется
специфическим способом - порождая региональные проекты и программы. При
этом рамочную, сдерживающую роль играют отнюдь не экономические проекты,
а культурно-политические. За последнее десятилетие мы наблюдали немалое
количество экономических и инфраструктурных прожектов, но ни один из них
не был обеспечен культурно-политически, ни один не состоялся (не в
пример - удача СЭЗ "Сиваш", обеспеченная политическим проектом Куницына
и стоявшими за ним украинскими политиками и не носившая ОБЩЕКРЫМСКОГО
характера).
То, что крымское сообщество, столько говоря о необходимости энциклопедии
Крыма, так и не приступило к ее созданию (и пролоббированное решение ВР
АРК мало что гарантирует), в то время как куда менее "уникальные"
области Украины подобные проекты осуществили, говорит само за себя.
Нельзя сказать, что так ничего и не было сделано. Но сделанное всегда
носило локальный, очаговый характер, никогда - общекрымский, т.е.
политическим образом не оконтуривало регион. Боспорский форум, первая
версия "Таврических ведомостей", КЦГИ, "ОстровКрым" - все эти проекты
были нацелены на удовлетворение потребностей интеллектуальной части
сообщества. Результаты их и живут на узкой региональной прослойке.
Куда в большей мере крымское сообщество проявило волю к антисистемным
действиям. Истреблять конкурентов среди земляков оказалось сподручней,
нежели договариваться, а затем отстаивать общие цели и интересы. Так и
вспоминается язвительное: "Спалили мы Отечество, приятель. // Уж больно
дым его и сладок, и приятен..."
Столь же бесплодным был приход Грача, воспользовавшегося идеологией
уходящего прошлого, идеологией, позволяющей длить жизнь существующую,
вялую и безынтересную, но не организовывать новую. Нельзя влить молодое
вино в старые меха. Грач - трезвый политик, он это понимал, но
действовал, исходя из принципа политической целесообразности. Именно
приватизация "славного прошлого" позволила первому областному коммунисту
заполнить опустевший прилавок идеологии (а разве союзным пенсионерам,
наводнившим Крым в послевоенный период, без этого жить?). То, что это
ненадолго, обросший собственностью Грач также прекрасно понимает. Но
политик предпочитает действовать, а не рефлектировать. Содеянное Грачом
- не вина, а особенность. Так Грач стал передышкой островной истории.
Поэтому островной регионализм оказался полым, пустым, непродуктивным;
поэтому он оказался дутым, элиты - развращенными, а люди - обманутыми.
Полость - первая особенность крымского регионализма. И это не
особенность политики Грача - это особенность именно крымского
регионализма: поверхностность его регионального сознания.
Другая особенность - это скоротечность. Короткий период независимости
Бахчисарая от Порты, республика Врангеля, а затем Багрова-Мешкова - вот
и все, что приходит на ум. Пожалуй, не густо, но и не пусто. А главное -
скоротечно. Всё - как передышка большой истории.
Третья особенность - это особенность формы - регионализм на изломах.
Исторические шансы островного регионализма пришлись на период аннексии,
гражданской войны да постсоветской общественной трансформации. Если это
врожденная особенность, то следующий исторический шанс Крыма будет
связан с очередным политическим поворотом (можно смело утверждать, что
поворотом геокультурным и только во вторую очередь - геополитическим).
Также нам следует помнить о другой особенности крымской истории, идущей
рука об руку с предыдущей, -массовых человеческих течениях, которые, как
правило, предшествовали или следовали тому или иному регионалистскому
проекту. Это тотальное выселение христианского населения до и массовая
миграция крымско-татарского и ногайского населения после аннексии Крыма;
миграционные потоки периода гражданской войны и "просачивание" белой
России сквозь горловину Севастопольской бухты; репатриация крымских
татар на излете советской эпохи.
Миграционные волны сопровождают проекты регионализации, но не являются
их первопричиной (заселение Крыма после 2-й мировой войны было куда
масштабней крымско-татарской репатриации 1990-х). На наш взгляд, проекты
регионализации вызывает исключительно угроза смены социо-культурного
статуса региона. При этом происходит ли реальное изменение или угроза
остается не реализованной - не суть важно. Что это значило в островной
истории? В первом случае - включение в пространство нового имперского -
российского - контроля и освоения. Во втором - переживание величайшего
слома, перехода всей Империи от одного этапа своей эволюции к другому,
переживания, общего для всей России, но, безусловно, особенного для
Крыма. В третьем случае - это активизация предназначения: в течение двух
столетий Крым формировался как русскокультурный анклав и после распада
СССР, наконец, стал таковым в составе другого государства.
Таким образом, крымский тренд свидетельствует о следующем: новый
регионалистский проект будет связан с осознанием очередной
социо-культурной угрозы и, вероятнее всего, будет сопровождаться
массовыми миграциями. Если мы с таким будущим не согласны, то придется
быть гораздо ответственней и благоразумней, для чего и необходимо
пестовать такой редкий и дорогой ресурс как региональное сознание.
Январь 2002 г.
Copyright (c) ОстровКрым, 1999-2002

вверх