Семен Водкин - имиджмейкер

Все события, описанные в этой книге, равно как и персонажи, являются не более чем вымыслом.
                                                                                                                                                                  Автор.

Великий комбинатор Семен Водкин.
В половине двенадцатого, с северо-запада, со стороны деревни Чмаровка, в уездный город Н., вошел молодой человек лет двадцати восьми. За ним бежал беспризорный.
…В город молодой человек вошел в зеленом в талию костюме. Его могучая шея была несколько раз обернута старым шерстяным шарфом, ноги были в лаковых штиблетах с замшевым верхом апельсинового цвета. Носков под штиблетами не было. В руке молодой человек держал астролябию.
Остановитесь, господа! Это все вранье и клевета. Семен Водкин в уездный город Н. не вошел со стороны деревни Чмаровка, а влетел на шестисотом «мерсе». И в отличие от этого проходимца Бендера выглядел на все сто. Семен Водкин сверкал золотой фиксой, был чисто выбрит. На нем был черный смокинг, белоснежная рубашка и лакированные концертные туфли.
Подкатив с шиком к конторе местного рынка, Семен отпустил водителя и уверенной походкой прошел в кабинет директора – господина Базарова.
Вы еще не знакомы с Базаровым, господа? Это большое упущение с вашей стороны, потому что Базаров в уездном городе Н. был хозяином всех рынков. Ни один человек не мог торговать в городе без его высочайшего дозволения. Столетние старухи с жареными семечками, вечно пьяные рыбачки с дохлыми карасями, слесари-сантехники с ворованными кранами, прокладками, ржавыми вентилями – все платили Базарову. А иначе не могло и быть в уездном городе Н., где по сей день на площади стоит гипсовый идол с протянутой рукой то ли выпрашивающий подаяние у местной власти, то ли грозящий бывшим коммунистам своим вторым пришествием в благодатный Крым.
Стоп! Автор, похоже, снова что-то наврал. Оригинал, с которого был вылеплен этот загаженный птицами памятник, никогда в Крыму не был и весьма смутно представлял благодатное Черное море, забитую курортным людом Ялту и… господина Базарова, к которому направилась в данный момент не тень Дона Хуана и даже не сбежавшая от охранников московского мавзолея вечно живая мумия. К господину Базарову на переговоры прибыл известный российский мордодел Семен Водкин.
Господин Базаров сидел за длинным полированным столом, под государственным флагом и портретом самого гаранта Конституции. На вид ему было лет сорок – пятьдесят. Двухметрового роста, широкий в плечах и животе, он напоминал внешне японского борца сумо. Но Семен Водкин из-за жирных обвислых щек и узеньких свинячьих глазок сравнил его с боровом. Впоследствии, рассказывая автору о первой встрече с Базаровым, Семен пояснил, что боров – это такая большая свинья мужского рода, которая служит для того, чтобы покрывать свиноматок, и никакой полезной работы не выполняет.
Автор готов был поспорить с господином Водкиным по поводу его животноводческих познаний, посчитав, что тот несколько принизил социальную значимость весьма полезного животного, но потом передумал, так как Семен лично общался с господином Базаровым и ему было виднее, каким на самом деле должен быть человек-боров.
Но вернемся в контору рынка к первым минутам встречи Семена Водкина и господина Базарова:
- Я к Вам прямо из аэропорта, - начал он весьма внушительно. И, достав из бумажника визитку главы государства, на которой золотом было выбито всего три слова «Леонид Кучма. Президент», продолжил, - я был имиджмейкером самого гаранта. И учтите, меня приглашали не только на Банковую в Киеве, но и в Москву на Старую площадь. В этот момент по сценарию должна была последовать реплика господина Базарова и он даже приоткрыл рот, чтобы произнести слова восхищения, но, запнувшись на первой же букве, униженно закивал.
«Мерзкий толстый боров», - подумал мордодел Водкин и, выдержав театральную паузу, продолжил интимно: «Я лично знаком с главой администрации президента России и… этой самой, Украины».
Базаров отметил про себя, что Семен Водкин наверняка «русский шовинист», который никак не может смириться с потерей Украины. Других причин «заикаться» на слове Украина он не нашел.
«Надо с ним ухо востро держать, - подумал Базаров, чтобы палку не перегнул в агитации, а то не дай Бог дойдет до Киева и тогда никакие выборы не помогут: схарчат за «москальское» прошлое бывшего секретаря обкома Коммунистической Партии Советского Союза.
Уважаемые читатели, автор приносит свои извинения, потому что забыл вас предупредить о безупречном прошлом господина Базарова, который вначале девяностых был секретарем по идеологии обкома партии, и бескомпромиссно боролся «с украинскими националистами, бандеровцами и прочими фашистскими прихвостнями». А после «победы демократии», по совету своей супруги, публично сжег партийный билет, покаялся перед истинными патриотами, и возглавил местный рынок, где проявил недюжинные вымогательские способности.
Но, прежде чем продолжить наш занимательный рассказ о незабываемой встрече двух высоких договаривающихся сторон, автор, с вашего позволения, уважаемый читатель, вернется на месячишко назад, чтобы прояснить некоторые детали из биографии нашего главного героя.
Семен Водкин был человеком веселого нрава, любил хорошо поесть, не отказывался от рюмки коньяка, когда наливали, а из деталей своей биографии вспоминал только ту, что роднила его с Великим Комбинатором. Вы не ошиблись, господа, Семен Водкин, также как и Бендер, называл себя «сыном турецкоподданного». Собеседники считали эту фразу не совсем удачной шуткой, тем не менее, воздерживались от дальнейших расспросов. Но даже если б они проявили сверхнастойчивость, то все равно не узнали от Семена о трех его судимостях за мошенничество.
Семен полагал, что подобная информация вызывала излишнюю подозрительность у его собеседников и мешала дальнейшим человеческим контактам. К этому стоит добавить, что к своим судимостям Семен относился весьма негативно, а следователям после суда обещал натянуть глаз на одно пикантное место. Однако провести столь смелый физиологический эксперимент ему так и не удалось. Все три следователя, отправлявшие в свое время Семена Водкина в места не столь отдаленные, умерли. И что интересно, «следовательский мор» начинался за месяц до его освобождения.
Первым умер 38-летний Василий Иванович Чанов. Семен Водкин называл его Чапаем и грозил, что второй раз он не одолеет реку Урал. Так и вышло. За месяц до освобождения Водкина Чанов где-то подхватил элементарный грипп. Вызвал врача из поликлиники, который назначил ему какие-то уколы. На третий день у Чанова начался сильнейший, извините за подробности, понос, и он погиб в течение суток.
Нечто похожее произошло и с Борисом Павловичем Степановым. Майор милиции «упаковал» Семена в зону на пять лет, но встретить подследственного на свободе так и не смог. Он скончался в страшных муках от болезни печени. Причем установить точный диагноз не смогли не только терапевты и хирурги, лечившие Степанова черт знает от чего, но и местная знаменитость, патологоанатом Крючков. В медицинском заключении он написал, что Степанов умер от цирроза, но в частных беседах, после ста грамм спирта, говорил, что майор милиции был чем-то отравлен. Только яд этот современная медицина установить не может…
А вот третий следователь умер не от гриппа и не от цирроза. С этим у него все было в порядке. Серафим Иванович Голопузов, отправивший в зону Семена на семь лет, погиб под колесами трамвая во время командировки в Евпаторию.
Местные гаишники посчитали смерть Голопузова несчастным случаем после того, как не смогли доказать вины вагоновожатого в гибели офицера милиции и закрыли дело.
Вернувшийся после третьей отсидки Семен Водкин по поводу гибели третьего следователя говаривал, что Голопузова трамвай наказал за скверный характер, и он лично к его смерти не имеет никакого отношения. Этим словам можно было бы поверить, если б Голопузов был единственным следователем, пострадавшим накануне освобождения Семена Водкина, но ведь он был третьим…
Но оставим необъяснимое астрологам и экстрасенсам, пусть они по фотографиям усопших и расположению звезд определят истинную причину свершившихся катаклизмов, а сами продолжим знакомство с трижды судимым «заслуженным мошенником Советского Союза».
В далеком и туманном детстве Семен Водкин слыл отчаянным шалопаем. Впервые в милицию он попал в десятилетнем возрасте… за мошенничество. У продовольственного магазина Семен «подцепил лоха», мечтавшего приобрести паюсную икру – по тем временам страшный дефицит. Мужик об этом просил грузчика дядю Васю, но тот отказал интеллигенту в очках в связи «с наличием отсутствия» оного диетического продукта и незначительности навара, который предлагал любитель деликатесов сверх установленной цены на икру. Слышавший этот диалог Семен дернул дядю за рукав, вывел его из магазина и сказал, что может достать икру без проблем.
- У меня мамка тут работает, - не моргнув глазом, соврал Семен, - директором. Могу не только икру, но и колбаски копченой вынести, и молоко сгущенное.
Мужчина, немного посомневавшись, все же вручил «сыну директора» деньги, Семен протиснулся за прилавок, бросив грузчику, что идет к мамке, дядя Вася хотел что-то возразить, но не успел. Семен прошмыгнул в подсобные помещения и через «черный ход» выбежал на параллельную улицу, носившую имя вождя мирового пролетариата.
Интеллигент с полчаса крутился у магазина, а потом пошел к директору выяснять отношения. Мария Ивановна, понятно, ни о каком «шустром мальчонке» ничего не знала и, собрав в кабинете продавцов, продемонстрировала вымогателю фотографии своих двух прелестных дочурок.
А в это время Семен Водкин на свой первый «мошеннический гонорар» приобрел бутылку «Портвейна» три семерки, пачку сигарет «Прима» и килограмм леденцов.
Однако расплаты Семену избежать все же не удалось. Ровно через неделю, в троллейбусе, он нос к носу столкнулся с очкариком, который, ухватив юного мошенника за ухо, выволок его на улицу и притащил в милицию.
В детской комнате Семен вначале все отрицал и только после очной ставки с грузчиком магазина, который пообещал «отвернуть негодяю башку и вставить лампочку», расплакался и признался в содеянном.
- А я по справедливости хотел поступить, - сморкаясь в рукав, бубнил Семен, - чего он в очереди не стоял, как все. Грузчика деньгами унижал, а милиционера рядом не было, вот я и решил справедливость восстановить…
После этих слов начальник детской комнаты милиции, сделав внушение начинающему мошеннику, выпустила его на свободу, а пострадавшего, гражданина Климова И.С., попросила остаться, чтобы выяснить детали его биографии. И написать в НИИ «ЗАПСИБМАШ» письмо о недостойном поведении младшего научного сотрудника, пытавшегося через малолетнего школьника приобрести дефицитную икру.
- Докатились! – гремела на всю милицию начальница, - икру из-под полы всякие младшие научные сотрудники скупают! Да вы знаете, что из-за вас…
- Я ко дню рождения своему баночку хотел приобрести, попробовать! – лепетал униженный и оскорбленный мэнээс, но женщина-милиционер ему не верила и «телегу» директору НИИ все же отправила, в результате чего Климов И.С. последующие два месяца перебирал гнилую картошку на подшефной овощебазе.
Эту историю Семен Водкин не скрывал от народа и пересказывал ее по несколько раз начинающим мошенникам, пожелавшим освоить столь непростой бизнес.
- Главное в нашем деле, - поднимая указательный палец вверх, говорил он, - найти настоящего лоха, который сознательно идет на нарушение закона. Помочь ему в этом безнадежном деле и поиметь деньги, предназначенные для дачи взяток, незаконных подношений или приобретения дефицита. Но это еще не все. Высший пилотаж мошенничества заключается в том, чтобы жадного фраера наказали потом судьи, общественники и товарищи по работе. За мое первое задержание лох из НИИ получил два месяца общественно-принудительных работ на овощебазе. В те времена гнилую картошку, по решению партии и правительства, перебирали труженики многих городских предприятий, к заготовке овощей никакого отношения не имевших. Это была почетная обязанность каждого сознательного гражданина СССР и главный принцип социализма: «хошь картоху зимой трескать – сортируй гнилье на базе!» Потому что работяг на этих складах для продуктивной работы не хватало, а гнилья всяческого там был переизбыток».
Автор и на этот раз вынужден «вставить свои пять копеек», дабы внести некоторые исторические уточнения, так как Семен Водкин, неохваченный системой партийно-политической учебы, не совсем точно излагал главный принцип социализма, а он звучал примерно так: «От каждого по способности – каждому по труду». Но Семену Водкину нравился больше другой лозунг, в котором отсутствовало слово «труд»: «От каждого лоха – Семену Водкину на потребности!».
А теперь вновь вернемся из доисторического прошлого в наши дни. Авантюру с выборами Семен Водкин «обсосал» еще в зоне с одним головастым депутатом. Звали его Матвей Петрович Пердюков. Понятно, что с такой неблагозвучной фамилией он мог претендовать только на должность кассира в платном туалете или сторожа очистных сооружений. Пердюков сходил в ЗАГС и сменил свое неблагозвучие на дворянское Шереметьев.
- Через пять минут после выхода из ЗАГСА я стал другим человеком, -раскачиваясь на табурете, поведал Шереметьев-Пердюков окружившим его зэкам. Беседа происходила в бараке №7 УЯ-ЮЗ-1545. - Вы даже представить не можете, какие перспективы открывает смена фамилии. Шереметьева – голубую кровь и потомка великих русских князей – в пять минут зачислили в Дворянское собрание, присвоили титул, выдали клубную карточку и предложили составить генеалогическое древо.
- Ты чо, пидор, пала!? – заорал Иван Бугаев, двухметровый громила, утащивший с электроподстанции полтонны трансформаторного масла, вследствие чего жители его родной деревни «Путь Ленина» полгода потом сидели при лучинах. В зоне Бугаев при помощи кулаков пытался доказать свою причастность к воровской касте и очень боялся зашкариться о какого- нибудь тайного педрилу. - Его на воле к гинекологу посылали. Вы слыхали?
- Ты не понял, - замахал руками Пердюков-Шереметьев, - я не гинекологическое, а генеалогическое древо составлял.
- А какая, хрен, разница, – не отставал Бугаев, - все равно чем-то бабским от обоих слов несет. Ты лучше сам покайся, пока не поздно!
В следующую секунду Бугаев нанес нокаутирующий удар бывшему депутату Верховного Совета. На этом лекция о депутатском прошлом Пердюкова была завершена. Он отполз к своей шконке и надолго умолк.
Семен Водкин, пользовавшийся в зоне неоспоримым авторитетом при разрешении историко-филологических конфликтов, попытался успокоить Бугаева, и для начала, чтобы не подрывать его антипедрильскую бдительность, глубокомысленно произнес:
- Дворянское собрание, с одной стороны, явление чуждое нашему миру и объединяет в своих рядах и некоторое количество педрил, но есть среди них и вполне достойные люди. К примеру, Граф, мы с ним сидели в одной камере в тобольской пересылке. Так вот, Граф, как говорят менты, мошенник на доверии, был тоже членом дворянского собрания Санкт-Петербурга. По дворцам шастал с царскими особами, был обласкан самой наследницей престола Елизаветой.
- А на пересылке-то он как оказался? - не утерпел Бугаев.
- Так он обул этих графьев по полной программе, а одному из них сопатку расквасил. Так вот, кровь у того не голубая была, а что ни на есть красная. Понты это все! Но лохи клюют, бабки им на излишества всякие отстегивают. Почему б не попользоваться?
- Вот ты, Иван, как с зоны откинешься, что делать будешь? - незаметно перешел на личности Семен.
- Как что? Воровать пойду, - искренне удивился Бугаев, - сейчас цветной металл в ходу. На каждом углу барыги сидят, не то, что шмотье сдать некому. Да и не охраняют его сторожа.
- Тупиковый путь, - покачал головой Семен Водкин, - тебя ведь жители собственной деревни убьют, ежели опять их без электричества на полгода…
- Не убьют, - отмахнулся Иван. Разговор о воле ему явно нравился. – Я в нашем районе железную дорогу присмотрел, там дросселей нарубить можно сотнями. А за каждый дроссель барыга бутылку дает или эквивалент в рублях. Да за одну ночь можно полвагона водки выторговать.
- А ежели от твоих диверсий поезд с рельс сойдет? – еле слышно спросил Семен.
- Не сойдет, я проверял, - отмахнулся от Семена Водкина Бугаев. – Как дроссель вырубишь – у них светофор или гаснет, или красный включает. Мол, паровоз на пути…
В этот момент дневальный заорал отбой и зэки потянулись к своим кроватям, именуемым в зоне шконками. Дальнейшую беседу о депутатском прошлом Пердюкова-Шереметьева и тайнах избирательных технологий Семен Водкин провел в умывальнике, без свидетелей.
Автор попытался выведать подробности этого ночного разговора, но Семен Водкин искусно уходил от темы, скрывал детали, называя это производственной тайной. И в этом был свой резон, потому что теория, какой бы выверенной она ни была, без практического применения мертва. К тому же Семен Водкин пообещал графу Шереметьеву, в прошлом гражданину Пердюкову, что по выходу из зоны сменит имидж и займется выборами депутатов, причем всех уровней, от самого низшего до того, на котором спалился сам Пердюков - депутат Верховного Совета. Вот и вся присказка, как говаривали в детстве воспитатели детских садов, а если хотите – называйте это увертюрой или прелюдией. Сама же история взлета и падения Великого Комбинатора Семена Водкина еще впереди и ждет своего осмысления литературными критиками, милицейскими генералами и простыми избирателями, на которых в большей степени и рассчитано это высокохудожественное произведение, сочиненное автором на следующий день после избрания депутатов Верховного Совета Крыма.
Семен Водкин – российский гражданин – откинулся из кемеровской зоны холодным январским утром, отсидев от звонка до звонка отмеренный ему суровыми судьями семилетний срок.
Первым же поездом Семен выехал в столицу нашей Родины – Москву, но там долго не задержался. Конечный пункт его маршрута был подмосковный город Электросталь. Там, на пятом этаже панельной девятиэтажки, мошенника со стажем ждала «заочница» – знойная сорокалетняя дама из местного Дома моделей, по имени Ирина. Бурная молодость, а также четыре почивших в бозе мужа, и стойкое пристрастие к спиртному, создавали неповторимый интим во вдовушкиной квартире. Семен Водкин легко вписался в семейный антураж. И первую неделю ощущал себя турецким ханом, которому по утрам подносили в постель рюмку хорошей водки и хрустящий соленый огурчик.
Развлекаясь по пять раз на дню со знойной вдовушкой, Семен Водкин не забывал и о главном, что привело его в столицу – о выборах. Бывший депутат, а ныне зэка Пердюков-Шереметьев, снабдил Семена Водкина одним проверенным номером телефона, на котором должен сидеть «телефонный попка», собирающий со всего света информацию. Он же рассказал мошеннику как лучше поставить дело, через какие газеты оповестить народ о появлении нового избирательного мессии. Все эти инструкции Семен Водкин в точности исполнил. Он разместил рекламное объявление не в московской газете, а в крымском «Бизнесе», издании весьма объемном и солидном. Расчет оказался верным. Уже через два дня телефон в коммунальной квартире московской пенсионерки Галины Смердюковой раскалился докрасна. Богатые крымчане, пожелавшие стать депутатами местного парламента умоляли хозяйку срочно соединить с президентом международного концерна «Имидж», господином Водкиным. Старуха хорошо поставленным баритоном поясняла, что сейчас она этого сделать не может, так как господин Водкин вчера отбыл на переговоры в США, и записывала в школьную тетрадь номер телефона очередного крымского богатея, обещая при этом, что с ними непременно свяжутся сотрудники фирмы в ближайшие дни. Через неделю, на станции метро «Пролетарская», Смердюкова передала тетрадку Семену Водкину, получив с него обещанные 500 рублей. На этом первая фаза широкомасштабной аферы под кодовым названием «Выборы-2002» была завершена.

вверх                                                                                                                                                                                         NEW!

ОФИЦЕРА ОБЕЗВРЕДИТ СУД
Появлению Семена Водкина в Крыму предшествовали долгие и сложные телефонные переговоры. А чтобы не тратить лишние деньги, он снял за три бутылки водки у спившегося мужичишки однокомнатную квартиру на улице Кубанской, подключился к телефону его соседа, который целыми днями пропадал в своем НИИ, и стал накручивать крымские номера. Из всех клиентов, а их было два десятка, он остановил свой выбор на директоре рынков с характерной фамилией для этой должности – Базаров, хозяйке центрального универмага Скоробогатой и директоре пивобезалкогольного завода Непейпиво.
Последний собеседник Семену особенно понравился. По голосу чувствовалось, что человек он компанейский, пьющий, толстый и лысый. Звали господина Непейпиво – Артур Галимзянович. Московский мордодел тут же, навскидку, по телефону, предложил Артуру Галимзяновичу рекламный слоган: «Пейте пиво от Непейпиво!»
Пивному барону слоган не понравился и он долго рассуждал в этой связи об истоках его необычной для Крыма фамилии, потом сделал небольшой экскурс в историю пивоваренной промышленности города-курорта, а в заключении монолога подчеркнул торжественно и веско: «Непейпиво - исконно украинская фамилия и нести ее нужно с гордо поднятой головой».
На что Семен тут же ответствовал:
- А у меня фамилия исконно русская – Водкин и она тоже к очень многому обязывает. Надеюсь, вы меня правильно поняли?
- А як же ж, - радостно зацокал языком Непейпиво, - по секрету сказать, ведь мы основной доход не от безалкогольной лабуды тут получаем, а от, как это помягче выразиться, от нее, родимой…Так что и ваша фамилия в нашем ассортименте присутствует в полном объеме.
Договорившись о встречах, заслуженный мошенник СССР Семен Водкин, отправился на Курский вокзал за билетом. Для порядка покрутился у касс, поговорил с пассажирами и неожиданно передумал ехать в Крым. Дело в том, что у кассы №13 Семен Водкин засек элегантно одетого мужчину с дорогим кейсом из крокодиловой кожи. В правой руке он держал скрипку, вернее футляр из орехового дерева с причудливыми узорами и вензелями.
«На Страдивари похоже, - мелькнуло в голове у отпетого мошенника, - да ее ж толкнуть за миллион можно».
Скрипач брал билет до Киева в вагон «СВ» и очень настойчиво просил выделить ему нижнюю полку.
- Поезд отходит через три часа, вагон тринадцатый, место тринадцатое, - прогнусавила кассирша в микрофон, – до Киева.
После ухода скрипача к окошку, растолкав пассажиров, протиснулся Семен Водкин.
- Мне до Киева, на сегодня, в тринадцатый вагон и, глянув на часы, добавил, на тринадцать часов, в вагон «СВ».
- Одно место осталось, двенадцатое, - пробубнила кассирша и назвала цену.
Семен, вывернув все свои карманы, с большим трудом наскреб нужную сумму, схватил билет и побежал в аптечный киоск.
- От давления, клофелина пачку, - подмигнув молодой провизорше, попросил Семен.
- А у нас есть от давления лекарства и получше, - тягуче произнесла женщина, - новейшая разработка, вчера только из Нигерии прислали.
- Мне клофелин надо, а то, что нигерийцы прислали, то для негров, а я белый. Не видишь, что ли?
Женщина надула обиженно губки и небрежно бросила на прилавок упаковку клофелина. Перед самым отходом поезда Семен, нацепив бляху носильщика, подхватил тяжеленный чемодан дородной крестьянки из Тернополя и так шустро понес его, что неповоротливая баба затерялась на одном из подземных переходов. Бросать чужой чемодан на перроне Семен посчитал верхом бестактности, занес его в свой вагон и быстро открыл. Кроме женской одежды, сменной обуви, изготовленной в Кривом Роге, тампаксов и дешевеньких духов, он там обнаружил завернутый в целлофан килограммовый шмат сала, две головки лука и буханку окаменевшего за долгую дорогу «Монастырского» хлеба. А в аккуратно сложенных рейтузах – тугую пачку украинской независимой валюты.
- Тысячи две будет, - мгновенно оценил Семен по весу украинские гривны. – И все десятками, десятками. У них что там, крупнее банкнот нет в Тернополе? Кто ж деньги в чемодан прячет, голова садовая? Их в лифчик надо было сунуть, а не в рейтузы. Хотя такую пачку…
В этот момент в дверь осторожно постучали. Семен бросил деньги в чемодан и засунул его под столик.
- Открыто, входите, - как можно дружелюбнее произнес мошенник.
Дверь открылась, и в купе протиснулся скрипач с дипломатом и скрипкой. Следом за ним шел носильщик с двумя английскими чемоданами из настоящей, хорошо выделанной кожи. Скрипач дал носильщику десять баксов и, повернувшись к Семену, представился: «Лауреат международного конкурса имени Чайковского, заслуженный артист Украины, Наливайко Иван Петрович.
- Какая встреча, - расплылся в улыбке Семен, - наслышан, наслышан, а вот лично не доводилось встретиться. Моя фамилия Шереметьев. Действительный член дворянского собрания, Санкт-Петербург. Надеюсь, о графе Шереметьеве напоминать не надо.
- Знаю, конечно, знаю, - обрадовался скрипач, - в честь него ж в Москве еще и аэропорт назвали – Шереметьево-2. Я оттуда в Австрию на гастроли летал.
Последующие два часа попутчики упражнялись в остроумии, вспоминали занимательные случаи из личной жизни и анекдоты, рассказанные клоуном Никулиным и армянским радио. От спиртного скрипач категорически отказался.
- Печень замучила, доктора не велят, - постучал себя по животу Наливайко.
Но перед тернопольским салом он не устоял. Семен, проявив небывалую услужливость, сбегал за чаем, по дороге растворив в стакане пять таблеток клофелина. Помешав адскую смесь, он поставил стакан перед скрипачом. Отведав украинского сала, Наливайко прилег отдохнуть, и уже не вставал до самой границы. Российские пограничники документы в вагоне «СВ» проверять не стали, а украинские долго изучали паспорт Наливайко с многочисленными штампами зарубежных таможен, осмотрели один чемодан и ушли весьма недовольные собой. Второй пассажир – бедновато одетый Семен – особого интереса у таможни не вызвал. Тем более что предъявил он погранцам не москальский паспорт с двуглавым орлом, а украинский с трезубом, на имя Потемкина Ивана Петровича. Паспорт этот Семен стащил у какого то малороссиянина, прибывшего в Москву из Львова. Хозяин документа внешне был весьма похож на Семена, а паспорт с бумажником прятал в «чужом» заднем кармане брюк. Мимо вопиющего ротозейства Семен пройти не смог, а потом, тщательно изучив фотографию, пришел к выводу, что границу пересекать ему будет сподручнее с украинским паспортом Потемкина, чем со своей весьма непрезентабельной справкой об освобождении из мест лишения свободы.
На первой же станции после границы, Семен покинул спящий вагон, не забыв прихватить с собой чемодан с концертными костюмами скрипача. В вокзальном туалете он быстро переоделся, натянул на глаза дорогую ондатровую шапку, и на рейсовом автобусе отправился в Крым.
Доехав без приключений до Джанкоя, Семен Водкин пересел на поезд Симферополь – Москва, занял пустующее купе в вагоне «СВ», и, как белый человек, прибыл рано утром в Симферополь. На вокзале он за сто баксов нанял частного таксиста и с шиком, на шестисотом «мерсе», подкатил к конторе рынка, руководил которым уже известный читателям господин Базаров.
Кстати, никакой скрипки в руках у Семена Водкина в уездном городе Н. никто не видел. И это очень важная деталь, так как, очнувшийся в городе-герое Киеве после отравления клофелином скрипач Наливайко сообщил милиции, что кроме личных вещей, денег и концертного костюма, у него пропала уникальная скрипка, созданная итальянским мастером Гамбсом в одна тысяча восемьсот шестьдесят пятом году. Скрипке этой цены нет.
Следователю показалась знакомой фамилия итальянца, и он потом долгими зимними ночами вспоминал, где ее слышал, но так и не вспомнил. И это не удивительно. Слишком мало ценителей истинных шедевров осталось в нашей стране. К счастью, один из них присутствует в этом повествовании на правах главного героя. Семен Водкин, наверняка, смог бы назвать дело, которым прославился господин Гамбс, но в данный момент он не был расположен к разгадыванию кроссвордов, так как находился в кабинете самого Базарова.
- На первый взгляд, задача, которую ставит перед вами руководство рынками, не выполнима, - заговорил в третьем лице о себе господин Базаров, - нам надо нейтрализовать одного кандидата в депутаты от «Русского блока» – молодого офицера-спецназовца.
Базаров бросил на стол листовки своего противника, его фотографию и фотокопию паспорта. Местные знатоки избирательных технологий вообще-то советовали ему не испытывать судьбу, и без лишнего шума перейти на другой избирательный округ, так как победить в честной борьбе красавца-офицера, героя всех последних войн, хозяину рынков с такими внешними данными было просто невозможно.
- За него будут голосовать воины-афганцы, члены их семей, а также весь «левый» электорат, который только и мечтает, как бы посильнее нагадить нынешней власти, - предупреждали Базарова советники. - А самое главное, за этого офицера-красавца проголосуют домохозяйки, потому что он очень похож на главного положительного героя бразильского телесериала Хуана Карлоса. Вы можете представить, чтоб красавца Хуана проигнорировали наши женщины?
Сравнение Ивана Петрова, бравого майора-спецназовца, с бразильцем Хуаном не было натяжкой. В профиль это было одно лицо. Поэтому и свою беседу с московским специалистом директор всех рынков начал с демонстрации фотографий Хуана и Ивана.
- Сходство есть, - изучив фотографии, подтвердил Семен Водкин, - но это еще ничего не значит. Просто сумма, необходимая для нейтрализации вашего конкурента несколько вырастет. Скажем, за 50 тысяч долларов я смогу его уничтожить.
- Убить? – сделав круглыми глаза, с надеждой спросил Базаров. В душе он ненавидел Петрова и желал ему всяческих бед. И дело было не только в выборах. Услужливые охранники за три месяца до начала избирательной кампании, в офисе афганцев, засняли на видео междусобойчик бывших спецназовцев. Так вот там Иван Петров, после третьей рюмки, весьма омерзительно изображал своего главного конкурента на выборах, как он выразился, «свинью Базарова». Зрители умирали от смеха и изощрялись в остроумии, придумывая Базарову невообразимые клички.
- Зачем же сразу убивать, - вернул Базарова к суровой реальности Семен Водкин, - я ведь не какой-то там уголовник из Солнцева. Я – имиджмейкер, и в моем арсенале есть тысяча и один способ морального уничтожения противника. Мы его убивать не будем, мы просто снимем этого офицера с выборов.
- Но как это сделать?! – в волнении вскочил со стула хозяин кабинета, - он такой правильный, и действует всегда только по закону.
- За пятьдесят тысяч долларов я докажу, что даже сам Папа Римский недостоин быть депутатом вашего райсовета.
- Я бы хотел стать депутатом республиканского уровня, - покраснел скромный Базаров. Депутатский мандат ему нужен был для приватизации огромного санаторного комплекса, построенного еще во времена социализма на деньги КПСС. Бывший партаппаратчик эти деньги считал своими. И каждую ночь физически страдал из-за того, что партийные деньги могут попасть в руки какому-нибудь безродному прохиндею, а не ему, проверенному бойцу коммунистической партии, дослужившемуся до поста второго секретаря обкома. А чтобы решить этот вопрос, надо было в обязательном порядке стать депутатом Верховного Совета Крыма, возглавить там какой-нибудь комитет или комиссию, а уж потом предъявлять свои права на санаторий.
Семен Водкин, внимательно наблюдавший за страданиями Базарова, отразившимися, как в зеркале, на его физиономии, тут же исправил свою оплошность.
- Я имел в виду, конечно же, республиканский парламент. О чем вы говорите, господин Базаров! Да вы достойны самого высокого поста не только в Симферополе, но и в Киеве. Это Папа Римский мечтал стать депутатом районного Совета в одном из воеводств Польши. А вы... С вашим опытом и деловой хваткой...
После этих слов директор рынка зауважал Семена Водкина, хотя его намеки на первосвященника Базарову показались все же грубой лестью, но он отнес это к издержкам профессии московского гостя. Ну что возьмешь с имиджмейкеров, они как поэты, любят все преувеличивать и облекать в красивые слова.
После недолгих торгов высокие договаривающиеся стороны сошлись на сорока пяти тысячах долларах и бесплатном пансионе для московского гостя и его команды. Разместить Семена Водкина директор всех рынков решил на обкомовской даче, на берегу моря, в уютной тихой бухте. По счастью, об этой дачке местные депутаты забыли, а когда особо бдительные граждане попытались вернуть ее народу, оказалось, что домик у моря уже давно приватизирован неким физическим лицом, имя которого не разглашается в соответствии с условиями подписанного местным мэром договора о купле - продаже. Попытки журналистов проникнуть на охраняемую злыми овчарками территорию не увенчались успехом. Им удалось установить только, что эта дача, как и в доперестроечные годы, используется для приема высокопоставленных чиновников и крупных воротил бизнеса. А самую главную тайну они так и не узнали. Физическим лицом, выкупившим за бесценок обкомовскую дачу, был родной брат Базарова, до переворота служивший управделами обкома партии. Именно на эту дачу и отвез своего московского гостя директор рынка.
Апартаменты Семену Водкину очень понравились. Все было выдержано в строгом партийном стиле. На мебели, коврах, посуде, то и дело встречались надписи: «Управделами ЦК КПУ», «Обком КПУ», «Совмин» и инвентарные номера. В коридорах, просторных холлах и номерах для гостей, висели картины известных художников в дорогих рамах эпохи соцреализма. Пронзительная, белоснежная березовая роща, бушующее море, терпящий бедствие четырехмачтовый парусник, соседствовали с парадным портретом генсека Брежнева и скромным ликом Андропова. Семену показалось, что в этом особняке у моря навсегда остановилось время, и календарь должен был показывать восьмидесятый, а не две тысячи второй год.
- Вы, наверное, заметили, что здесь собраны лучшие картины, созданные художниками в конце прошлого века. Это все подлинники. Никаких подделок и «черных квадратов» малевичей вы здесь не найдете. Эти картины – бесценное достояние всего советского народа, - с пафосом продолжил Базаров, - и я считаю за честь сохранить их для потомков. Да и нынешним руководителям нелишне будет знакомство с подлинным искусством, а то куда ни придешь, со стены или голые бабы в извращенных позах, или полная абстракция на фоне икон.
Семен Водкин, последние семь лет наслаждавшийся единственной, висевшей в бараке напротив входной двери, репродукцией «Три богатыря», полностью поддерживал хозяина номенклатурной дачи. «Черный квадрат» Малевича он считал высококлассным мошенничеством и грозил сокамерникам наплодить подобные шедевры в неимоверных количествах. Эта тема в зоне широко обсуждалась после того, как один российский банкир выкупил для музея кусок холста с черным квадратом за миллион долларов.
- Бабки дуракам некуда девать, - надрывался перед сокамерниками Семен, - за абстракции и кривые рожи миллионы платят, а чо их рисовать. Да я без всякой подготовки могу начальника нашего изуродовать так на холсте, что за него сто тысяч отвалят зеленых.
- А карцера десять суток не хошь от «хозяина» получить за извращение основной линии и издевательства над действительностью? - ехидно спросил у Семена фальшивомонетчик Фридман, которому за подделку американской валюты впаяли восемь лет.
- А ты вообще молчи! – тут же переключился на Фридмана Семен, - мазила, американского президента исказил. Да если б тебя с этими долларами в Америке поймали, то ты не восемь лет сидел, а все пятьдесят. Ну, где ты видел косого президента Америки?
- Получилось так, - буркнул Фридман и отошел к шконке.
А получилось косоглазие у американского президента из-за того, что Фридман в фальшивомонетчики из абстракционистов пришел. А там кривые, косые, уродливые – все в масть. А ведь мудрая партия учила нас, неразумных, что абстракционизм – опаснейшее явление нашей эпохи, и остерегаться его надо и бежать от него, как от чумы. А Фридманы у нас всегда умнее всех были, установкам партийным не верили, «голоса» вражьи по радио ловили, и вот результат: Фридман изобразил косым президента США на стодолларовой купюре, чуть международный скандал не вызвал, хорошо еще, что бдительные органы вовремя пресекли его антинародную деятельность.
Семен Водкин резко мотнул головой, освобождая себя от непрошеных воспоминаний.
- Я вас полностью поддерживаю, господин Базаров. Мне эти абстракционисты с косым президентом во где сидят, - провел по горлу московский имиджмейкер, - и к иконам, если там новодел какой – никакого почтения. Другое дело, если подвернется что-нибудь старинное. Но сейчас это такая редкость. Иноверцы все стоящие иконы за рубеж уперли. Даже из церкви украсть нечего.
Последняя фраза насторожила директора всех рынков. Он вспомнил, что не ознакомился с документами имиджмейкера, не видел его рекомендательных писем, отчетов о работе. А вдруг он никакой не имиджмейкер, а простой мошенник?
Семен Водкин шестым чувством ощутил, что сморозил какую-то глупость, и попытался успокоить хозяина партийных апартаментов.
- Это я вам с позиции делового человека, если так можно выразиться, про абстракционизм и иконы сказал. Лично мне, как действительному члену дворянского собрания, ближе картины, написанные в духе соцреализма, рассказывающие о родной природе, море…
Краем глаза Семен наблюдал за Базаровым и отметил, что упоминание о дворянском собрании у бывшего секретаря по идеологии вызвало нервный тик. Веко левого глаза у него задралось кверху, почти полностью обнажив верхний сегмент глазного яблока, а с правым глазом произошло нечто обратное. Он прищурился, как будто от сильного солнечного света. Ко всему прочему, нижнюю челюсть Базарова повело влево.
- Так вы дворянин? – тяжело задышав, спросил Базаров.
- Не знаю, как и сказать, - замялся Семен. Бывший партаппаратчик мог люто ненавидеть дворян и прошлых, и нынешних. – Видите ли, мой дед по материнской линии служил при дворе, и в какой- то степени был приближен к дворянству, а вот дед по линии отца – стопроцентный пролетарий. В семнадцатом году он участвовал в штурме Зимнего. Ну а потом тут все перемешалось. Дед по линии отца ушел служить в ЧК, а по линии матери – тот наоборот. Короче говоря, я наполовину, если так можно выразиться – дворянин.
От напряжения Семен Водкин аж вспотел, достал платочек и приложил его ко лбу.
- С происхождением не все в порядке, - отметил Базаров, - ужом изворачивается, значит, что-то скрывает от партии.
В директоре рынка вдруг проснулся второй секретарь обкома компартии. Он подошел вплотную к Семену и, выдыхая прямо в ухо, загремел тяжелым натужным басом.
- Разоружись перед партией, приспособленец! Кто тебя прислал сюда?
- Меня? – удивленно захлопал глазами Семен, - так вы ж сами пригласили, чтоб я на выборах помог.
- Почему деда-чекиста позоришь связями с отщепенцами?! Кто позволил с нашими врагами якшаться? – продолжал наседать Базаров. - Дворянин хренов! Да мы их в семнадцатом году всех на баржу и в море! Никто не ушел от карающей десницы ЧК. А ты продался за чечевичную похлебку классовому врагу. Дворянин объявился! А где ты при советской власти прятался?
- Там же, где и при нынешней! – обозлился Семен Водкин, - по тюрьмам да пересылкам. Вам нужен человек, способный выиграть выборы, так он перед вами! Я завалю любого конкурента, а мое происхождение, мое прошлое вас не касается. Потому что вы такой же приспособленец, как и я. Истинные коммунисты сегодня по мусоркам шарят, а вы прихватизировали партийную собственность, и бульдозером во власть прете. Но без меня вы ничто, потому что с тем офицером институтки не справятся, а я смогу поставить в позу любого! У меня есть рекомендации от самого Кошмарова.
Семен достал из внутреннего кармана узкий конверт с надписью «Правительственное», извлек оттуда письмо, отпечатанное на фирменном бланке российско-американского консорциума «Имидж».
Эту фальшивку Семен изготовил заранее, в Москве, стащив фирменный бланк во время посещения офиса этого СП.
- Я работал в команде Кошмарова на выборах Немцова, Жириновского, - Семен лихорадочно вспоминал наиболее известных российских политиков, но кроме Зюганова в голову ничего не приходило, - ну и, конечно, Геннадия Андреевича.
Базаров стоял как каменный гость перед клеткой жалкого кролика и беззвучно шевелил губами.
- У меня большой опыт, - неуверенно продолжил Семен Водкин.
- Сидел за что? – резко оборвал имиджмейкера Базаров.
Семен стал лихорадочно придумывать для себя благородные статьи: превышение необходимой обороны, автоавария… Кроме этого, в голову ему лезло нечто непотребное, вроде «неоказания помощи иностранному судну, терпящему бедствие» или «использование эмблемы красного креста во время боевых действий».
- Я за мошенничество сидел, - махнув на все рукой, решился сказать правду Семен.
- И долго?
- Последний раз – семь лет.
Раскрыв свои карты, Семен мгновенно постарел лицом, стал ниже ростом и на Базарова смотрел глазами запуганного животного, точно так он вел себя в зоне, в присутствии контролеров и вохры.
- Письма он мне сует, сучара, - неожиданно подобрел Базаров, - да я насквозь каждого проходимца вижу, имиджмейкер хренов. А по-русски как это звучит, или не переводится?!
- Почему ж не переводится, - успокоился Семен, - людей моей профессии мордоделами зовут.
- Мою морду трогать не будем, она и так прекрасна, а вот красавчику Петрову физию отрихтовать придется.
- Все будет сделано в лучшем виде. Если не удастся нормальным путем, применим средство для полного облысения с последующим исчезновением в морской пучине, или горной пещере, а если потребуется – к однополчанину подселим на городское кладбище, в могилку. Методика отработана, так что берите, не прогадаете.
Базаров не спешил с ответом. С одной стороны его этот зэковский шнырь чуть не кинул на большие деньги, а с другой – залетный прохиндей может и пригодится для грязных дел.
- Мы тут посовещались и я решил, - вполне серьезно проговорил Базаров, - поработаешь на меня втемную, под присмотром Ивана да Марьи. Люди они серьезные, попытаешься смыться, – убьют, и им за это ничего не будет. У обоих справки из психдиспансера о полной невменяемости.
Базаров завел Семена Водкина в небольшую, по-спартански обставленную комнату, предназначенную, скорее всего, для обслуги.
- Жить будешь здесь, - продолжил Базаров. Он достал из папки список претендентов на депутатский мандат, и безапелляционным тоном человека, привыкшего командовать винтиками-людьми, сказал:
- На моем округе 21 соискатель. Кроме Петрова, обрати особое внимание на мадам Скоробогатую – хозяйку универмага, и директора пивзавода с дурацкой фамилией Непейпиво.
Семен вздрогнул от неожиданности, и не смог скрыть, что две последние фамилии ему знакомы.
- Они звонили в Москву, - неуверенно произнес мошенник.
- Я так и предполагал, - расплылся в улыбке Базаров, - при таком раскладе развести их на деньги будет намного легче. Твари, надумали со мной тягаться. Я им покажу выборы. До конца жизни запомнят.
Базаров перестал двигать челюстью и надолго задумался, прикидывая варианты использования московского мордодела. Можно, конечно, сегодня же заслать его в штаб противника к Скоробогатой или Непейпиво. Вот только, что он там узнает. Они ж его самого начнут напрягать, чтоб составил программу избирательной кампании, тексты листовок, радиовыступлений. Но это не главное. Проблему может создать Непейпиво, он просто перекупит мошенника, и мне самому придется потом искать способы защиты от предателя. Нет, это не вариант. А может, поручить ему разработку предвыборных трюков по снятию конкурентов?
- Для начала проверим твои умственные способности, - наконец принял решение Базаров. – Оставляю тебе закон о выборах, гражданско-процессуальный кодекс, а также копии решений судов и избирательных комиссий. До завтрашнего утра проанализируй законодательную базу, и придумай варианты, как при помощи подставы снять с выборов Петрова.
- Одно уточнение, господин Базаров: с судьей, который будет рассматривать это дело, вы сможете решить вопрос, или действовать придется строго по закону?
- О законах здесь вещать надо шепотом! Придерживаться их в процессе подготовки спецакции никто тебя не просит, а вот конечный результат, с которым ты пойдешь в суд, должен иметь стопроцентное прохождение. У судьи не должно быть выбора. В то же время, я допускаю проведение определенной работы с судьями, чтобы они приняли ЗАКОННОЕ, подчеркиваю – ЗАКОННОЕ решение, которое не сможет отменить Верховный суд Украины.
- Усе понял, шеф, - подражая популярному киногерою, прокричал Семен. Он остался весьма доволен развитием событий, и не очень расстраивался, что не удалось кинуть на бабки лоха, без какой-либо отработки. Во-первых, Базаров - не такой дурак, чтобы отдать сразу всю сумму. Скорее всего, он кинул бы десятую часть на мелкие расходы. А из-за такой мелочи идти на риск будет только идиот, или полностью отмороженный наркоман. Во-вторых, директор всех рынков – не милиция, «кинувшего на бабки» будет искать через бандитов. В Москве у него, наверняка, кто-нибудь найдется. Через номера телефонов выйдут на съемную квартиру и бабку Смердюкову. О Семене она ничего не знает, но кореша зоновского сдаст, наверняка. Она ж с ним лет десять назад жила в одном доме. Понятно, что через Пердюкова-Шереметьева они легко установят его анкетные данные… При таком раскладе о дальнейшем ходе событий лучше и не говорить: удавка, раскаленный утюг, пытка электричеством… Базаров, судя по всему, человек серьезный, с таким лучше дружить.
В этот момент в комнату вошел двухметровый детина, с плоской, как блин, физиономией и длиннющими руками. Семен обратил внимание на выпирающие из-под кожи «набитые костяшки» на кистях рук. «Каратэ занимался, - отметил он про себя, - а рожа явно дебильная».
- Мне тут вот, - начал мужик неожиданно писклявым голосом, - хозяин сказал, чтоб я за тобой присмотрел и, это самое, объяснил все, как есть.
- Меня Семен зовут, - представился гость.
- Мне сказал хозяин, что ты будешь тут жить, - заученно продолжил Иван, - завтрак, значит в восемь, обед в два, а ужин в семь. Опоздавшему – хрен. Он неожиданно заржал, закатывая к потолку глаза. Отсмеявшись, Иван продолжил, - стих получился: ужин в семь, а опоздавшему – хрен, надо будет записать.
- А ты еще стихи пишешь? - попытался наладить контакт с явным дебилом Семен. Охранник у него вызывал серьезные опасения. Он чем-то напоминал ему огромного пса, скрещенного с человекоподобной обезьяной. В зоне от таких дураков Семену не раз доставалось. Дебилов, которые чаще всего на нары попадали за убийство, пригревали возле себя воры, и использовали их для «наведения порядка». Причем, перевербовать идиотов на свою сторону не удавалось. Они до конца служили своим, однажды выбранным хозяевам. Иван был явно из такой породы.
- В тетрадку пишу, - расплылся в улыбке Иван, - стихи и песни. Как кино по телеку посмотрю, тетрадь беру, чтоб, значит, стих родить. У меня их уже две.
- Уважаю поэтов, - подошел вплотную к дебилу Семен, - только тонкий человек может ухватить сюжет, передать настроение.
- Не…, - прервал Cемена Иван, - я не такой тонкий, я тут в охране служу, чтоб порядок был и воров от забора гоняю. А Марья - моя жена. Ты с ней не балуй. Если увижу что – убью.
- Я не по этой части, - успокоил дебила Семен, - меня бабы не интересуют.
- Пидор, что ли? - неожиданно оживился Иван, - тут такие бывают оргии между мужиками…
Сторож со смаком стал пересказывать интимные подробности общения голубых на номенклатурной даче: «А еще тут мазохисты бывают из Киева. Их бабы плетками лупцуют, на цепь сажают…».
«Похоже, я попал на номенклатурный притон «новых украинцев», - отметил про себя Семен Водкин, - вот только информация эта мне пользы не принесет. Тот, кто много знает – мало живет».
А жить Семену хотелось вечно. И хоть он уже не раз смотрел в глаза смерти, трижды судимый мошенник верил в свою звезду. А крымские выборы считал первым этапом вхождения в высшие круги деловой и политической элиты Украины, резонно полагая, что самые большие деньги сейчас крутятся в избирательных штабах.
До двух ночи Семен Водкин, как прилежный ученик, штудировал гражданский и процессуальный кодексы, Законы о выборах, о печати, информации, постановления судов по различным предвыборным делам. С особым вниманием Семен перечитал жалобы соискателей депутатских мандатов, незаконно снятых с выборов. К утру он ощущал себя большим знатоком украинских законов, и готов был в течение ближайшей недели снять с выборов всех противников господина Базарова.
Директор рынков приехал на дачу к обеду. Жена Ивана Марья, выполнявшая здесь обязанности поварихи и официантки, выставила на стол китайский фарфоровый сервиз, предназначенный для знатных гостей. Из подвала принесла две бутылки крымского муската.
Поварихе на вид было лет двадцать - двадцать пять. Дородная, краснощекая девица с высокой, полной грудью и длинными, идеально ровными ногами «от ушей» игриво подмигивала Семену, и, накрывая на стол, наклонялась так низко, что своей твердой, напряженной грудью касалась его лица. От поварихи пахло молоком. Семен ерзал на стуле, стараясь отвести глаза от ее бесстыже короткой юбки и отвлечь себя от опасных желаний. Повариху, наверняка, Базаров подкладывал нужным людям после чего на сцене появлялся дебил Иван с претензиями к любвеобильному гостю. Не исключено, что сцены морального падения «богатеньких буратино» эта сладкая парочка фиксировала на видео, для последующего шантажа. Все эти мудрые мысли мелькнули в голове у Семена, но желания переспать с поварихой от этого не убавилось. И хоть никогда Семен не ощущал в себе способностей Дон Жуана, ему остро захотелось наставить рога дебилу Ивану на его семейном ложе.
- Слушаю ваши предложения, - отвлек Семена от грядущего разврата Базаров. На нем был строгий черный костюм, шелковый галстук и белоснежная рубаха из тех, что по телевизору демонстрируют в рекламе стирального порошка.
- Для того чтобы снять офицера с выборов, мне нужен «конченый лох» из местных предпринимателей с большими амбициями, чтобы использовать его в качестве ударного предмета в судах. Вы сможете найти в этом городе способного на все олигофрена и кляузника? – не раскрывая замысла будущей авантюры, спросил Семен.
- Такой человек есть, - разливая по бокалам мускат, произнес Базаров. Вася Пекарь. Предприниматель-неудачник, олигофрен, дебил и алкоголик. Как говорят – три в одном. Он хотел накормить Париж отравленными мидиями, выращенными в местной канализации, но там от этого деликатеса отказались и Пекаря чуть не посадили. Теперь он не у дел и весь в долгах. Кредиторы отобрали у Васи всю недвижимость, и продолжают таскать по судам.
- А как его кинули? – живо заинтересовался банкротом Семен Водкин. Ему как раз нужен был подобный тип.
- История темная. По одной из версий его обул какой-то химик. Вася хотел прибрать к рукам местный химзавод. Но скорее всего это не вся правда. Я подозреваю, что аферы Пекаря попали на глаза московскому журналисту из газеты «Наше дело» Марату, и он организовал его банкротство, после чего написал рассказ «Пекарь химзавод не купит».
- А найти этот рассказ возможно?
- Нет ничего проще, - усмехнулся Базаров, - Маша, принеси мне досье на Пекаря. А, когда женщина покинула обеденный зал, - продолжил:
– Ты меня перед этим Васей не свети. Он когда-то вывел в люди местного авторитета. Способный мальчонка, начинал у Васи водителем, а потом поднялся до первого заместителя главаря местных рэкетиров.
- Был вторым секретарем горкома? – перевел на номенклатурный язык странное словосочетание «первый заместитель главаря местных рэкетиров» Семен Водкин.
- Это не совсем так. Водила Пекаря после ареста главаря бандитов стал здесь хозяином.
- А чего ж он не помог своему благодетелю?
- А думаю, что на этот вопрос ты сможешь ответить сам, после знакомства с Пекарем.
В этот момент открылась дверь, и повариха передала канцелярскую папку с надписью на обложке «Пекарь» Базарову.
- В этой папке, кроме статьи, собраны материалы его судов, кляуз в избирком, исполком…На ознакомление хватит и часа, после чего Маша отвезет тебя в «Универмаг» к мадам Скоробогатой. Запудришь ей мозги по той схеме, как ты пытался это сделать мне, и она тебя выведет на Пекаря. А Машу представишь Скоробогатой своим секретарем. Ее в городе никто не знает. Обрати внимание, что все переговоры с местной блатотой и представителями власти, ты обязан вести в присутствии Маши. Уклонение от этого условия карается по законам военного времени – расстрелом без суда и следствия. Надеюсь, я понятно изложил главное требование твоей безопасности. И еще одно. Муж Маши очень ревнивый, а она женщина слабая и страстная. Не советую испытывать судьбу.
После обеда Семен Водкин внимательно изучил содержимое папки. Заявление в суды и избиркомы, подписанные Пекарем, весьма точно говорили о его психической неполноценности:
- Дебил, наслаждающийся манией величия, - поставил окончательный диагноз знаток человеческих душ Семен Водкин. А вот рассказ вызвал у него двойственное впечатление. С одной стороны, можно было поверить в беспристрастность автора, весьма подробно излагающего цепь событий. Но если вдуматься, то все это мог организовать кто-то из оставшихся в тени конкурентов Пекаря.
Невыдуманная история «Пекарь химзавод не купит».
Был холодный февральский день. От нечего делать я забрел на деревянный, старый причал. На стульчиках сидели трое скукоженных мужиков. Временами они извлекали из воды рыболовецкие снасти, меняли на крючках наживку и, поплевав на извивающегося в предсмертных муках червяка, забрасывали его в холодное море.
Тишину нарушил мужик в рваной фуфайке и теплых солдатских брюках:
- Пекарь теперь завод к своим загребущим лапам прибрать надумал, химический, а у меня опять одна зеленуха клюет.
- Это какой Пекарь-то? – спросил сидящий рядом толстый мужик в роговых очках. – Не Василий?
- Он самый, стервец, - старик приподнялся и вытащил из- под себя изрядно помятую газетку с разрисованным чернильной пастой портретом местного предпринимателя, - харю-то, смотри, какую отъел на чужих харчах! Все хитростью да подлостью заимел: и машину, и деньги, и рыбзавод.
- Гнусный тип Пекарь, - подтвердил очкарик, - ворюга, по роже видно.
Рыбаки перестали смотреть на поплавки, и начали активно обсуждать героя газетной заметки.
- А первые деньги он у меня украл, - продолжил старик. – Кабак на набережной «Три пескаря» видели? Так это моя точка была, и если б не этот прохиндей, имел бы я стабильный доход.
- На тебя Пекарь с бандитами наехал? – заинтересовался тощий мужчина в драной солдатской шапке- ушанке.
- Тогда у него еще бандитов не было, - достал из кармана махорку старик, - дело это происходило в начале девяностых. Я тогда другим человеком был. В духовом оркестре играл на похоронах да на свадьбах. А тут кооперативы в городе появляться стали. Предложили нам в аренду танцплощадку в парке. Со ста рублей выручки трояк надо было отдавать исполкому. Подсчитали мы с лабухами будущие доходы, и давай танцплощадку в порядок приводить. Первым делом асфальт новый положили, чтоб танцевать людям можно было, не спотыкаясь, забор покрасили, за все про все тысчонку пришлось выложить. По тем временам это были большие деньги, но мы надеялись за первый же месяц их «отбить».
В начале все шло как по маслу. Народ к нам валом валил. По полтиничку с носа - за вечер до ста рублей набегало. При таких темпах до конца месяца все расходы могли бы покрыть, а с июля и на себя поработать. И тут на нашу беду Пекарь нарисовался. Он тогда начальником первого ЖЭКа работал, а наша танцплощадка на его территории оказалась. Походил он вечером вокруг, посетителей посчитал, и после закрытия ко мне с разговором. Я, говорит, по линии ЖЭКа за эту территорию отвечаю, дворники там, мусор, так что давайте - каждый вечер на коммунальные нужды наличкой по чирику.
Я, понятно, в амбицию, за какие такие коврижки жэковской крысе платить буду по триста рублей в месяц? Короче, послал Пекаря куда подальше, но он не успокоился, телегу в исполком накатал, мол, из-за нашей музыки у курортников мигрень одна на нервной почве, спать им вечерами мешает духовой оркестр со своими трубами и барабаном. Жэковскую бумагу в отдел культуры переслали, заведующий меня вызвал и открытым текстом: «Ты бы с Пекарем договорился, а то он жалобами замордует тут всех».
Я, конечно, послушался шефа, пошел в ЖЭК, а Пекарь с меня двадцатку за вечер потребовал. Я музыкантам рассказал о вымогателе, все орать стали: если мы одному давать на лапу начнем, то завтра их целая очередь выстроится.
Очкарик, внимательно слушавший рыбака, многозначительно произнес: «Судя по твоему прикиду, платить Пекарю вы не стали, и он разорил ваше предприятие».
- Да как хитро сделал, - в сердцах сплюнул на землю бывший музыкант, - короче говоря, на следующий вечер заявляется Пекарь на танцплощадку уже не один, а с Гуревичем – инженером первого ЖЭКа. Походили они по площадке, асфальт пощупали для чего- то, а потом этот самый Гуревич тоном профессора заявляет, что положили мы, значит, неправильный асфальт, загрязненный всякими вредными примесями. Ты видел такое, чтобы асфальт неправильный был? Мы машину эту с асфальтом аккурат от стен горисполкома увели за двадцатку.
Я Гуревичу так и врезал тогда с юмором: «Мол, если у нас асфальт поменять надо, то и у исполкома снимай его немедленно, чтоб начальство не передохло».
Пекарь на мою речь тогда ничего не сказал, но неделю не появлялся в парке. Мы уж думали, что отстал лихоимец, да не тут-то было. Начали у нас на танцплощадке подлинные безобразия происходить. Только танцы начнем, женщины к выходу бежать, ноги из-под платьев красные, на глазах слезы, следом за ними мужики уходят, а у музыкантов к концу вечера глаза слезятся и чешутся. Что только мы не делали, чтоб от этой напасти избавиться: и скамейки сменили, даже шифер цветной с решеткой отодрали – ничего не помогло. А на шестой день заявился к нам Гуревич с Пекарем и врачи из санэпидстанции, пробы воздуха взяли, людей опросили, и даже кусок асфальта отодрали от пола на экспертизу. А танцплощадку до выяснения обстоятельств, опечатали.
Я в отдел культуры, а заведующий мне шепчет: «Я ж предлагал тебе по-хорошему с Пекарем вопрос решить, а ты денег пожалел». Я из нашего разговора так ничего и не понял: ну какая связь между взяткой начальнику ЖЭКа и аллергией у танцующих. А тут еще из санэпидстанции предписание пришло: снести экологически опасный объект с лица земли.
Пекарь тут уж расстарался. На следующий день бульдозер в парк пригнал и площадку танцевальную в клумбу превратил, а к следующему лету на месте танцплощадки ресторан соорудил. Говорят, что у него в доле завотделом культуры Петров и санитарный врач вместе с Гуревичем.
- Ну а зуд-то отчего возникал у танцоров? – спросил очкарик, извлекая из воды очередную зеленуху.
- От медуз, - зло сплюнул старик-музыкант. – Мне потом пацаны по секрету рассказали, что Пекарь, после того как я не стал ему мзду платить, собрал беспризорников и предложил им работу не пыльную, но денежную. Каждое утро они должны были выловить в море по десять голубых медуз и принести в ЖЭК. Пацаны выкладывали медуз на жестяную крышу ЖЭКа и тут же получали свой гонорар, по двадцать копеек за штуку. За день эти морские твари усыхали на солнце и, все, что от них оставалось, малолетние негодяи рассыпали вечером на танцплощадке. Когда люди начинали танцевать, ядовитая пыль поднималась с земли и оседала на открытые части тела танцующих дам…
- Здорово он тебя обул, - расхохотался очкарик, выбрасывая несъедобную зеленуху обратно в море. – За такие открытия Пекаря надо к премии представить Нобелевской.
- Убивать таких знатоков надо, - обозлился бывший музыкант, - ты знаешь, что он в интервью журналисту наговорил: «Я, как член общества охраны природы, установил в море мидиевые ловушки, и эти санитары морских глубин теперь ежедневно очищают тысячи кубометров воды, и недавно заключил договор с французами на поставку черноморских мидий в Париж, на сто тысяч долларов». Представляете?
Сидевший у края причала сорокалетний мужчина повернул голову в сторону музыканта и спросил: «Пекаря Вашего Василием Алибабаевичем зовут?»
- А что, личность знакомая? – протянул газету музыкант.
- Значит, это он к нам на химзавод приходил. Я еще подумал, где он деньги возьмет на покупку завода? – пробормотал мужчина. – А он, оказывается, завод, за счет мидий купить надумал.
- Пекарь ваш завод закроет, оборудование продаст, а в акватории бухты, моллюсков выращивать станет. Он об этом по телевизору уже говорил, - обрадовал мужчину музыкант, - а ты по моим следам пойдешь в безработные, господин инженер.
Мужчина еще раз перечитал интервью Пекаря в газете и удивленно спросил: «А где это Пекарь здесь экологически чистых моллюсков выращивает? В заливе грязи больше, чем в канализации».
- Для французов этот прохиндей специальную плантацию мидий построил в открытом море. Лягушатники там пробы воды десять раз брали, чтоб ни металлов ядовитых, ни бактерий в их деликатесах не было. Пекарь в это дело все свои деньги вложил, кредитов набрал на полмиллиона долларов. Квартиру, дачу, машины – все заложил.
Инженер-химик некоторое время неподвижно сидел на краю пирса, прикрыв глаза, наконец, решившись, сказал: «Спорю на бутылку водки, что ваш Пекарь через два месяца пойдет по миру и будет прятаться от кредиторов».
- Ты еще Пекаря не знаешь, - возразил музыкант, - этот глист через самую узкую щель выползет наружу, и ты водку проиграешь.
- Разбивай, очкарик, - радостно закричал инженер, - не увидят французы черноморских мидий.
Через два месяца троица встретилась на том же причале. Инженер- химик был в приподнятом настроении, при галстуке, а музыкант все в той же рыбацкой робе.
- За водкой беги, - как ребенок радовался инженер, - обанкротился Пекарь. Милиция его в розыск объявила.
- Водку я принес, - забормотал музыкант униженно. - Но как тебе удалось это сделать?
- Василий Алибабаевич в школьном кружке бабочек изучал и медуз разных, а я химией увлекался с ранних лет. По барию научную работу писал.
- Ну и что с того? Я тоже с детства на скрипке играл, - обиделся музыкант.
- Скрипка – это баловство, а вот хлорид бария – очень серьезное вещество. И, что интересно, на нашем химзаводе его как раз и производили до недавнего времени.
- И причем тут Пекарь?
- Дело в том, что хлорид бария хранился у меня в лаборатории. Я набрал бутылек трехлитровый, сплавал к мидиевым плантациям на шлюпке, и, нечаянно, уронил его за борт. Месяц назад Пекарь собрал свои деликатесы и, на самолете, отвез в Париж. Там сделали анализ и поняли, что Василий Алибабаевич – особо опасный преступник, который надумал отравить французских гурманов хлоридом бария. Смертельная доза этого яда для человека 0,8 грамма, как раз столько идет на одну порцию мидий. Французы хотели Пекаря заточить в тюрьму, да он вовремя смылся.
Музыкант извлек из сумки бутылку водки, разлил по пластиковым стаканам и, с горечью, произнес: «И чего это я в школе химию не учил на уроках».
Семен, дочитав рассказ, сложил все бумаги в папку, и вышел в холл. На диване, под портретом генсека Брежнева, его ждала повариха.
- Мадам, я готов к совершению подвигов во имя избирательной кампании шефа. Кто нас довезет до Скоробогатой?
- Я и довезу, - улыбнулась женщина, направляясь к выходу. У подъезда стоял черный «Мерседес». Женщина привычно заняла место водителя и, приоткрыв дверцу, пригласила в салон столичного имиджмейкера. Ворота им открыл сторож Иван.
- Какие еще обязанности вы исполняете в этом вертепе? – закурив сигарету, спросил Семен, - повар, официант, водитель, секретарь…
- И начальник службы безопасности, на которого возложена функция контроля за ненадежными гражданами, пытающимися вешать моему шефу лапшу на уши.
- И где вас всему этому научили?
- Киевский университет культуры, - улыбнулась женщина, - у меня высшее образование: режиссер массовых зрелищ.
- А справка из дурки – это вранье или…
- Шеф вам уже об этом рассказал, - напряглась женщина, - она у меня есть, и я это не скрываю. Сегодня о такой справке можно только мечтать, особенно при моей работе.
- А Иван ваш муж или… - продолжил расспросы Семен. Ему хотелось побольше узнать об этой странной парочке. Да и женские прелести повара- секретаря продолжали волновать профессионального мошенника.
- Столь интимную информацию я предпочитаю не разглашать первым встречным, - кокетливо повела плечами женщина.
Через десять минут машина въехала во двор универмага. Госпожа Скоробогатая оказалась на рабочем месте. Это была женщина лет сорока- пятидесяти, с припухшим лицом, то ли от болезни почек, а может и от злоупотребления алкоголем.
- Я к вам прямо из Москвы, как договаривались, - соврал Семен весьма убедительно, - вот мои рекомендации от господина Кошмарова, руководителя нашей команды.
Набрано на компьютере письмо было самим Водкиным, а подпись знаменитого имиджмейкера он скопировал с какого-то документа.
Скоробогатая мельком посмотрела на текст письма, отложила его в сторону, и стала задавать вопросы о том, как лучше ей войти в избирательную кампанию.
- Буду с вами откровенна, - продолжила Скоробогатая, - нам, предпринимателям, нынче без депутатского мандата уже не прожить: пожарники, санитарные врачи, ветеринары, милиция задрали своими проверками. А вот если б я была депутатом, то и ко мне относились бы эти чиновники поуважительнее, потому что от депутатов зависит их благополучие.
Семен тут же подыграл директору универмага, и пообещал стопроцентную победу на выборах, если, конечно, с ним будет заключен контракт. Свои услуги Семен оценил в 50 тысяч долларов. Скоробогатой сумма показалась чрезмерной и она, вспомнив весь свой базарный опыт, попыталась убедить Семена снизить расценки до…тысячи долларов. После долгих мучительных переговоров, трижды судимый мошенник, согласился работать на мадам Скоробогатую «за сущие копейки – десять тысяч долларов».
Директор рынка пообещала выплатить всю сумму в три приема: 20% аванса в день заключения контракта, еще 30% после того, как ему удастся снять с выборов конкурентов, а оставшиеся пять тысяч только после победы на выборах.
Подписав договор об оказании консультационно-информационных услуг и получив две тысячи долларов, Семен попросил хозяйку универмага свести его с Пекарем, которого он предложил использовать в качестве «ударного предмета в судах».
Попытки Скоробогатой выяснить, как именно будет Семен выбивать ее конкурентов с выборов, не увенчались успехом. Московский имиджмейкер заявил, что технология запатентована и ее разглашение влечет за собой огромные штрафы. Директор универмага в этот бред не поверила, но спорить не стала, хотя, весьма скептически отнеслась к неоднозначной, а точнее сказать никчемушной личности предпринимателя- неудачника Пекаря.
- Я бы вас хотела предостеречь, - произнесла она, разыскивая номер телефона Василия Алибабаевича, - человек он ненадежный, не в меру пьющий, скандальный и непредсказуемый, к тому же с большими амбициями. Он завалил все магазины вонючими моллюсками, которых никто в нашем городе не покупает, пытался это дерьмо сбыть французам, но даже любители лягушек и улиток от этой гадости отказались.
- Кстати, о моллюсках, - подхватил тему Семен, - я тут прочитал в газете, что Пекарь хотел купить химзавод, это правда?
- Об этом вы лучше у самого Пекаря спросите, но одно я знаю точно – Василий Алибабаевич сделал роковую ошибку в своей жизни. Он каким-то образом перешел дорогу российскому журналисту Марату из газеты «Наше дело», – понизила голос до шепота Скоробогатая. - А этого делать нельзя было. С ним даже мэр старается не конфликтовать, а уж у него-то возможности в городе неисчерпаемы.
- Журналист – сильный перец, - весьма пренебрежительно отозвался об авторе статьи Семен, - что эти писаки могут? Да я его одним пальцем разотру!
- Я предупредила вас при свидетеле, - помрачнела Скоробогатая, - у Марата компромат есть не только на всех предпринимателей, бандитов и руководителей города, но и на премьера, а он СОВЕТНИК САМОГО ГАРАНТА КОНСТИТУЦИИ. Да что там премьер, он спикера парламента до суда довел. Душка Евгений уже четвертый год в розыске.
- Это тот Евгений, который четыреста тысяч баксов списюкал, малолеток развращал, «депутатов и бандитов заказывал», - проявил небывалую осведомленность Семен.
- Об этом «Наше дело» писало, но суда еще не было. Хотя Евгения Владимировича милиция ищет по подозрению в совершении, как они говорят, тяжких преступлений, - подвела итог беседы Скоробогатая. Отыскать Пекаря по телефону ей не удалось. После консультации со своей секретаршей, директор универмага предложила съездить к Пекарю на автомобиле, - он сейчас отдыхает в центре города, у картинной галереи.
На двух машинах Семен Водкин и Скоробогатая отбыли на свидание с Пекарем. Нашли его спящим в зловонной луже, недалеко от памятника знаменитому маринисту.
- Теперь вы понимаете, почему от него отвернулись не только коллеги- предприниматели, но и главарь местных рэкетиров? Вася окончательно спился и ему уже никто не поможет. Его пытались даже лечить у нашей знаменитости – Довженко, но и кодирование не спасло.
Семен подошел к луже и стукнул пьяницу несколько раз кулаком по физиономии. Пекарь открыл левый глаз и невнятно выругался. От него за версту несло буряковым самогоном, чесноком и тройным одеколоном.
- У вас есть шанс решить все финансовые проблемы, - поднял с земли Пекаря Семен, - а если очень повезет, то вы сможете стать даже депутатом Верховной Рады Украины.
От этих слов Василий Алибабаевич стал на глазах трезветь, и, заменив матерные слова на предвыборный слоган, заорал:
- Жители курорта, ваш земляк Пекарь спасает город от бездарей, бюрократов и убийц! Голосуйте за представителя поколения новой формации - президента фирмы «Лангуст»! Даешь жилищную реформу! Каждому мужику по бутылке за чистый бюллетень, каждой бабе…по прокладке «Олвис-ультра», чтоб не протекало или зубную пасту «Блендамед», чтоб не гнило! Все на выборы! – стукнув себя в грудь кулаком, завершил предвыборную речь Пекарь и, прослезившись, полез целоваться к Семену. Российский мордодел брезгливо оттолкнул от себя нетрадиционно ориентированного кандидата в слуги народа, и назидательно произнес:
- Если вы хотите в корне изменить свою жизнь, завтра встречаемся в девять утра в универмаге.
В кабинет директора универмага Пекарь вошел в приподнятом настроении. Черный костюм, галстук в горошек, белая рубашка, и, принятый внутрь флакон тройного одеколона, делали Пекаря похожим на делового человека новой формации. На свидание с московским имиджмейкером он пришел минут на сорок раньше назначенного времени. Сделав комплимент секретарше, Василий Алибабаевич стал выяснять детали биографии московского гостя. Но Елизавета Петровна весьма умело уходила от прямых вопросов Пекаря. Она его вообще не воспринимала как равного себе человека, и считала конченым алкашом.
Ровно в девять в кабинет Скоробогатой прошествовал Семен Водкин в концертном костюме обворованного им скрипача. Директор универмага выделила для переговоров свой кабинет, а сама незаметно исчезла. По правую руку от Семена села его секретарша, физиономия которой показалась Пекарю знакомой.
- У меня деловое предложение, - решил взять быка за рога Семен. – Я помогу вам рассчитаться с долгами и организовать новое дело, а вы за это снимите с выборов негодяя Петрова.
- И что для этого надо? – несколько разочарованно спросил Пекарь. Ему показалось, что москвичи решили ставить лично на него.
- Для того, чтобы получить серьезные суммы, надо, прежде всего, зарегистрироваться в качестве кандидата в депутаты Верховной Рады Крыма.
- Это я запросто, - быстро согласился Пекарь. Идея с регистрацией ему понравилась. Хитрый Вася тут же в уме отработал дальнейшее развитие событий. Дело в том, что отказаться от борьбы может только сам кандидат, лично написав заявление в избирком. Снять же его посторонним будет непросто. А если пообещать своему бывшему водиле политическую поддержку, то глядишь, на последней фазе выборов, он сделает ставку на проверенного Пекаря, и тогда к чертовой матери полетят все эти хитроумные схемы московского мордодела.
- Сделаете это сегодня, - недовольно поморщился Семен, - и не перебивайте меня, а слушайте внимательно. После того, как вас зарегистрируют кандидатом в депутаты, возьмете вот эти листовки, выпущенные штабом Петрова, и расклеите их на дорожных знаках, государственных зданиях, в том числе и на местной мэрии, милиции и службы безопасности. Причем сделаете это лично, никаких мальчиков привлекать к этой работе нельзя. Надеюсь, вам не нужно объяснять, что попадаться за этим занятием на глаза избирателей не стоит. Если все пройдет без осложнений, то завтра же возьмете с собой телеоператора местного телевидения, двух членов комиссии, и в их присутствии зафиксируете грубейшее нарушение закона о выборах на видео. После чего составите акт и вместе с копией видеокассеты и собственноручным заявлением передадите все это председателю местного суда. Вопросы есть?
- Есть один, - заерзал на стуле Пекарь, - а зачем мне клеить листовки, я могу поручить это дело своим водолазам или реализаторам мидий.
- Об этой операции знаем только мы втроем. Если вы втянете в нее посторонних, то в последний момент дело может развалиться в суде из-за того, что исполнитель получит возможность вас шантажировать, - популярно объяснил Семен Водкин.
- … Но у меня есть надежные люди, которым я полностью доверяю, – возразил Пекарь. Он боялся, что его поймают во время расклейки листовок.
- Любого человека можно купить, запугать впоследствии. Разве что исполнителя следующим утром после спецакции утопить в море? Если таким образом будете решать проблему свидетеля, я не возражаю, - спокойно, без напряжения продолжил Семен. Ему нужны были не столько листовки, сколько замазанный этой историей сам Пекарь.
- Убить, - сделал круглые глаза Пекарь, - да как вы могли такое подумать. Я член общества охраны природы!
- Вот поэтому я вам, как члену… этой общественной организации, предлагаю выполнить работу по расклейке листовок лично. После чего мы с вами встретимся за рюмкой чая.
Семен извлек из бумажника стодолларовую купюру и протянул Пекарю: «Это на текущие расходы. Можете угостить пивом членов комиссии и оператора телестудии. Из этих же денег оплатите госпошлину за поданный иск в суд. Вопросы?
Вопросов у Пекаря больше не было. Стодолларовая купюра убедила его в серьезности намерений московского мордодела.
Следующий визит в этот день Семен Водкин нанес директору пивзавода Непейпиво, которого, как оказалось, волновал не только красавец офицер Петров, но и директор всех рынков Базаров. Семен Водкин весьма быстро заключил договор об информационной поддержке кандидата в депутаты, взял рекламные материалы, рассказывающие о небывалых достижениях пивобезалкогольноводочного предприятия, и пообещал через пару дней разместить в местных СМИ «убойную рекламу» господина Непейпиво.
- Победу гарантирую в первом туре, - принимая из рук директора две тысячи баксов, с чувством произнес Семен Водкин. Можете не сомневаться. На вашем фоне конкуренты будут выглядеть весьма бледно.
В тот же день, за ужином, Семен Водкин доложил о проделанной работе господину Базарову.
- Непейпиво может профинансировать не только рекламную кампанию, - приступая к десерту, сообщил Семен, - на своих конкурентов он намеревается натравить милицию и налоговую полицию. Мне он сказал, что в этих структурах у него «все схвачено».
- Что еще?
- Ну а если это не поможет, - замялся Семен, - директор пивзавода намекнул, что проблему закроют… гробовщики. Насколько я понял, мандат ему нужен для того, чтобы по дешевке прибрать к своим рукам всю местную промышленность.
- А Скоробогатой нужны оставшиеся пока без хозяев магазины, - задумчиво произнес Базаров.
- Вот именно, - оживился Семен Водкин. Крымский мускат несколько раскрепостил его и сделал более разговорчивым, - жалкие ничтожные люди лезут в депутаты для того, чтобы похитить у народа последнюю собственность: магазины, заводы, санатории… Нет чтобы проявить заботу о людях, а они свой карман набить мечтают.
–Ты чего тут несешь! – неожиданно взорвался Базаров, - какие санатории, какие карманы?! Лично я пекусь о своих избирателях. Вчера малоимущим на моем участке было роздано триста килограмм риса.
Семена уже поставили в известность об этой акции. Триста килограмм малопригодной в пищу крупы нужно было отвезти на свалку, но Базаров решил использовать ее для покупки голосов малоимущих.
- Я бы вам не советовал заниматься подобной благотворительностью, - покачал головой Семен, - при желании Ваши конкуренты смогут убедить суд, в том, что вы покупали голоса избирателей при помощи продуктов питания.
- Я им еще и водку раздам за неделю до выборов. Целый вагон! Пусть пьют за мое здоровье! А с судом я договорюсь – это не твои проблемы.
- Вам решать, - покорно склонил голову Семен. - Кстати, о птичках: Непейпиво тоже собирается одарить своих избирателей водкой собственного разлива.
- Да разве у него водка! – перешел на крик Базаров, - стопроцентный самопал из технического спирта. А я настоящий продукт раздам, «Пшеничную», десятилетней выдержки. У меня на складе еще с тех времен сохранилась.
- А не траванете вы своих избирателей несвежей водкой? Это коньяк от выдержки лучше становится, а водка, мне кажется, того…
- Много ты понимаешь, - выпучив глаза, продолжал орать Базаров, - я этой водкой уже пять лет с грузчиками рассчитываюсь за работу, и еще не было случая, чтобы кто-нибудь из них подох, идет за милую душу, а в прошлом году я этим напитком богов ветеранов угощал в День Победы. Только двое померли, а остальные благодарили меня от всей души.
- Но ведь два человека все же умерли, - не отставал Семен Водкин.
– Да эти ветераны выжрали по целой бутылке на халяву. Тебя сейчас заставь без закуски по литру внутрь принять, что будет? То-то, а ты еще относительно молод. И вообще, сняли эту тему. Я приказал тебе составить подробный план избирательной кампании со ссылками на статьи закона о выборах и уголовного кодекса.
Семен достал кожаную папку на молнии, извлек из нее два стандартных листа бумаги, исписанные мелким каллиграфическим почерком, и протянул Базарову.
А теперь на время оставим уездный город Н., где весьма активно продолжается подготовка к выборам в крымский парламент, и перенесемся к холодным невским берегам, чтобы посмотреть как к этому избирательному действу готовились самые достойные люди земли крымской.

вверх                                                                                                                                                                                         NEW!

КРЫМСКИЙ ПРЕМЬЕР И ДЬЯВОЛЬСКАЯ СВИТА
«В былые времена эта гостиница принадлежала обкому КПСС. Простому смертному попасть в нее было также невозможно, как грешнику в рай. Это неприметное здание рядом со Смольным никогда не афишировало себя, свои респектабельные аппартаменты оно предоставляло избранным. Теперь гостиница принадлежала правительству города (то есть опять же Смольному), но сохранила прежние традиции и закрытость для посторонних. Обнорский понял это сразу, как только вошел в холл…»
Остановитесь, господа! Это все вранье и клевета. Могу поклясться на уголовном кодексе независимой Украины, что такого никогда не происходило. Не было никакого Обнорского в гостинице обкома КПСС, потому что его никто туда не приглашал, и в Зимнем саду его не угощали крымским вином «Бастардо». Да кто он такой, чтоб его принимали с такими почестями?!
Все было совсем иначе и сейчас я расскажу Вам правду. Произошло это весьма странное событие тринадцатого в пятницу, хотя если верить карманному календарю партии «Союз», тринадцатый день февраля 2002 года аккурат выпадал на среду, но именно в это утро в программе питерского ТВ, сразу после прогноза погоды, весь экран заняла «говорящая голова» бородатого астролога Вадима Полубоярина. Он кашлянул в кулак, подмигнул телезрителям и сказал: «Сегодня тринадцатое февраля, пятница. И этот день ничего хорошего вам не принесет». В ту же секунду две питерские старухи, доживавшие свой век в коммуналках, не сговариваясь, бросились к календарю и убедились в том, что астролог что- то напутал с днями недели и числами. Одна из них, высохшая до неприличия, сгорбленная, и больше похожая на старую ведьму, чем на человека, Марья Ивановна накрутила диск телефона, и, когда на звонок отозвалась барышня с телестудии, крикнула в сердцах: «Скажите вашему астрологу, что он опять все наврал в предсказаниях, и сегодня никакая не пятница, а среда, а это значит, что нечистая сила, цунами и землетрясение обойдут славный город Санкт- Петербург стороной».
Несколько иную точку зрения высказала вторая старуха из коммуналки на Невском. Она не стала звонить на телестудию, а сразу набрала Смольный и предупредила дежурного вахтера о надвигающейся на город буре, которая может принести неисчислимые беды обитателям собственного жилья в пригороде Ленинграда. Вторую старуху, по случайному стечению обстоятельств, звали также Мария Ивановна, и она была как две капли воды похожа на звонившую минутой раньше на телестудию Марию Ивановну.
Сам же Полубоярин, ничего не знавший о телефонных звонках двух старух, продолжал нести с телеэкрана околонаучную чушь о параде планет, и пролетающей в созвездии Сириуса, весьма опасной для нашей цивилизации, кометы УЯ-ЮЗ №1545…После чего добрался до Венеры, потом говорил что- то о Марсе и солнечных пятнах, предвещающих невиданной силы магнитную бурю, а завершил свой утренний прогноз весьма неприятной фразой, из- за которой потом был изгнан с работы научный руководитель международного проекта «Долгосрочный астрологический прогноз», академик оккультативных наук, Иван Иванович Шлык. А фраза была такова: «Сегодня на соседней звезде поднимется небывалая буря и солнечный ветер пригонит к земле страшную ядерную пыль, что в конечном итоге приведет к неминуемой гибели всего живого на Земле».
Это предсказание утренним телезрителям оптимизма не добавило, а мэр Санкт- Петербурга, Яковлев, краем уха услышавший зловредное высказывание, тут же связался с телекомпанией, и предложил укрепить новостную программу профессиональными ведущими, а самого астролога Полубоярина - «гнать взашей с телестудии»!
Некоторую ясность в произошедшие в Питере события мог бы внести Семен Водкин, но на беду ленинградцев, он в это время окучивал кандидатов в крымские депутаты где-то в районе Черной горы, той самой, что на всех путеводителях называлась Кара-Дагом. Много интересного Семен мог бы рассказать и о старухе, которая звонила на телестудию, если бы, конечно, смог в ней узнать ту самую директрису магазина, сыном которой он представился младшему научному сотруднику НИИ «Запсибмаш» Климову И.С., перед тем, как «кинуть» лоха на деньги. Но Семен Водкин утренние программы питерского ТВ не видел из-за того, что в Крыму их просто не транслировали, поэтому не смог он рассказать и о гражданине Полубоярине, которого знал намного лучше, чем гэбэшные кадровики гостелерадио. Дело в том, что бородатый предсказатель еще несколько лет назад представлялся Семену Водкину в пересыльной камере питерских «Крестов» весьма витиевато: действительный член дворянского собрания Санкт-Петербурга и Москвы – граф де Лонжерон.
Семен Водкин хоть и не считал себя знатоком географических названий, но об одесском пляже Лонжерон что-то слышал, и тут же впарил собеседнику несколько фраз по поводу летнего отдыха в Одессе, раков, которые вчера были по три рубля, но маленькие, а сегодня по пять, но очень большие, привязав эту историю к знаменитому пляжу, воспетому в начале прошлого века одесским писателем Бабелем. «Мошенника на доверии», представлявшегося в пересыльной камере «одесским пляжем», пламенная речь Семена Водкина не смутила. Высказав несколько соображений по поводу матери Семена Водкина, детородных органов и некоторых физиологических актах, свойственных людям, перешагнувшим период полового созревания, граф де Лонжерон рассказал трогательную историю о расстрелянном чекистами горячо любимом дедушке, подарившем ему столь запоминающуюся фамилию, о не менее любимом папашке, который из-за своего дворянина отца все советское время страдал от того, что не мог с гордостью носить фамилию Лонжерон, и вынужден был скрываться под тривиальным псевдонимом Петров - Голодрыщенко. В то же время надзиратели называли графа почему-то Кузнецов Александр Сергеевич, и он, вполне лояльно откликался и на это погоняло.
Неясные сомнения вызвали б у Семена, наверняка, и сведения о приближающейся к Земле кометы УЯ-ЮЗ №1545. Дело в том, что этим буквенно-цифровым набором обозначали, в течение почти семи лет, на конвертах, родственники Семена, местонахождение колонии строгого режима, где он отбывал наказание за мошенничество. Почему астрономы присвоили хвостатой комете столь странное имя, до сих пор остается государственной тайной, записанной в специальном циркуляре с двумя нулями перед трехзначным номером. Об этом тоже с экранов телевизоров оповестил петербуржцев бородатый астролог Полубоярин, граф де Лонжерон, некто Кузнецов, а в «девичестве» - Александр Сергеевич Петров-Голодрыщенко.
Автор наверняка не стал бы столь подробно освещать путаные детали биографии предсказателя, если б его в тот же день не поперли с телевидения по указанию мэра Санкт-Петербурга, господина Яковлева.
Не исключено, что столь бесцеремонное поведение питерского руководителя и привело, в последствии, к весьма неприятным событиям, произошедшим в этот день в коммунистической цитадели зла, доставшейся за бесценок нынешним демократам-ленинцам. Вот только следов в местной прессе эта история не оставила, потому что журналистов к обкомовской гостинице нынешние власти не подпускали ближе, чем на пушечный выстрел, чтоб не разглашались номенклатурные шалости высокопоставленных иноземных чинуш. И лишь только автору этих строк удалось воссоздать произошедшие события весьма достоверно.
В зимнем саду, за столом, уставленном изысканными блюдами, восседали двое: бывший премьер-министр правительства Автономной Республики Крым, Сергей Васильевич Соболев – крепкий широкоплечий человек с открытым, располагающим лицом, чем-то напомнивший одному питерскому писателю артиста Евдокимова, и главарь чеченских террористов, Абу Нидаль. К сожалению, у автора нет достоверных доказательств, что господин Соболев в то утро беседовал именно с Абу Нидалем. Не исключено, что в его заграничном паспорте значилась другая фамилия, скажем, Сидоров, Иванов или Петров.
Представитель чеченских сепаратистов маленькими глотками пил прекрасное крымское вино «Бастардо» и укоризненно качал головой: «Ну, как ты мог так опростоволоситься. Мы ж тэбэ такие деньги давали.…А тэбэ скынулы и кто?! Ворон!» – в его речи то появлялся, то пропадал кавказский акцент. К тому же и внешне Абу Нидаль не был похож на исламского террориста. На нем не было ни восточной чалмы, ни национальной одежды жителей Кавказа – камуфлированного костюма с гранатами на поясе, ко всему прочему он был голубоглазым блондином с тонкими чертами лица, а его длинные музыкальные пальцы говорили о том, что в промежутках между кровавыми террактами он играл Шопена на фортепьяно.
- Меня предали в Киеве, но я вернусь! Я непременно вернусь, если вы мне поможете! Даю честное слово! Поверьте, последний раз, помогите с голосами ваших соплеменников!
Сергей Васильевич от небывалого напряжения покрылся капельками пота. Он представил, что сейчас, сию минуту его главный спонсор вытащит из-за пазухи пистолет ТТ. и разрядит обойму в не оправдавшего высочайшего доверия.
Собеседник бывшего премьер-министра, словно прочитав мысли, полез во внутренний карман. Над зимним садом нависла мертвая тишина. Даже халдей в черной бабочке прекратил свои телодвижения и замер. Наконец Абу Нидаль вытащил руку из кармана и положил перед бывшим премьером список лучших здравниц, построенных советским народом для отдыха и лечения партийной номенклатуры на южном берегу Крыма.
- Кроме этого, весьма неполного списка, ты обещал отдать под строительство дач и гостиных домиков Ныкытский Ботанический Сад. Пачэму там еще нэт наших дворцов?
От этих слов Сергей Васильевич съежился и стал казаться меньше, чем он есть на самом деле.
- Дайте мне время, дайте! И я выполню ваши указания! Все санатории, все правительственные дачи и весь Ботанический сад с бамбуковыми рощами, пальмами и розами будут ваши! Только не бросайте меня! На киевских у меня нет больше никакой надежды.
Абу Нидаль в задумчивости почесал затылок, но слов не произнес.
- Не убивайте меня, я исправлюсь! Я все сделаю! – с чувством произнес отставной премьер-министр крымского правительства.
Неожиданно в груди у него что-то кольнуло, перед глазами завертелись цветные круги, а стоящему у барной стойки халдею в этот момент даже привиделось, что сквозь стеклянную крышу зимнего сада из затянутого густыми облаками неба, на голову Соболева опустился тонкий, переливающийся всеми цветами радуги солнечный луч. Мертвым белым светом он осветил его буйную шевелюру, и проник внутрь черепной коробки.
И тут произошло чудо. Сидевший напротив премьера исламский террорист Абу Нидаль стал терять грозные очертания, превращаясь, то в депутата украинской Рады от руха Мустафу, то в газовую принцессу Юлию Тимошенко, за спиной которой на запад неслись товарные составы, доверху набитые украинскими гривнами, то в поэта Говчана, требующего закрыть автономию на переучет. Последний, правда, продержался совсем недолго. Через секунду, сквозь его жирное рыхлое тело, уже можно было различить очертания комнатной пальмы и огромные желтые цветы, предвещавшие скорую разлуку.
- Мне только здесь стихоплетов украинских не хватало, - подумал недобро Соболев. Для него «закрытие автономии на переучет» означало долгие тюремные сроки за расхищение государственных средств в особо крупных размерах. Как и следовало ожидать, подлый Говчан со своими стихами о мудром дедушке Ленине и любимой коммунистической партии из прошлой его жизни, быстренько собрал манатки и бесследно исчез, оставив после себя тошнотворный запах горилки, цибули и чеснока.
Сергей Васильевич облегченно вздохнул, обвел взглядом зимний сад и неожиданно прямо перед собой увидел сотворившегося из воздуха неизвестного мужчину, весьма престранной наружности. Он занял место Абу Нидаля, поднес бокал с «Бастардо» к носу и, брезгливо скривившись, выплеснул солнечную жидкость на стоящую за его спиной африканскую пальму. Дереву драгоценный напиток не понравился, и оно прямо на глазах стало засыхать и чахнуть. Соболев попытался запомнить незнакомца. На вид гражданину было лет шестьдесят. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет, был лихо заломлен на ухо, под мышкой незнакомец держал трость с черным набалдашником в виде головы пуделя.
«Рот какой-то кривой, - отметил про себя Соболев, - правый глаз черный, а левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой.…Так это же Воланд! - наконец определил Соболев, - и как я его сразу не узнал. Я ж его в театре видел у Новикова. Да его ж сам Новиков и играл. Точно Новиков – главный режиссер русского драматического театра. Сейчас деньги начнет просить на культуру».
Но неизвестный денег просить не стал, хотя эта мысль должна была прийти к нему в голову при виде бывшего распорядителя кредитов. Он внимательно осмотрел Соболева и задал несколько неожиданный вопрос: «Вы вновь хотите управлять Крымом?»
- Да, и я непременно выполню все обещания! – с жаром заговорил Соболев. В незнакомце он почувствовал скрытую мужскую силу и нечеловеческие возможности.
- Виноват, - мягко продолжил неизвестный, - но для того, чтобы управлять, нужно, как минимум, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план, хотя бы на смехотворно короткий срок ну, лет скажем, в тысячу, но не может ручаться за свой собственный завтрашний день?
- Вы в корне не правы, - перебил незнакомца Соболев, - если бы мне дали сегодня возможность вернуться в кресло премьера, то я бы не стал ничего заново планировать. У меня уже все давным-давно расписано по дням и часам, все разложено по полочкам…
- У вас все расписано и разложено, - рассмеялся незнакомец, но это же невозможно. Вот представьте, что завтра, например, начнете управлять, распоряжаться и другими, и собой, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас…кхе-кхе…кхе…саркома легкого… - тут незнакомец сладко улыбнулся, как будто мысль о саркоме доставила ему удовольствие, - да саркома, - жмурясь как кот, повторил он звучное слово, - и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Родные вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к ученым врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье – совершенно бессмысленно, вы и сами понимаете. И все это кончается трагически: тот, кто еще недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается лежащим неподвижно в деревянном ящике, и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет больше никакого, сжигают его в печи, или отрубают голову и руки, и сжигают в лесопосадке на костре, поливая бензином, как это сделал брат спикера-убийцы Евгения Супрунюка – Сергей Кущенко. Кстати, господина Горделадзе не вы, случаем, замочили?
- Да как вы могли такое подумать? – возмутился Соболев.
- А вице-премьера Сафонцева? – не отставал незнакомец, пристально разглядывая Соболева, - убийцу до сих пор не нашли.
- Да я с ним-то и знаком не был, - вскочил со стула бывший премьер- министр Крыма.
- Похоже, что я что- то напутал, - миролюбиво улыбнулся незнакомец, - но вы, может, знаете, кто это сделал?
- Видите ли, в Крыму всегда было неспокойно, и кадровые вопросы еще до меня начали решать при помощи взрывчатки и автоматов. Милиции удалось доказать, что этими делами занимался бывший спикер парламента Супрунюк.
- Проклятый склероз, - схватился за голову мужчина, - все перепутал, исполнительная власть на полуострове оппонентов не расстреливала, по указанию министров, несговорчивых депутатов просто избивали в подъездах, и, чтобы никто не догадался, грабили несчастных по полной программе.
- Но я к этому никакого отношения не имел, - замахал руками Соболев.
- Возможно, - хитро прищурился незнакомец, - но я хотел бы продолжить нашу беседу о вечном.… А бывает еще хуже: только что человек соберется съездить в Ялту, пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, потому, что неизвестно почему вдруг возьмет поскользнется и попадет…
- Нет! – в ужасе завопил Соболев! – Новиков, прекрати этот монолог!
Бывший премьер-министр правительства Крыма вспомнил окончание этой фразы.
- Поскользнется и попадет под трамвай! – как ни в чем не бывало, закончил предложение мужчина, - неужели вы скажете, что это он сам собою управил так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто- то другой? – и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком.
- Нет, это не Новиков, - неожиданно осознал Соболев, хотя внешне похож. Очень похож, но не Новиков. Его- то я хорошо знаю. Тогда кто это? И как он сюда проник. Здесь же охрана кругом, пропуска, видеокамеры.… И куда делся Абу Нидаль?
- А теперь вернемся к вашей просьбе, - продолжил незнакомец, сверкая золотыми зубами, - я могу вернуть вам кресло премьера, но при одном условии.
- Я на все согласен! На все! – нервно закричал Соболев. Непонятный разговор с незнакомцем его страшил. Он боялся остаться здесь навсегда.
- Не спешите, - недовольно поморщился Воланд, а это был, несомненно, он, а не Новиков. - Для того чтобы повернуть время вспять и занять премьерское кресло, вам придется во время избирательной кампании, как бы это сказать помягче, привлечь на свою сторону…обезглавленный труп. Попозируете на его фоне, покрасуетесь…Вы ж такой мужественный, симпатичный, правильный.
- Но зачем мне труп, да еще без головы? - заволновался Соболев. - Я могу и так убедить избирателей, меня любят женщины…Они и так проголосуют. Вы мне денег дайте, а не труп, и я переверну мир.
- Я ведь не случайно у вас спросил про убийство Горделадзе, - покачал головой незнакомец, - вы заявили, что к его похищению никакого отношения не имеете, и это, скорее всего, правда. Но вернуться во власть без обезглавленного журналиста никто не позволит. Вам придется на его фоне говорить о любви к президенту. Гарант ведь должен слышать не только прирожденного лизоблюда, но и героя, который способен пойти на все. Соглашайтесь, Сергей Васильевич, а не то я покину вас, и вы больше никогда не станете премьером. А это чревато. Ведь вы еще не полностью рассчитались со своим, весьма опасным, спонсором. Восточные люди злопамятны.
- Труп… мне только трупа не хватало, - схватился за голову бывший премьер-министр, - но, может, есть альтернатива этому предложению? Может, Вам нужен санаторий на южном берегу Крыма или царский дворец. Я могу устроить.… А, хотите, я отдам вам во владение весь южный берег Крыма на сто лет?
Незнакомец укоризненно покачал головой:
- Вы пытаетесь распорядиться тем, что вам не принадлежит. Я сделал свое предложение, решайте!
- Хорошо, я согласен! – в сердцах стукнул по столу Соболев кулаком. - Но чтобы победа была гарантирована на сто процентов.
- Вот и прекрасно, - незнакомец хлопнул в ладоши, и за столом появились прямо из воздуха два типа: маленький толстозадый, с черными обгоревшими усами, похожий на огромного кота в клетчатых брюках, и длинный худой язвенник с треснутым пенсне на носу.
- «Дьявольская свита», - пронеслось в мозгу у Соболева. - Артисты, - возразил невесть откуда появившийся, внутренний голос, сильно смахивающий на говор первого президента России, - тебя разыгрывает Новиков. Не верь лицедеям. Сейчас будет деньги просить на культуру и театр.
- Я слышал, что в Таращанском лесу найден местными следопытами полусгнивший труп без головы, - обратился мужчина к тому, кто смахивал на кота.
- Да, мессир, - подтвердил клетчатый и, широко раскрыв рот, сладко зевнул, – у покойника жуткая судьба, за прелюбодейство он наказан вечным земным скитанием.
- А вот Соболев жене не изменял, он хороший, - весьма уважительно посмотрел на бывшего премьера Воланд, - и мы ему непременно поможем. Эй, Вы, двое, а ну-ка быстро придумайте сказку для домохозяек о том, как два доблестных журналиста под прикрытием украинского ЧК искали в стольном граде Киеве голову покойного коллеги Георгия Горделадзе.
- Какого Горделадзе, мессир? Вы что-то путаете. В Таращанском лесу мы закопали тело Петренко, бухгалтера райпотребсоюза, а руки и голову оставили в деревянном гробу, в его собственной могиле. Вы ж сами просили разрыть могилу Петренко…в минувшую пятницу.
- Это не имеет никакого значения, - скривился, как от спиртового уксуса, Воланд, - пусть эти двое ищут голову Петренко и несут всякую чушь в книге при одном условии, что в этом жутко независимом расследовании примет самое активное участие…
- Вдова бухгалтера, - захлопал в ладони Кот Бегемот, превратившись в весьма почтенного гражданина.
- Причем здесь вдова? – возмутился Воланд. - В поисках головы и кистей рук примет активнейшее участие наш сегодняшний гость – Сергей Васильевич Соболев. И еще я хочу, чтобы в этой предвыборной книжонке были такие слова. Воланд пристроил на носу очки, достал из кармана листок бумаги и стал читать хриплым гнусавым голосом:
«Соболев Сергей Васильевич – премьер-министр Крыма – крепкий широкоплечий человек с открытым, располагающим ново русским лицом, внешне похожий на Евдокимова. Это обязательно, артиста Евдокимова народ любит, он уже практически не исчезает с экранов телевизоров, особенно его, боготворят в сельских регионах, а у Сергей Васильевича электорат как раз сельский.
- Но это же неправда, мессир, - совершенно бессовестным образом прервал чтение бумажки клетчатый, - у Евдокимова морда красная, а у Сергея Васильевича проступает на щеках нездоровый румянец. Я подозреваю, что он страдает…
- Молчать! – нервно закричал Воланд, - я запрещаю расстраивать гостя раньше времени. Ему еще предстоит искупить вину перед людьми. Вспомните, сколько людей умерло от переохлаждения во время его правления Крымом. Он специально дожидался морозов и не включал в многоэтажных домах отопление. Хлипкие старики и старухи начинали чихать и кашлять, бегали в аптеку за лекарством, а те, у кого не было денег, отправлялись прямо в морг. Было такое, любезный?
- Я к отоплению никакого отношения не имел, - испугался не на шутку Соболев, - народ не платил вовремя теплосети, вот и приходилось при помощи холода повышать у квартиросъемщиков уровень сознательности.
- И увеличивать количество умерших от болезней, – повысил голос тощий язвенник, - это же настоящий фашизм, когда за одного убитого немца оккупанты расстреливали десять заложников. Да за такие дела при Сталине!
- При чем тут Сталин, - возмутился Соболев. Он решил осадить тощего, чтоб тот не сорвал договор с Воландом.
- И вправду, причем тут Сталин. При нем чиновники не могли себе такое позволить, - вмешался в разговор Воланд, - мой любимый ученик Иосиф просто бы расстрелял Соболева за издевательство над людьми. Но сейчас это некому сделать. Пусть живет и процветает, и для своей личной пользы продолжает руководить Крымом, а для этого мы должны закончить прямо сейчас написание этой чудовищной книги.
Воланд вновь поднес к глазам бумажный листок.
- Мне лично очень понравилась одна фраза. Слушайте и запоминайте: «Соболев заговорил о крымских винах, о чудовищной трагедии горбачевской эпохи, когда безжалостно вырубалась элитная лоза. О самоубийстве знаменитого винодела…»
- Почему об одном? Давайте и остальных помянем. Каждый день в Крыму добровольно уходят из жизни сотни его земляков из-за неустроенности быта, нищеты, голода и опять же из-за ледяных батарей, - влез со своими советами язвенник в пенсне. Я бы в этой книге напечатал весь список…повешенных, отравленных, утонувших, а на отдельном листе рассказал о тех, кто попал под трамвай. Такую книгу люди без слез читать не смогут. Они будут рыдать, и вспоминать Иосифа Сталина, который бы не допустил к власти таких, с позволения сказать, премьеров!
- Коровьев, я, о чем просил книгу написать? – спросил недовольно Воланд, - до тебя что, еще не дошло, что мы сочиняем не марксистско-ленинскую агитку, а широкое полотно о деятельности мудрейшего из мудрых, умнейшего из умных, очень большого профессионала – первого руководителя Крыма.
- Так бы и сказали, что вранье придумывать будем, – спокойно произнес тощий, - я не возражаю.
«Соболев говорил горячо, страстно, о наболевшем, - продолжил Воланд. - В его голосе слышалась горечь и скрытая ярость. Обнорский ощутил симпатию к этому крепкому открытому мужику (хотя слово «мужик» как- то не очень употребимо к премьер-министру)».
- Мессир, простите великодушно, но я уже второй раз слышу это имя – Обнорский, но никак не могу понять кто он?
- Я тоже что-то запамятовал, - похлопал по карманам Воланд, - Сергей Васильевич, не просветите ли вы нас, темных, и ни разу не грамотных? Ведь этот конспектик-то вы лично составляли.
- Обнорский – это хороший журналист, который в Киеве выполняет мое задание по поиску убитого плохого журналиста…
- И попутно обливает грязью всех участников этой драмы, - вставил свои пять копеек клетчатый. - На мой взгляд, Обнорский весьма паскудный тип. Он - гражданин России, за деньги Соболева делает вид, что что-то расследует в Киеве, получает от представителя иностранной разведки «слив компромата», и обвиняет в убийстве непричастных к этому делу людей.
- Стоп! – махнул рукой Воланд, - вас опять занесло не в ту сторону. Мы же пишем предвыборную агитку, а не подлинную историю о том, как два проходимца надругались над могилой бухгалтера Петренко. Сергей Васильевич хотел бы, чтобы в этом произведении был следующий абзац:
«За наше знакомство! – сказал Соболев, и бокалы с рубиновым вином сошлись, пропели глубоко, мелодично. - Жена, можно сказать, настояла, чтобы я прочитал «Переводчика». Я ведь в силу своей работы довольно таки занят, и свободного времени не густо.… Но Валентина настояла, и я прочитал. За одну ночь! И сразу понял, что это пережитое, это выстраданное. Это - настоящее. – Соболев говорил искренне, от души, - я берусь об этом судить потому, что сам прошел через Афган, был пулеметчиком и даже (Соболев усмехнулся не очень весело) был награжден…так что понимаю».
- Очень хорошо, - захлопал в ладоши клетчатый, - продолжайте, мессир. Я просто счастлив услышать такие красивые слова о первом руководителе Крыма. Хотелось бы что-нибудь о его деловых качествах. Ну, хоть чуть-чуть, мессир, иначе народ нас не поймет. Врежьте соцреализмом по бездорожью и разгильдяйству! Да здравствует советский руководитель, денно и нощно думающий о своем народе! - стал, словно шелуху от семечек, выплевывать изо рта лозунги и рекламные слоганы клетчатый. В конце концов, длинному язвеннику это надоело, и он стукнул свихнувшегося соратника восьмым томом собраний сочинений В.И.Ленина по голове клетчатого.
Ленинские произведения весьма плодотворно повлияли на безумца, и он, прокричав напоследок что-то невнятное о женских прокладках "Ультра", затих, облизнувшись.
Воланд осуждающе посмотрел на спутников и продолжил с металлом в голосе:
«Соболеву было сорок лет, он имел за плечами огромный жизненный, военный и политический опыт. Это был очень жесткий опыт. Два с половиной года назад он взвалил на себя непомерно тяжелую ношу под названием «Крым». Жена тогда спросила: «Тебе это надо, Сережа?». Они сидели вечером дома, в кухне, пили чай с айвовым вареньем. Уютно светила лампа, по углам кухни лежал полумрак. Валентина смотрела в лицо мужа и спрашивала: «Тебе это надо, Сережа?». – Надо, - ответил он после паузы, - мне, Валя, это надо.… Думаешь, не справлюсь?
- Справишься, - сказала она, - ты – справишься. А я тебе помогу.
- И он справился! – дико вращая глазами, безумно завопил клетчатый, - за каких-то два года списюкал триста миллионов из госказны. Да здравствуют казнокрады и расхитители! Обитатели свалок и городских помоек, еще выше поднимем знамя дикого крымского капитализма! Распродадим Родину по кусочку!
- Мессир, я не могу больше сидеть рядом с этим придурком. Он кого угодно на тот свет сведет своими дурацкими лозунгами, - неожиданно зарыдал язвенник в пенсне.
- Замолчите оба! – вскочил со стула Воланд, - вы, что тут себе позволяете в присутствии уважаемого человека, героя, красавца, передовика производства. Где ты нахватался этой дряни?
- Мессир, это не я. Это народ моими устами, - униженно залепетал клетчатый, - обворованный, обманутый, умирающий от холода и болезней. Даешь НАТО! Все на борьбу с Бунчуком! Наше знамя – Тимошенко!
- Я же вам говорил: не ходите на митинги! – в гневе закричал Воланд. –Они там такое несут, что даже мне, властителю дум людских, непонятно кто кого и за что. И не читать на ночь украинских газет!
- А что я сказал, - мгновенно успокоился клетчатый, - я ничего такого и не сказал. Подумаешь, триста миллионов. Да для нашего премьера – это семечки. Вот его коллега из Киева, пан Лазаренко – вот это голова. Он вообще пол-Украины за бугор вывез, и ничего… А тут каких- то триста миллионов. Да у них, если посчитать, этих миллионов украденных… Честное слово, мессир, мне жутко неприятно об этом говорить, но если их органы не наведут здесь порядок, то этим делом займусь лично я. Вот тогда они у меня попляшут на раскаленной сковородке без масла. Ну а теперь я внимательно слушаю. Скажите что-нибудь приятное для моего слуха.
- В книгу непременно надо внести героическое прошлое уважаемого Сергея Васильевича. Я бы добавил сюда его воспоминания о войне, - как ни в чем не бывало, продолжил Воланд весьма учтиво.
«Неожиданно он вспомнил Афган. Это было в, невероятно тяжелом для Советской Армии, 84-м году. «Ограниченный контингент» нес тогда тяжелые потери, но для Соболева афганская эпопея подошла к концу. Он возвращался в Союз. Судьба была к нему благосклонна, она провела сержанта Соболева по Пенджерскому ущелью почти невредимым. Однажды автоматная очередь обожгла ему бровь и «причесала» волосы. В другой раз пуля сбила с него панаму…Смерть была рядом…совсем рядом, но судьба хранила его – Соболев отделался контузией. Позже эта контузия даст о себе знать, напомнит бессонницей и головными болями. Но тогда, в сентябре 1984 года, он считал, что ему повезло: руки, ноги целы, и он возвращается домой…».
Соболев с умилением слушал трескучий голос Воланда и уже не сомневался, что он беседует с самим дьяволом. Ленивые мысли щекотали сознание приятной истомой: «Князю Тьмы продал душу, а ведь ничего страшного не произошло, какой симпатичный старикашка, и слова обо мне хорошие нашел, а может попросить плеснуть в книгу немного желчи о моих врагах. Было бы неплохо Ворона опустить ниже плинтуса. Сколько мне он крови попортил».
- А не могли бы вы в этой книге о врагах моих рассказать? - немного смущаясь, спросил Соболев.
- О врагах самое время, - засуетился клетчатый, - а то, что за жизнь без врагов! А ну, врежьте негодяям по самое немогу!
Соболев кашлянул в кулак, приосанился и, хорошо поставленным голосом, заговорил: «Мне противно смотреть, как к Крыму кровососы прилепились – Отцы да Вороны. Прилепились, сосут из Крыма кровь, строят особняки. Конечно, я пошел на премьерство…не мог не пойти. И три года я в Крыму строил, от паразитов его чистил…Трудно было край…Команду работоспособную собрал, ворюг из администрации подвычистил. Меня пять, раз свалить хотели. Точно знаю, – компромат искали…
- Наслышаны, наслышаны о вашей эпопее с квартирками пятикомнатными, - засмеялся Воланд, - которые вы то в общежитие превращали, то в какой-то постоялый двор с весьма сомнительным статусом, да и с домом у вас что-то не то было.
- Клевета это все. Завистники. Я в суде отбился! – повысил голос Соболев, и стал даже казаться выше ростом. Глаза его метали молнии, а в голосе появился металл.
- Знаем мы ваши суды, любезный, - бросился на подмогу Воланду клетчатый, - попробуй тут, на месте, премьера засуди! Да у кого из судей рука-то поднимется на святое! Сергей Васильевич уже не просто премьер – он памятник, больше всех в своем кресле отсидел. А памятник – кто посадит? Вот если б вы на нашем суде в Аду побывали, и правоту свою доказали не ангажированным земной властью судьям, тогда б я поверил в вашу невиновность. Так что понтовать тут не надо. Не дети. Вы лучше расскажите, как вас с должности скинули.
- Несколько шакалов, которым я сильно мешал воровать, сумели объединиться, и навалились на меня сворой…Они объединили бабки, проплатили бешеную пиар-кампанию в Крыму. Потоки грязи лились невообразимые.
- И вы не устояли, Сергей Васильевич, выпали из обоймы. Потеряли должность, и не смогли выполнить свои обязательства перед главным спонсором - Абу Нидалем, - участливо продолжил диалог Воланд.
- Я ему ничего не обещал такого.… Представьте себе, что этот арабский террорист требует себе Воронцовский дворец. Царем себя чувствовать на крымской земле желает.
- А вы ему Бахчисарайский отдайте, пусть ханствует, - посоветовал клетчатый, подмигивая левым глазом.
- Он царем хочет быть, а не ханом. А, может, вы его убедите, что это невозможно, - с надеждой спросил Соболев у Воланда. - Воронцовский дворец я киевским атаманам уже пообещал, а тут еще журналисты о «сделке века» пронюхали. Уж лучше б его оползень в море унес, чем каждый день с этим жульем по поводу царских хором торговаться.
- Вас премьером сделали из ничего. В стольный град из захолустья переселили за государственные деньги для того, чтобы вы нужным людям в Киеве дворцы раздали, а вы тут развели демагогию! – неожиданно заорал страшным голосом Воланд. - Да еще с этим нерусским террористом связались. Вы знаете, что Абу Нидаль бессмертен. Его ни пуля, ни бомба не берут. Как с ним договориться?!
- Мне голоса переселенцев нужны были, я у саудовского принца перед прошлыми выборами поддержки попросил, а он мне, гад, этого Абу Нидаля подсунул. Ну, кто ж мог знать, что он не лидер сепаратистов, а настоящий бандит, - жалобно заныл Соболев.
- Твою мать! – заорал на всю гостиницу клетчатый, - он у саудовского принца голоса избирателей просил. Да ты знаешь хоть, кто это был!? Сам Бен Ладан. Принца нашел! Если чалму надел – значит уже принц?! Твое счастье, что об этих переговорах еще американцы не дознались, – они быстро бы на тебя свой торговый центр с самолетами повесили. А от них дворцами крымскими и Никитским Ботаническим Садом не откупишься. Американцам Черноморский флот отдать придется вместе с Севастополем.
- Что ты тут распетушился, - осадил спутника Воланд, - весь флот никто не требует, половину разворовали при дележе, а из того, что осталось, только российская часть боеспособна, остальная для парадов и то не годится. Я правильно излагаю, Сергей Васильевич?
- Я к флоту никакого отношения не имею. Севастополь без меня грабили, он уже не Крым, - с горечью произнес Соболев. Он промокнул вспотевший лоб платочком:
- Кто ж знал, что этот черный араб - бандит. Он школу обещал построить, а юношей на Ближний Восток на учебу отправить.
- Я тебе, как родному, - встал на стул клетчатый и притянул к себе голову Соболева, - ты с шайтаном связался, а надо было сразу к нам звонить, в Ад. У нас все по честному. А юношей ваших на деньги Бен Ладана учат диверсионной работе. Это я тебе, как почетный чекист говорю. Я ж в Тегеране с ним еще во время второй мировой встречался. Ну, ты знаешь, в 1944…Сталин, Рузвельт и я.
«Тоже мне политический деятель нашелся», - возмутился мысленно Соболев, отталкивая от себя несуразное создание, весьма похожее на кота. Но вслух ничего не сказал. У крымского премьера уже просто не было в запасе ни слов, ни аргументов, настолько его запутала эта троица.
- Извините меня, любезный, - весьма учтиво обратился к Соболеву язвенник в пенсне, - из вашей речи я только что понял, что город русской славы – Севастополь, находится почему-то уже не в Крыму. К сожалению, последние лет двадцать я не смотрел телевизора, поэтому и не в курсе. Но как вам удалось полуостров на куски порезать? Может, тут землетрясение или вулканы землю раскололи?
- Не было тут никаких землетрясений, - отмахнулся от язвенника Соболев. А сам удивился, что дьявольская свита, оказалась абсолютно безграмотной, и ничегошеньки не знает о современных реалиях:
- После того, как не стало Советского Союза…
- Боже мой, - схватился за голову язвенник, - какое горе, уже и Советского Союза нет. Кто посмел на святое?
Но клетчатый договорить ему не дал. Изловчившись, он кошачьей лапой заехал безутешному язвеннику прямо в глаз.
- Хватит придуриваться, - закричал клетчатый дурным голосом, - ты же сам эту троицу ядовитым зельем в Беловежской пуще потчевал, чтоб Ельцин всем остальным вольную дал. Забыл, что ли?
- Это когда три охотника водку хлестали белорусского разлива в лесу? Так там ни про Севастополь, ни про Крым и речи не было. Борис – тот все больше Михаил Сергеевича какого-то поносил, и грозил показать ему кузькину мать, – стал мучительно вспоминать язвенник.
- Ну и башка у тебя, - возмутился клетчатый, - про кузькину мать другой секретарь Ленинского ЦК кричал в Америке, ну тот, что кукурузой всю Россию засадил, после чего из нее даже хлеб делать стали. Так вот этот Никита и отдал Крым Украине. А Ельцина ты зубровкой так накачал, что ему уже не до Крыма было. Он тогда и чеченам вольную подписал, они до сих пор успокоиться не могут от этой независимости.
«Не верь этим проходимцам, - неожиданно проснулся в черепной коробке у Соболева внутренний голос, весьма похожий на говор Ельцина, - врут они все. Не пил я в Беловежской пуще зубровки. Это Шушкевич с Кравчуком, на радостях, упились до чертиков, а я как огурчик был, когда документ подписывал. Перекреститься могу. И вообще, смени разговор, а то тут уже заговором попахивает. За такие разговоры могут и привлечь. Это я тебе, Соболев, как другу говорю. Другого предупреждать бы не стал. А за это ты мне дачу в Форосе верни, ее ж для Горбачева строили, а я у него власть отобрал, значит и дача форосская мне по праву принадлежит, а не этому Кучме, который для развала великой страны так ничего и не сделал».
- Я бы хотел от общеполитической дискуссии перейти к более приземленным темам. Сегодня меня больше всего волнует наглость претендентов на крымскую собственность. С утра до ночи лезут ко мне в кабинет без всякой очереди и киевские, и московские, даже турки приезжали за своей долей. На один дворец по десять желающих. Ну не могу я в такой обстановке их всех дворцами облагодетельствовать. На днях даже Ельцин звонил, форосскую дачу вернуть требовал. У него, видите ли, семья недовольна украинскими братьями, которые тянут с этим вопросом. Он даже грозил по телефону, что если я с дачей не решу вопрос, он Крым вообще у Украины отберет вместе с переселенцами и флотом. А не могли бы вы, с вашими связями на самом верху, хоть какой- то порядок в Крыму навести, очередь создать, лет на десять, причем, в первые ряды только нужных пускать, а всех остальных…
- Расстрелять! – крикнул радостно, на всю гостиницу клетчатый, - это ж очень мудро. Нет человека, нет и проблемы. И тогда вы, без страха быть убитым, разделите между "нужниками" то, что осталось, по справедливости. Вот только я боюсь, что вы опять что-нибудь не так сделаете, и большую часть дворцов себе оставите. Я ведь наблюдал за вами года три. Так вы, уважаемый Сергей Васильевич, все только под себя гребли, а надо бы и начальству кое-что оставить.
- Подтверждаю, - голосом Александра Мороза, бывшего спикера украинского парламента, а ныне главного оппозиционера той самой власти, которую так долго и радостно создавал, заговорил язвенник, - крымский премьер никакого уважения к своим бывшим коллегам не проявлял, деньги просто лопатой греб.
- Какой лопатой?! - возмутился Соболев, - да как вы смеете, да я самый нищий из элиты. У меня только квартира приватизирована государственная.
- А счет в швейцарском банке? – ехидно поинтересовался клетчатый.
- Да какой там счет! Нет у меня никаких счетов. Это у Кравчука счет в швейцарском банке нашли парламентские сыщики, а у меня нет.
- Не нашли, или его нет в природе? - голосом прокурора Вышинского продолжил допрос клетчатый: - Разоружись перед партией, коммунист Соболев.
- Если не нашли, значит, нет! – ушел от прямого ответа Соболев, - и вообще, мне непонятно ваше недоверие. А, может, вы подосланы сюда Вороном и его коммунистической братией.
Эта простая мысль настолько взволновала бывшего премьера, что у него даже на минуту перестало биться сердце, и пропало дыхание. Остекленевшими глазами он смотрел на троих фигляров в странных одеяниях, посмевших указывать ему, ответственному чиновнику чужого государства, как делить собственность и тратить бюджетные средства.
Вместе с Соболевым целую минуту просидели в полном оцепенении и странные гости, наконец, один из них, в клетчатых брюках, толстозадый, весьма похожий на булгаковского кота, заголосил тонким фальцетом:
- Мессир, неужели я похож на коммуниста? Меня еще никто такими словами не позорил. Тимошенковцем обзывали, жириновцем – было дело, а после того, как я Муму в реке утопил, даже в партию Мороза принять хотели, и называли там весьма учтиво - социалист-утопист. Но чтоб коммунистом…
- Полноте, господин Соболев, ну как вам такое в голову могло прийти, - вмешался в разговор Воланд, - ну какой из этого прохиндея и фигляра коммунист? Он гол, как сокол, и за всю свою многовековую жизнь так и не научился воровать. А без этого навыка в партии делать нечего. Не будет же он с голым задом по площадям с флагами маршировать красными. Но самое главное не в этом. Электорат задурить глупой идеей несложно, но у нас в Аду, как бы это помягче выразиться, к коммунистам и бывшим, и перекрасившимся, и к нынешним, отношение, можно сказать, особое. Их на сковороде за атеизм без масла жарят. И к тому же специальным указом сама компартия запрещена. Нам приказано над всеми партиями стоять, за людьми надзирать, чтоб ничего, порочащего новый строй, не натворили в отсутствии ЧК и политотделов. Трудное, я вам скажу, это дело, при таких руководителях, которые своим воровством и массовым развратом народ искушают и искушают. До чего дело дошло, в роддомах врачи с ночными медсестрами совокупляются между приемами родов самым бесстыдным образом.
Сергей Васильевич почувствовал, что хитрый Воланд пытается увести разговор от издания книги к каким-то абстрактным сферам, а этого допустить было никак нельзя, потому что сама идея с книгой уже полностью овладела Соболевым, и ему, как можно быстрее, хотелось погладить ее шершавую кожаную обложку, и полюбоваться своим мужественным портретом.
- А вы докажите, что не коммунисты вы тайные, - повысил голос Соболев. В глазах его появился тонкий огонек, превратившийся через минуту в пылающий факел, который готов был испепелить все живое. Соболев ощутил в себе небывалую силу Бога-громовержца, - опубликуйте телефонный разговор Ворона в этой книге.
- Мессир, подслушивать телефонные разговоры - большой грех, мы не можем на это пойти, - картинно упал на колени клетчатый, - остановите этот беспредел.
- Я ничего не могу поделать, - печально покачал головой Воланд, - желание гостя – закон для хозяев. Разглашайте тайну телефонных разговоров, господин Соболев, разглашайте, - только потом не обижайтесь, если мы мысли ваши тоже огласке предадим в самый неподходящий момент.
Но бывшего премьера эта угроза не испугала. Ему очень хотелось опустить Ворона ниже плинтуса. Соболев расправил плечи и произнес многозначительно:
«А разговор был такой:
- Привет, Ленчик, - сказала трубка, - а ты чего такой злой?
- А- а…это ты? Привет.… Да я не злой, просто достала блядь одна.
- Ну, без блядей тоже, знаешь, не в кайф…Нужны бляди-то, - с усмешкой сказал звонивший
- Да она не в том смысле блядь…Она такая блядь…Журналистка, короче. Обосрала на телевидении с ног до головы…
- Не может быть, - вскочив со стула, кинулся к Соболеву клетчатый, и, схватив его больно за ухо, продолжил, срываясь на крик и кошачье мяуканье, - не мог такое слово Ворон произнести неинтеллигентное. Он же профессор, доктор наук. У меня просто язык не поворачивается повторить это неэстетичное словцо. Ну, признайтесь, Сергей Васильевич, соврамши чуть-чуть в пылу, так сказать, полемики, не было этого в разговоре.
- Было, - грозно свел густые брови Соболев, - было это слово. Мне распечатку органы компетентные предоставили, и там черным по белому: обо…
- Не надо, черными силами заклинаю, - завизжал клетчатый, - не произносите больше подобных слов. Что о нас дети подумают, а их родители? Чему мы подрастающее поколение учим?
А я требую, чтобы это слово было включено в предвыборный текст. Мне об этом имиджмейкеры говорили. На фоне тайного хама Ворона я буду еще лучше смотреться, весь такой правильный, авторитетный, респектабельный.
- И что же было дальше в этом разговоре? – решил прервать дискуссию Воланд.
- Они о его новом доме говорили. Сейчас вспомню дословно, перебил ваш подчиненный некстати, - забормотал униженно Соболев, морща лоб, и, постукивая указательным пальцем по столу, - вот, вспомнил дословно.
- Так это, наверное, Елена Кагаева? По поводу твоей скромной хижины, Ленчик?
- Она, сучка драная…
- Ты, Ленчик, назначен у нас главным большевиком в Крыму. Тебе по положению должна быть присуща большевистская скромность, и где-то даже аскетизм.…А ты, щусенок, отгрохал себе особняк стоимостью пять лимонов зеленью…
- Два лимона, - процедил Ворон.
- Всего за два? – оживился киевлянин. - Так это в корне меняет дело, Леня. Ты так и объясни своему электорату: я, борец за права пролетарьята, Леонид Ворон, построил себе особнячок всего за два лимона зеленых. Они поймут, Леня, обязательно поймут.
- Не было этого разговора, вы что- то путаете, уважаемый Сергей Васильевич, - приподнялся со стула язвенник. – Я ведь с Ворона глаз не спускал, пока он Крымом правил, да и особнячок тот на два миллиона долларов не тянет. Это я вам, как брокер товарно-сырьевой биржи говорю.
Соболев помрачнел, но спорить не стал. Он сам знал, что наврал с телефонным разговором, но уж больно хотелось уделать Ворона. Сколько он крови попил премьерской. Попробуй тут рассчитайся со спонсорами, когда его счетная палата нос повсюду сует.
- А я бы оставил этот разговор в книге, - неожиданно пришел на помощь Соболеву Воланд. – В конце концов, премьер-министр Крыма имеет право на вранье такое же, как и простые смертные, или те же сверхнезависимые журналисты. Вот вы мне скажите как писатель-фантаст – поэту, а не слишком ли грубо звучат эти окололитературные выражения. Они вам часом не режут уши? Может, смягчим фантазии, уважаемый Сергей Васильевич?
- Ни в коем случае, - воспрял духом Соболев, ощутив поддержку Дьявола, - это – народная речь. Вернее, не то я хотел сказать. Вот сейчас сформулирую: через этот телефонный разговор можно понятными для электората средствами передать всю глубину падения Ворона. Это очень хороший прием из черного пиара. И питерские, и московские имиджмейкеры мне в один голос советовали именно такими методами бороться с Вороном, иначе эту коммунистическую гидру мне не одолеть на выборах.
- Я бы, конечно, воздержался от употребления столь неблагозвучных фраз, - поморщился Воланд, но требование гостя – закон. В печать ее, господа! И пусть, отныне, неповадно будет всяким Воронам обижать нашего, горячо любимого, мудрейшего из наимудрейших, Сергея Васильевича Соболева!!!
В эту секунду кто-то стал хлестать Соболева по щекам. Он открыл глаза и увидел перед собой арабского террориста Абу Нидаля.
- Вам книга на голову упала с потолка зимнего сада, - пояснил он, протягивая пострадавшему увесистый том, на котором было выведено: «Андрей Константинов, Александр Новиков. «Расследователь. Предложение крымского премьера».
Соболев открыл последнюю страницу: «Тираж – 200 тысяч экземпляров».
- Здорово же меня шибануло, - расплылся в улыбке бывший премьер- министр Крыма, - что даже Воланд со свитой привиделись. И так все правдиво разыграли проходимцы, что я им чуть было, не поверил.
- А книгу эту, и вправду, о вас написали? – участливо спросил собеседник. Ему казалось, что Соболев еще не в себе.
- Про меня, а что тут скрывать. У нас в Крыму выборы в разгаре. Мои конкуренты электорат водкой потчуют, прогнившей крупой, а я решил каждому избирателю подарить по книге. Пусть прочтут правду о премьере, какой он хороший, красивый, умный. Крестьяне листовкам уже не верят, а вот книги у них вне подозрений.
- С вашим образом, белым и пушистым, мне все понятно, - продолжил арабский террорист, - но зачем было к «избирательному продукту» приклеивать убийство Горделадзе. Вам не кажется, что использовать ради победы на выборах людское горе – аморально. Даже я, террорист со стажем, не пойду на такое кощунство.
- Видите ли, выборы от человека требуют максимума. Приходится работать на результат. А такие понятия, как мораль, порядочность, справедливость, из лексикона современных политиков давным-давно исчезли. Над моим имиджем работал целый институт. Ведущие политологи России и Украины обрабатывали сельский электорат моего избирательного округа. Пять, раз соцопросы проводили, и все в мою пользу. Поэтому прошу вас, дайте денег, и я непременно выиграю выборы и вновь займу кресло премьера. Поверьте мне в последний раз.… И тогда рассчитаемся по полной программе.
- И Никитский Ботанический Сад отдашь?
- Клянусь, все отдам: и розарий, и рощу бамбуковую, и дворцы царские! Только помогите! Я должен, я обязан выиграть эти выборы!

вверх                                                                                                                                                                                         NEW!

ПРЕМЬЕР- МИНИСТР КРЫМА И ПИТЕРСКИЙ МОШЕННИК
- Все в мире относительно, - изрек однажды знаменитый ученый. Это открытие хоть и имело эпохальное значение, но не могло повлиять на человека так сильно, как ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО СЛУЧАЙ. И действительно, если посмотреть здраво на человеческую жизнь, то состоит она из цепочки совершенно случайных встреч, расставаний, происшествий. Ну, скажите честно, кто бы мог предположить, что в этот вечер судьба, случай или высший разум, который управляет людьми на этой земле, сведет в одном самолете бывшего премьер-министра Крыма – Сергея Васильевича Соболева, с патентованным мошенником, лжеастрологом, неоднократно судимым Вадимом Полубоярином, известным также в милицейских кругах под кличкой граф де Лонжерон.
Свое появление в самолете граф мог бы объяснить охотой к перемене мест, поездкой на курорт, и даже открытием турфирмы в Крыму. Но все это было бы банальным враньем. Наш герой решил лететь в Крым после того, как его со скандалом и навсегда, изгнали с питерского телевидения по указанию мэра Санкт-Петербурга, господина Яковлева. Того самого Яковлева, у которого гостил бывший премьер-министр Крыма Соболев. Астролог Полубоярин, известный также и под фамилиями Кузнецов и Петров-Голодрыщенко, на сей раз, при знакомстве с соседом по креслу в салоне первого класса аэрофлотского самолета, предъявил визитную карточку, на которой золотыми вензелями было выведено всего три слова – Пушкин Александр Сергеевич. Эти визитки он приобрел «для прикола» в подземном переходе на Невском, и вначале даже не думал использовать их «для работы», но, усмотрев перед собой очередного лоха-толстосума, решил выдать себя за дальнего родственника российской знаменитости.
- Александр Сергеевич Пушкин, - удивился Соболев, изучив визитку.
- Полный тезка своего знаменитого родственника, - скромно потупил очи Полубоярин, - можно сказать, правнучатый племянник. Соболев оценивающе осмотрел осанистого мужчину с густой, черной, любовно ухоженной бородой.
- Моя фамилия Соболев, - представился коротко бывший премьер- министр, - лечу домой, на Родину. А вы к нам в гости или работать?
- Хотелось бы пройти по пушкинским местам, - ушел от прямого ответа Полубоярин, - подышать крымским озоном, набраться живительной энергии. В свое время Крым вдохновил моего венценосного предка на гениальные стихи о ханском дворце, фонтане слез…
- Места у нас действительно изумительные, - подхватил беспроигрышную тему Соболев, а сам, тем временем, подумывал каким образом можно было привлечь к избирательной кампании пушкинского потомка. Эти же мысли одолевали мошенника Кузнецова и по совместительству Петрова-Голодрыщенко. В Крым он ехал не просто так, а по заданию известной нефтяной кампании «Петренко-Петрролиум». В договоре, который он подписал за час до вылета, было записано, что он, господин Кузнецов, обязуется провести в Верховный Совет Крыма двух кандидатов от нефтяников Сибири для лоббирования их интересов на территории Крымского полуострова.
История этого договора запутана и весьма по-разному была освещена в питерских и крымских СМИ. Поэтому автор, обладающий достоверной информацией об этом немаловажном для Крыма событии, расскажет, что же происходило на самом деле за закрытыми дверями питерского офиса, распложенного в доме с колонами на Невском.
Хозяин нефтяной компании «Петренко-Петрролиум» Тарас Петренко, приходился дальним родственником бухгалтеру райпотребсоюза Петренко, обезглавленный труп которого нашли в таращанском лесу местные жители, и был выходцем из этих, в одно мгновение ставшими знаменитыми на весь мир мест. В Сибири он оказался еще до развала Союза, поехал, как говорили в те времена: "3а туманом, длинным рублем и запахом тайги". Там в пятидесятиградусный мороз на нефтяной вышке он встретил свою половину, женился и сумел так организовать дело, что после развала Союза и десятка показательных расстрелов и авто аварий во время которых, вместе с водителями, наследниками и охранниками погибли все его компаньоны – стал единственным владельцем фирмы, которая качала "черное золото" из сибирских недр для его родной Украины.
Кстати, все уголовные дела по фактам убийств и авто аварий местные сыщики весьма успешно "приостановили" из-за отсутствия подозреваемых.
Так вот, этот самый Петренко через свою службу безопасности и вышел на питерскую знаменитость, непревзойденного астролога, потомственного колдуна и чародея Вадима Полубоярина, того самого, кого в узких милицейских кругах аттестовали по всей форме с отпечатками пальцев и двумя фотографиями в фас и профиль, как «мошенника на доверии» по кличке Граф де Лонжерон.
Началась эта история вполне обычно для господина Петренко. В час ночи он вызвал к себе в офис начальника службы безопасности фирмы Константина Дьяченко – двухметрового детину с выбитым во время разборки левым глазом. Его кличка соответствовала фамилии и была короткой, как выстрел из ТТ – Дьяк.
Хозяин и главный охранник понимали друг друга с полуслова - особенно в тех случаях, когда надо было устранить конкурента или соратника по добыче нефти. Но на этот раз Дьяк был обескуражен. Впервые за время своей безупречной работы в фирме он не знал, как выполнить, казалось бы, простое задание из-за того, что не мог перевести на русский иностранное слово имиджмейкер.
На первых порах он предлагал эту работу карточным шулерам, наперсточникам и даже аристократам преступного мира - карманным ворам (настоящим высококлассным профессионалам, а не наркоманам, которые шарили по карманам в общественном транспорте в надежде заработать на очередную дозу). Однако ни карманники, ни карточные шулера менять свою "профессию" даже на время категорически отказывались. Они не имели понятия, чем занимается имиджмейкер, а инструкции Дьяка были какими- то путанными. Он говорил, что его шеф хочет при помощи различных трюков пропихнуть в крымский парламент своих людей. Но как это сделать и в чем заключаются "трюки", не знал и сам. Игровые, чтобы отвязаться от Дьяка, послали его в Питер, сунув под нос газету бесплатных объявлений, где на восьмой странице был опубликован номер телефона экстрасенса-имиджмейкера. Перед поездкой в Северную столицу Дьяка в течение часа инструктировал лично Петренко.
– Я сам родом с Украины, – начал издалека шеф. - Там нет таких диких холодов, как здесь. И в конце жизни хотел бы пожить в тепле и на берегу моря, в белоснежном мраморном дворце и чтобы парадная лестница брала начало с морского причала, к которому была бы пришвартована океанская яхта с алыми парусами. Ты проникнись этой идеей, проникнись.! Это очень важно: дворец из белого мрамора со львами и белоснежная яхта с алыми парусами. Деньги у меня на все это есть, нужно только получить пару гектаров земли у моря и разрешение на строительство.
До того, как дать задание Дьяку, Петренко уже пытался прикупить крымской землицы у самого моря. "Зарядил" местных чиновников очень хорошими деньгами и выделил немалые по крымским масштабам деньги на "решение вопроса в крымском парламенте". Чернильные души деньги с благодарность взяли, а вот провести в жизнь решение не смогли. Оказалось, что выделение землицы у моря держит под и контролем лично премьер-министр Крыма. А на него "выходов" у Петренко не было.
Саму же идею с выборами в парламент подбросила редактор местной газеты Лариса Абрамян, у которой в Крыму сохранилась частная квартирка и она каждый год проводила там отпуск. Так вот эта дама после третьей рюмки коньяка и предложила Петренко прикупить в Крыму пару депутатов. Сама Лариса в гости к Петренко приходила нечасто, хоть она и была уже в четвертый раз свободной от семейных уз. Занималась любовью со своими спонсором, как говаривал Петренко Дьяку, без огонька, словно выполняла некую постылую работу. Также вела она себя в постели и со своим бывшим горячим южным мужем Арменом, что в конечном итоге и привело к разводу. Правда, Лариса винила во всем Армена, который за последние годы сибирской жизни спился и был ни на что не способен. Петренко "сексуальное равнодушие" Ларисы раздражало, но эту связь обрывать он не спешил. Временами хитрая Лариса подбрасывала ему неплохие идеи, да и информацией о местных начальниках она всегда "вовремя делилась". Причем это были не обычные "кухонные сплетни", а весьма специфический компромат. Петренко подозревал Ларису в связях с местным фээсбэшником, но каких-либо реальных доказательств у него не было. Он даже поручил Дьяку "пробить" Ларису по ментовским учетам, но тому разнюхать в «конторе» ничего не удалось.
Настырный Дьяк на этом не останавился и послал своих людишек вслед за Ларисой в Крым. А вот оттуда они привезли весьма интересную информацию. У себя на Родине российская журналистка была весьма активна. Посещала друзей, знакомых... Кроме этого, ее дважды засекли на одной из конспиративных квартир местной спецслужбы, но "проколол" на все сто процентов ее пятидесятилетний журналист Марат, работающий собкором московской газеты "Наше дело". Он занимался в Крыму журналистскими расследованиями "заказных" убийств и был весьма осторожен в контактах. Так вот, Лариса напросилась к нему в гости потрепаться о прошлом, но обычной болтовней о бурной крымской юности и размеренной устойчиво-холодной жизни в Сибири не ограничилась, а стала расспрашивать его о "заказных" убийствах, пытаясь узнать, кто же из ментов сливает информацию журналисту.
Понятно, что подобный интерес коллеги из России не остался незамеченным, и Марат из комнаты провел ее на кухню, подальше от лежащей в коридоре дамской сумочки поздней гостьи. И тут-то Лариса, как говорят зэки, "запорола косяк". Она взяла сумочку с собой и положила на колени. Марат повторил "непринужденные перемещения" по квартире и еще два раза Лариса брала с собой дамскую сумочку. Дело в том, что молодой опер, который был на связи с "иностранной стукачкой", во время инструктажа говорил ей, что диктофон пишет хорошо только с близкого расстояния...
Проводив гостью, Марат резко оборвал с ней контакты. Лариса несколько раз ему звонила домой, но от дальнейших встреч он отказывался, а в беседе с "патентованным стукачом", о связях которого с "конторой" был оповещен в свое время бывшим опером, бросил вскользь, что встречался с Ларисой, и тут стукач Саша проявил весьма активный интерес и стал выяснять подробности их беседы. Марат рассказал историю с сумочкой, посмеялся над зеленым опером и... через несколько дней в местной газете опубликовал рассказ о приключениях Ларисы на Родине, заменив одну букву в ее девичей фамилии – Андрюшина.
На получение этой информации Дьяк затратил тысячу долларов, еще тысячу он положил в свой карман, УДВОИВ после доклада Петренко сумму потраченных средств.
– А какое гражданство у Ларисы? – переварив доклад Дьяка, уточнил Петренко.
– Она живет здесь по украинскому паспорту, так что "измену Родине" ей не подошьешь, а шпионаж в пользу иностранного государства при желании можно было и рассмотреть нашим бдительным органам, – стал размышлять вслух Дьяк, с опаской поглядывая на Петренко. Он боялся, что тому может взбрести в голову более радикальное решение проблемы. А убивать Ларису Дьяк, который тоже иногда пользовался ее сексуальными услугами, не хотел.
– Скажи-ка мне, а не стучит ли Лариса в нашу "контору"? – продолжил беседу Петренко,
– Учитывая, что она "конченая дура с диктофоном", то здесь бы давно прокололась, но у меня никакой информации о ее контактах с операми нет. Года два назад набивалась Лариса в любовницы фэсбэшному майору Иванцову, но он ее послал подальше после первой ночи.
– И Иванцов там побывал, – недовольно скривился Петренко.
– Она тогда еще с Арменом жила и пока тот в командировке больных на буровой лечил, гульнула с тремя начальниками... Но это был всего лишь экспромт одноразовый. И до развода Лариса держала фасон, как говорят. А уж после суда, когда она стала официально четвертый раз не замужем, пришла на интервью к тебе... – уставившись в пол, пробормотал чуть слышно Дьяк.
– Опасная дамочка, – покачал головой Петренко. - Тошнит меня от стукачей… Она же может о моих делах сливать информацию украинцам, а те, в качестве жеста доброй воли, сбросить эту компру в Москву.
– Теоретически возможно, – засомневался Дьяк, – а практически твои земляки на это не пойдут, чтоб "не палить" особо ценного агента. Хотя после прокола с Маратом они могут принять любое решение.
– И что ты предлагаешь? – Петренко пристально посмотрел на Дьяка.
– Можно, конечно вопрос закрыть, организовав несчастный случай в тундре, скажем, как с твоим первым замом. Заглох вездеход во время пурги и человек замерз навсегда. Можно "грабителей" нанять или бакланов, которые грохнут Ларису "при вскрытии мохнатого сейфа".
– Изнасилование, что ли? – недовольно уточнил Петренко.
– ... с последующим убийством. Недавно откинулся из "крытой дурки" один сексуально озабоченный шизофреник, бабы его игнорируют.
– Погоди! – оборвал резко начальника службы безопасности Петренко. Мысль о том, что его любовницу изнасилует перед смертью какое-то выжившее из ума ничтожество, до глубины души возмутило хозяина нефтяной компании. – Лариса, конечно, тварь, но убивать мы ее не будем. Она же нам пока ничего плохого не сделала. А нельзя ли использовать ее связи в Крыму с "конторой" для того, чтобы прикупить там землицы под дворец?
Дьяк попытался скрыть от хозяина удовлетворение от проведенной беседы. Он знал, что Петренко не перенесет варианта с изнасилованием собственной любовницы из-за своей патологической ревности. От жены и многочисленных любовниц он требовал "чистоты в отношениях" и, как прирожденный куркуль, не позволял им иметь «потусторонние связи». Женщины клялись Петренко в вечной любви, но втихаря бегали к более молодым любовникам, чтобы получить «разрядку по полной программе». Следом за ними шел Дьяк и "документировал" грехопадение любовниц Петренко, после чего этим дамам приходилось ублажать еще и самого Дьяка, невзирая на все его физические недостатки. Однажды Дьяку удалось затащить в постель даже супругу Петренко, которую он подловил во время акта с молодым сантехником в ее собственном доме. Петренко дал Дьяку ключи от дома, чтоб тот привез на работу какие-то документы. Жена же Петренко в это время должна была быть на работе. Дьяк бесшумно открыл дверь и в гостиной увидел сцену грехопадения сорокалетней Натальи Михайловны в неумелых руках семнадцатилетнего сантехника-пэтэушника. Дьяк изгнал совратителя из дома, а сам тут же продолжил прерванное действо с деморализованной супругой шефа, но уже не в гостиной, а на кухне, где она пыталась оправдать свой поступок изменами и грубостью супруга.
Отбросив в сторону воспоминания о своих сексуальных похождениях Дьяк, изобразив на лице озабоченность, высказал сомнение по поводу дальнейшего сотрудничества с Ларисой и предложил Петренко держаться от нее подальше.
– Хорошо, Ларису я отошью ненавязчиво, - согласился Петренко. – А как тебе идея с покупкой двух депутатов? Кстати, кандидатов я уже нашел. Оба работали Сибири на нефтедобыче, сейчас строят АЗС в украинской глубинке. Их можно перебросить в Крым.
– Но кто будет голосовать за залетных? – засомневался Дьяк, – их же там никто не знает.. .
– В этом-то и вся проблема, – понизил голос до шепота Петренко. — Здесь-то за водку электорат покупали, а там ситуация не просчитана. Нужен столичный имиджмейкер, чтоб он смог раскрутить наших кандидатов перед выборами. Это — первое. А еще поработай с тамбовскими, у них должны быть выходы на крымских бандитов... Без «крыши» надежной там делать нечего.
— Я попробую, — неуверенно произнес Дьяк, — с тамбовскими у нас проблем не будет, но Крым недавно здорово подчистили. Сейлемовские – по тюрьмам, поданевских — расстреляли. Серьезной публики в Крыму не осталось...
— Короче, — резко оборвал подчиненного Петренко, — делай, что хочешь, но чтоб два депутатских мандата у меня были. А за Ларисой понаблюдай... Если будет проявлять нездоровую активность, напомни, что у нее сынок есть, да мама одна живет в квартирке за картонной дверью. И еще пусть твой имиджмейкер прикинет, как потом мы сможем поэффективнее продать два голоса, чтобы нам с землей без напряга вопросы порешать у моря.
Дьяк по совету уголовников связался с питерским мордоделом и уже через несколько часов подписал контракт об оказании имиджмейкерских услуг с Полубоярином, выделил ему аванс на раскрутку и проводил до трапа самолета. В Симферополе Полубоярина должны встретить два крымских спеца. Тамбовские заверили Дьяка, что эти двое "канали под политиков", терлись в Верховной Раде, "давали советы" самому спикеру Супрунюку кого и как "замочить" на выборах...
— Люди надежные, за каждым с пяток "заказных" убийств будет. За имиджмейкером твоим присмотрят лучше, чем ФСБ, да и с выборами помогут. У них там и сегодня "все схвачено".
Отправив Полубоярина в Крым, Дьяк в тот же вечер чартерным рейсом вылетел обратно в Тюмень.
А теперь вернемся на борт самолета, в котором продолжали свой неблизкий перелет бывший премьер-министр Крыма Соболев и мошенник "всесоюзного масштаба" Полубоярин, который представился крымскому чиновнику непонятно для чего Александром Сергеевичем Пушкиным. Полубоярин для того, чтобы убедить собеседника в своем "высоком происхождении", декламировал стихи прадеда, пересказывал его биографию, делая упор на малоизвестные широкой публике детали.
Соболев, который вначале весьма недоверчиво отнесся к заявлению незнакомца о его родственных связях с Пушкиным, к концу перелета уже на 90% был уверен, что ему посчастливилось встретиться с настоящим высокообразованным потомком поэта. Полубоярину в этом помогли его прирожденное искусство оратора и двухлетнее общение с доцентом кафедры филологии МГУ Петровым, который отбывал вместе с ним в одном бараке наказание за совершенное в Москве ДТП со смертельным исходом. Юрий Дмитриевич был как раз пушкинистом и вечерами просвещал своего соседа по нарам в этом вопросе. Он подарил Полубоярину копию своей кандидатской диссертации, которую теперь весьма убедительно и цитировал непревзойденный мошенник граф де Лонжерон».
Соболев мошенника заинтересовал тем, что тот еще недавно "занимал весьма заметный пост в структуре исполнительной власти" и собирался выставлять свою кандидатуру на предстоящих выборах в депутаты Верховного Совета Крыма. В знак особой признательности Соболев подарил А.С. Пушкину свой предвыборный продукт: "Расследование: предложение крымского премьера", а взамен получил от внучатого племянника великого русского поэта путеводитель по пушкинским местам.
В Симферопольском аэропорту мошенник и бывший премьер-министр вышли в город через ВИП-зал, обоих у входа ожидали люди в черных костюмах. Одного из встречавших Полубоярина Соболев узнал — им оказался бывший секретарь обкома, а ныне независимый политолог Проскурин. Второй был менее известен, хотя физиономии его он частенько мог лицезреть в зале заседаний Верховного Совета Крыма. Соболев перед расставанием вручил Полубоярину свою визитную карточку, на которой была надпись «Премьер-министр Правительства Крыма".
— Новую еще заказать не успел, — улыбнулся Соболев, - после выборов займусь. По служебным телефонам не звоните, а мобильный и домашний к вашим услугам.
— После выборов я вам по служебным позвоню, — уловил смущение и тайные желания Соболева Полубоярин, — я так полагаю, что вы еще вернетесь на второй этаж Совмина в свой кабинет.
Соболев крепко, по-мужски, пожал руку предсказателю и направился к своей машине. Ему очень хотелось, чтоб это предсказание питерской знаменитости сбылось, как можно быстрее.

вверх                                                                                                                                                                                         NEW!

ВАСЯ ПЕКАРЬ ИДЕТ В СУД
Пекарь считал себя человеком умным, хитрым, гениальным. О таких людях психиатры говорят: "Он не страдал манией величия, он ею наслаждался". По утрам, если конечно у великого предпринимателя не ныли зубы с глубокого похмелья, он мог часами прихорашиваться перед зеркалом, примерять галстуки, рубашки с немыслимыми "рюшечками". Причем делал это с большой любовью. Потом Пекарь приступал к отработке "деловой походки" перед большим зеркалом в коридоре, завершался утренний моцион "легкомысленным вилянием задом", которое он использовал только при общении с особо продвинутыми в голубых вопросах состоятельными гражданами. В городском театре Семену довелось услышать от одного распространителя билетов легендарную историю о том, как Пекарь раскрутил на "большие бабки" московскую "голубую звезду". Тот просто сходил с ума от виляющей походки "местного девственника". Правда, утром московский педрила был несколько разочарован своим ночным гостем. Бывшему домуправу за сексуальные услуги пришлось отвалить половину гонорара за сольное выступление в театре.
Легенда это или правда точно сказать в городе никто не мог, но то, что у Пекаря еще с его домоуправских времен сохранилась небывалая "вымогательская хватка", знали все его деловые партнеры и соседи по многоэтажному дому.
После беседы с московским мордоделом, который Пекарю очень не понравился из-за скверной манеры без должного почтения вести переговоры с таким "крупным предпринимателем", наш герой отправился в исполком, степенно поднялся на второй этаж и обрадовал председателя комиссии, что он решил помочь городу в решении всех его проблем. С этой целью подает документы на регистрацию в качестве кандидата в депутаты верховных Советов Украины и Крыма, а вот от участия в выборах в местный Совет Пекарь благородно отказался: «Не царское это дело».
Уже через два часа на заседании окружной избирательной комиссии Пекарь был весьма оперативно зарегистрирован. Ему даже не задали ни одного вопроса, так как этого прохвоста в городе знали как облупленного. Чиновников больше всего пугала его манера бегать по судам, защищая свою честь, достоинство и деловую репутацию на отсутствие которых частенько намекали в своих изданиях местные журналисты. Потом этим акулам пера приходилось месяцами доказывать свою правоту туповатому Пекарю и его "милицейской адвокатесе". До переезда в Крым эта битая жизнью дама работала в одной из женских колоний, а любимым занятием ее было обыскивать зэчек. От этой рутинной процедуры в погонах получала сексуальное наслаждение. Поговаривали, что некоторые симпатичные арестантки во время дежурства надзирательницы приходили ночами в ее каптерку и услаждали нетрадиционно ориентированную капитаншу своими ласка-ми. За эти шалости Мария Петровна Дурасова впоследствии и погорела. Однажды ночью во время обхода подведомственных территорий ее застукал замполит Петров в компании сразу трех зэчек. Зрелище было не для слабонервных...
Петров написал докладную и Марию Петровну поперли с треском из органов. Но эта история не прошла бесследно и для самого Петрова. Увиденный разврат, а он минут двадцать наблюдал за действи-ями своей подчиненной сквозь замочную скважину, отбил у него всякую охоту к сексуальным контактам с женщинами. Через полгода после изгнания из учреждения по перевоспитанию осужденных Дурасовой, сам Петров подал заявление в отдел кадров и... перестал выходить на работу. Вскоре замполит вообще исчез из сибирского поселка, отправившись спасать израненную женским коварством душу в мужской монастырь. Дело в том, что Петров хотел до грехопадения взять Дурасову в жены и называл ее своей невестой,
Вот такая невеселая история приключилась с госпожой Дурасовой в ее прошлой милицейской жизни. Приехав в Крым, она устроилась на работу юрисконсультом на местную телекомпанию, познакомилась с "голубым" Пекарем и стала представлять его интересы в судах. В городе их называли "сладкой парочкой", намекая на то, что поговорка "Дурак дурака видит издалека" как нельзя точно характеризовали данный клинические случай. Но не только дружбой с Пекарем прославилась мадам Дурасова. Любвеобильная дама была замечена в компании семидесятилетнего предпринимателя, который ее спонсировал за оказание весьма специфических сексуальных услуг.
Столь подробный рассказ о предыдущей жизни мадам Дурасовой некоторым впечатлительным читателям, возможно, покажется излишним, но автор решил раскрыть все карты своих героев, так как убежден, что НАСТОЯЩЕЕ ЧЕЛОВЕКА – РОЖДАЕТСЯ ИЗ ЕГО ПРОШЛОГО. И без этих, весьма нелицеприятных тайн понять героев этой, весьма характерной для нашего времени истории, просто невозможно.
После завершения всех формальностей по регистрации в качестве кандидата в депутаты Василий Алибабаевич отправился домой сменить прикид. К ночному выходу в город он решил подготовиться, как можно лучше. Первым был забракован рабочий костюм, серый в полосочку. Пекарь посчитал, что он слишком приметен и его смогут «опознать по одежде». Отказался он и от парадно-выходного костюма из тонкой английской шерсти, и от ярко-красного свитера.
– А что если вырядиться под рыбака? – вдруг осенило Пекаря. Он пошел на лоджию и из встроенного в стену шкафа извлек рыболовецкие снасти, длинный до пят серый плащ с капюшоном, высокие резиновые сапоги и кожаные черные перчатки. А дополнить гардероб он решил лыжной вязаной шапочкой, которую можно было легко превратить в "рэкетирскую маску", прорезав в ней отверстия для глаз. Примерив весь этот джентльменский набор, Пекарь остался доволен собой и еще долго кружился перед зеркалом, отрабатывая особую рыбацкую походку.
Следующей стадией подготовки к выходу на дело стал поиск подходящего клея. Канцелярский он отверг сразу же. Намазанная им бумага плохо держалась на стекле и к тому же могла быть легко удалена, не прошел тест на прочность и клей ПВА, а вот "тройным супером из Германии", Пекарь остался доволен. Он настолько быстро схватывал бумагу, что отодрать ее потом было просто невозможно. К тому же этот клей не оставлял следов на листовке.
Просидев у телевизора до двух ночи. Пекарь, облачился в рыбацкую робу и, прихватив с собой пакет с листовками и клеем, вышел на улицу. Поздние прохожие в это время встречались не часто, лишь несколько легковушек проехали мимо Пекаря, расклеивавшего на административных зданиях, дорожных знаках и мемориальных досках предвыборные листовки своего главного конкурента. Операция длилась часа два. Пекарь решил накрыть предвыборной продукцией как можно больше объектов, а когда в пакете осталось с десяток листовок, он, проявив несанкционированную инициативу, налепил их на стекла дорогих иномарок, припаркованных на ночь у домов и ресторанов.
- Завтра они этого кандидата материть будут и в хвост и в гриву. "Тройной супер" отдирать придется вместе со стеклом, – мстительно пробормотал Пекарь
Этот избирательный трюк он с большим успехом проделал на прошлых выборах. Сорок взбешенных предпринимателей потом доставали его конкурентов где только могли, а у одного из них даже угнали "Волгу", и до сих пор не вернули. Конечно, если бы его поймали тогда на месте преступления, то уж сегодня он бы не ходил по ночному городу. Последней листовкой Пекарь осчастливил пятисотый "мерс" с весьма знакомыми номерами. Водителя за рулем не было, вот он и шлепнул портрет конкурента на ветровое стекло.
Домой Пекарь возвращался по набережной. Разыгравшийся на море шторм выбрасывал на бетонную дорогу зеленые водоросли, мелкую рыбешку и морские раковины, смывая в залив бытовой мусор, полиэтиленовые пакеты и обрывки газет. В набежавшую волну зашвырнул Пекарь и главную улику своей диверсии – тюбик с клеем.
В семь часов утра кандидат в депутаты уже был на ногах. Тщательно побрившись и, надев на себя лучший выходной костюм и длинное черное пальто "от Диора", прошел по ночным объектам. Все наклеенные им листовки красовались там, как ни в чем не бывало. На них почему-то не обратили внимание ни дворники, ни постовые милиционеры.
Фиксировать факты грубейших нарушений законодательства о выборах Пекарь решил начать со здания службы безопасности. Из телефона-автомата он позвонил Дурасовой, и та в течение двадцати минут весьма оперативно собрала у казенного дома представительную комиссию и телегруппу местной студии телевидения. Дурасова перед камерой возмущенно размахивала Законом «О выборах» и клеймила позором офицера Петрова, который игнорируя законы независимого государства, так нагло агитирует за свою персону. Ей поддакивал преисполненный гражданского негодования Василий Алибабаевич. От возмущения и значимости момента ноздри его вздулись и покраснели, на лбу появились капельки пота, а пальцы рук перестали дрожать.
– Это полный беспредел, граждане избиратели! – брызгая слюной, кричал Пекарь, - если человек, еще не став депутатом, позволяет так нагло нарушать закон своей команде, то что они буду делать после того, как захватят власть в Крыму?! Об этом даже подумать страшно!
Неожиданно к небольшому митингу присоединился явно неопохмеленный после вчерашнего водитель пятисотого "мерса", на лобовом стекле которого красовалась наполовину сорванная предвыборная листовка Петрова.
– Я ваши выборы, вашу маму и ваших кандидатов поймаю - убью. Четыре года назад какой-то урод мне машину испортил своими прокламациями и сейчас повторили этот же трюк. Да я вас всех…
Дальнейшие изречения представителя местной «интеллигенции» перестал записывать даже оператор, так как речь пострадавшего от избирательной кампании автовладельца превратилась в сплошной мат и ни при каких условиях не могла быть показана на экранах ТВ.
Комиссия проработала до самого вечера, объезжая указанные Пекарем адреса. Было составлено двадцать актов о выявленных нарушениях правил предвыборной агитации, допущенных кандидатом в депутаты от афганцев Петровым.
В 22 часа доверенное лицо Пекаря адвокат Дурасова сообщила членам окружной комиссии о результатах проверки и потребовала отменить регистрацию Петрова в качестве кандидата в депутаты. Обсуждали вопрос недолго, проявив удивительное единодушие: четырнадцать из пятнадцати членов комиссии проголосовали против Петрова. На результатах открытого голосования сказались предварительные беседы с членами комиссии Семена Водкина, который облагодетельствовал представителей народа американскими доллара-ми. За "правильное" решение члены комиссии получили по сто баксов, а секретарь и председатель – по двести. Перед столь весомыми аргументами устоять нищим членам комиссии, выполняющим свой почетный долг "за бесплатно", было просто не под силу.
Вот так стремительно начал свою победоносную избирательную кампанию Пекарь. На следующую ночь точно такой же трюк он провернул с "реальным кандидатом от бандитов" по кличке Кулинар. Причем это была его личная инициатива. Семен Водкин вообще Кулинара не воспринимал за конкурента. Хоть он и был в городе известен не менее, чем Пекарь.
Кличку свою Кулинар получил в годы безмятежной юности, сразу же после появления в телеэфире Хазанова со своим студентом из кулинарного техникума. Владимир Марципанов внешне весьма был похож на незадачливого студента, говорил медленно, немного заикаясь, чаще всего изрекал банальности, а то и просто нес откровенную чушь. Но главное, что роднило его с героем Хазанова – будущая профессия. Владимир Марципанов учился в кулинарном техникуме, рассчитывая в будущем стать шеф-поваром престижного ресторана. На этой незаметной, но весьма хлебной должности он и встретил горбачевскую перестройку с ее кооперативными туалетами, магазинами, ресторанами...
Вместе с двумя выпускниками того же техникума Марципанову удалось приватизировать небольшой ресторан, расположенный на набережной. Зимой в уютном заведении отдыхали местные бандиты, а летом он был открыт для курортников. Днем в «Полете» можно было неплохо пообедать. Марципанов лично готовил свой знаменитый украинский борщ с пампушками и котлеты по-крымски. Но главный доход этому заведению приносили жареные пирожки. Особой популярностью у жителей города пользовались пирожки с ливером, изготовленные по классическому рецепту пищи для бедных. Владимир Марципанов к этим пирожкам пристрастился еще во время своей учебы. Тогда пирожок с ливером стоил всего четыре копейки, столько же, сколько и троллейбусный билет. И хоть фарш для этого пирожка готовили из весьма сомнительного качества субпродуктов, шли они на ура. Став владельцем ресторана, Марципанов наладил выпуск пирожков с ливером, но теперь, во времена дикого капитализма, основными покупателями были не студенты, а нищие пенсионеры. Пирожок с ливером им напоминал богатую событиями бурную молодость, да и цена на этот продукт питания была весьма божеской. Марципанов же, заложив в пирожки минимальную прибыль, получал огромные доходы из-за весьма высоких объемов производства и, конечно же, «не учтенки». Ни ОБХСС, ни налоговая даже не пытались пересчитать количество пирожков, выпускаемых на ресторанной кухне, и в десятках пищеблоков сезонных санаториев, арендуемых Кулинаром зимой.
Пирожок с ливером Марципанов называл "ностальгией по социализму", которая помогла ему выстроить трехэтажную виллу на берегу моря, приобрести пятисотый "Мерседес" и обзавестись весьма перспективной супругой. В юности Наташа завоевала звание "Королева красоты" на республиканском конкурсе, занималась балетом, художественной гимнастикой и гулять с выпускником кулинарного техникума стала просто от нечего делать. Однако разворотливый, целеустремленный молодой человек понравился отцу Наташи – управляющему госбанком и он благословил их на совместную жизнь.
Через месяц после свадьбы Наташа забросила тренировки и возглавила пирожковый цех, который и принес первичный многотысячный капитал молодой семье.
Как и его коллеги, предприниматель Марципанов подался в депутаты для получения "вольной" от проверяющих. Депутатов в уездном городе Н. всяческие госинспекции "доили" не так активно, как простых смертных.
Но на пути Марципанова к заветным корочкам "слуги народа" стал Пекарь со своими листовками. Утром он повторил вояж по городу с членами комиссии, а вечером предъявил окружкому увесистую компру на своего конкурента. Но тут произошла осечка. Борцы за строжайшее соблюдение законов отказались снимать с выборов Кулинара, причем с тем же счетом, четырнадцать к одному.
Дурасова чуть не хлопнулась в обморок, но окружкомовцы не поддавались ни на шантаж, ни на разъяснение законов.
– Но вы же вчера точно в такой ситуации приняли единственно правильное решение, – стонал Пекарь, взывая к разуму членов комиссии. - Что изменилось за эту ночь? Нарушения же допущены аналогичные вчерашним.
– Изменилось многое, – отвела в сторону Пекаря председатель окружкома Голопупова. В прошлой жизни эта шестидесятилетняя дама была секретарем горкома партии по идеологии и в своих выступлениях перед трудовыми коллективами весьма эмоционально клеймила пережитки капитализма: воров, взяточников, хапуг и отщепенцев-литераторов, посмевших отклониться от основной линии партии. Раз в три месяца посещала Екатерина Дмитриевна и первый жэк, в котором денно и нощно заботился о сохранности жилого фонда Василий Алибабаевич Пекарь. Сотрудников этой конторы Голопупова нацеливала на выполнение встречных планов, участие в субботниках и требовала особое внимание уделить крышам, потому что протекающая крыша способна до того изменить сознание ответственного квартиросъемщика, что в его голове могут появиться крамольные мысли по поводу правильности партийной жизни на современном этапе, подтолкнуть человека к жалобам в вышестоящие партийные органы. А это в конечном итоге закончится приездом в город проверяющих из ЦК и уж тогда никто с этими лодырями из ЖЭКа мириться не станет.
После краха компартии Екатерина Дмитриевна особо не суетилась, к кооператорам не нанималась и держалась довольно таки независимо до тех пор, пока ее недавний подчиненный инструктор горкома Яковлев предложил ей хлебную должность в избиркоме при условии, если она не будет своевольничать и законы о выборах будет трактовать в правильном направлении.
Екатерина Дмитриевна предложение приняла и вот уже десятый год возглавляла избирательные комиссии. Официально платили за эту работу немного, но у руководителей комиссии имелись, так сказать, не афишируемые побочные доходы. Вот на эту тему и решила побеседовать госпожа Голопупова с Пекарем...
– Изменилось многое, – повторила она многозначительно. – Дело в том, что вчера перед ответственным голосованием к нам на огонек заглянул ваш имиджмейкер – господин Водкин, который весьма оперативно и к удовольствию всех членов комиссии решил некоторые материальные проблемы и мы пошли навстречу вашей команде…
– Вы поступили очень правильно! – загорячился Пекарь, – в соответствии с украинскими законами, проявив высокую гражданскую сознательность и мужество в борьбе с негодяями, грубо нарушающими наши законы.
Голопупова с сожалением смотрела на туповатого Пекаря и, дав ему выговориться, продолжила, весьма прозрачно намекая на не выплаченный гонорар.
– Беседа с господином Водкиным была весьма конкретна и касалась только одного решения окружкома. Если вы хотите сбросить с выборов господина Марципанова, то вашему имиджмейкеру придется навестить членов комиссии еще раз. Причем сумма за оказанные услуги увеличится вдвое.
– Это почему же? – возмутился Пекарь, – Петров был здесь самым проходным, а Кулинар по сравнению с ним просто пустое место.
– Никто и не спорит, – пыталась успокоить не в меру разошедшегося Пекаря, – но дело в том, что Кулинар пошел по проторенной нашей командой дорожке и вручил каждому члену комиссии по сто долларов. И было бы весьма опрометчиво, и я бы сказала - весьма безнравственно снимать с выборов такого открытого к благотворительности человека. Надеюсь, вы меня теперь правильно поняли?
– Вы хотите сказать, что комиссия теперь не снимет Кулинара с выборов, хоть он и допустил грубейшие нарушения закона?
– Уважаемый, я же этого не говорила, – картинно всплеснула руками Голопупова, – просто вам надо согласовать этот вопрос с господином Водкиным и учесть, так сказать, повышенный коэффициент.
– Но ведь это же... – выпучив глаза, заорал Пекарь. Но Голопупова тут же оборвала его.
– С рук клей смой, отщепенец! Ты как со мной разговариваешь, или думаешь, тут дураки в комиссии сидят и мы не знаем, кто эти листовки по городу расклеивал?
Пекарь от грозного начальственного окрика втянул голову в плечи и почувствовал себя вновь тем самым гадким домоуправом, о которого вытирали ноги работники горкома и исполкома в той, прошлой жизни, когда Голопупова была всемогущим секретарем. – И если я от тебя, жалкое животное, услышу еще хоть раз угрозу в мой адрес – уничтожу!
Голопупова последние слова уже не выкрикивала, а произносила зловещим шепотом с неподдельной ненавистью. Лицо ее налилось кровью, раздулось от напряжения и казалось Пекарю мордой омерзительной жабы. Но угроза разоблачения аферы с листовками остановила Василия Алибабаевича от продолжения опасной дискуссии. Он нервно ухватил за руку своего адвоката Дурасову и чуть ли не волоком потащил к выходу.
– Кооперативные морды, обнаглели! Народ обворовали и туда же, во власть! – неслось вслед сладкой парочке из комнаты, где заседала окружная комиссия. Это продолжала кричать Голопупова. Члены комиссии нестройным хором поддержали ее негодование, отпустив несколько весьма едких эпитетов в адрес Пекаря и этой дуры Дурасовой.
Но на этом неприятности Пекаря не закончились. Часа через два после заседания окружкома его отыскал Семен Водкин в баре на набережной. На столике перед кандидатом в депутаты стояла наполовину опорожненная бутылка "Московской".
Семен, ни слово не говоря, ухватил Пекаря за ухо и поволок его из бара к машине, за рулем которой сидела его секретарша. Василий Алибабаевич попытался вырваться, но тут же получил удар локтем в солнечное сплетение и стал хватать открытым ртом воздух. Имиджмейкер затолкал одуревшего от боли и обиды кандидата в народные слуги в машину и вывез к подножью Черной скалы. Здесь экзекуция Пекаря продолжилась уже с большим размахом. Семен нанес непутевому кандидату несколько ударов по корпусу, провел классический удар ногой в пах, отчего Пекарь согнулся в три погибели и заныл: "Не бей меня по лицу, не бей!"
– Рожа твоя еще пригодится дурить избирателей, – отшвырнул от себя полупьяного и униженного Пекаря профессиональный мошенник и, наступив на галстук поверженному противнику, продолжил. – Ты зачем в окружком ходил, гнида? Тебе кто на Кулинара наезжать приказал?
– Я хотел снять Кулинара с выборов, – попытался подняться с земли Пекарь, но Семен не отпускал галстук. – Он комиссию купил и голоса избирателей купит. Его надо нейтрализовать...
– А председателя комиссии почему оскорблял, козел недорезанный?
– Она взятку вымогала. А я доказательства принес в избирком. Они должны были по закону... – завопил во всю глотку Пекарь.
– По какому закону, пидор недоделанный?! – взорвался Семен. - Ты кому хамсу на уши лепишь, тварь поганая? Сам листовки наклеил на вывески и дорожные знаки - и туда же, в правозащитники. Да ты знаешь, что за такие дела – семь лет тюряги светит? Ты уголовный кодекс почитай – препятствование волеизъявлению избирателей. А он председателя комиссии, милейшую женщину, которая за двести баксов Петрова с выборов сняла, взяточницей обозвал. Да как у тебя язык повернулся такое ляпнуть? Ты хоть представляешь - двести баксов и семь лет тюрьмы! Да тебя в первый день под нары загонят, козла вонючего. И он туда же – права качать.
Семен убрал ногу с галстука и дал возможность Пекарю принять вертикальное положение.
– Эта Голопупова сама напросилась на комплимент, – виновато забубнил Пекарь, – она же из бывших партийных бонз, вторым секретарем была, кровь с беспартийных пила, мне проходу не давала и при демократах опять у власти. Кто ее председателем окружкома сделал?
– Кто, кто – конь в пальто, – успокаиваясь, проговорил Семен. – Учти, Пекарь, в следующий раз рожу отрихтую, если проблемы создашь.
– Но я же, как лучше хотел ...
– Благими намерениями выложена дорога в Ад, – процитировал начальника колонии Семен. Эту поговорку хозяин повторял каждый раз, когда оправлял проштрафившегося зэка в карцер. Надеюсь, мне больше не придется вести с тобой душеспасительных бесед.
Семен подозвал секретаршу.
– Мария, сейчас доставим этого господина домой, чтоб он привел себя в порядок, после чего передашь ему статью для городской газеты и отвезешь в редакцию.
– А что за статья? – воспрянул духом Пекарь. Он понял, что на этом его неприятности завершились.
– О твоих героических подвигах на постах начальника жэка и директора "Лангуста" с обильным цитированием умных людей. Электорату это понравится. Можешь не сомневаться.
«Похоже, что они серьезно ставят на меня, – подумал Пекарь, – и если б эта старая грымза не заартачилась в комиссии, то и скандала бы никакого не было. Кормушку из избирательной кампании устроила старая дура, но ничего, она у меня еще попляшет после выборов. Я ей хату сожгу. Замкну проводку и привет. Она еще Пекаря не знает. Да я не таких доставал в своей жизни».
Тем временем машина въехала в город, Пекаря подвезли к самому подъезду.
– На дефиле перед зеркалом у тебя десять минут, – напомнил Семен, – и не минутой больше.
Когда Пекарь покинул машину, заговорила молчавшая всю дорогу Мария.
– Зачем было за этого придурка сочинять предвыборную статью на полгазеты, если его мы держим, в качестве ударного инструмента. Они за рекламу тысячу гривен слупят.
– Так надо, Маша. Тебе еще предстоит работа над избирательными продуктами Скоробогатой, Непейпиво и еще двух конкурентов Базарова.
– А о самом директоре рынков писать когда будем? – поинтересовалась Мария. Она никак не могла понять логику действий российского мошенника.
– Базарова и так хорошо в городе знают, зачем о нем в местной газете писать, – отмахнулся Семен.
– Но и вашего Пекаря в городе знают, как облупленного. Он чуть всю избирательную кампанию нам не сорвал, а мы о нем хвалебные статьи печатать будем. Вам же дебил для суда был нужен, – стала активно наседать на имиджмейкера Мария.
– А я для суда его и держу, – сделал удивленными глаза Семен, – или вы подумали, что я этого пидора с собой рядом в постель положу? Меня сейчас больше председатель комиссии заботит, чтоб она не переориентировалась в симпатиях от Базарова к Кулинару.
– Голопупова - женщина строгих правил, – недобро усмехнулась Мария, – она деньги возьмет у всех, а выбор сделает в последний момент.
– Это зависит от суммы? – быстро уточнил Семен. Психология секретаря горкома для него была недосягаема.
– Она сделает все, что скажет первый секретарь горкома.
– Нынешний или... – небрежно спросил имиджмейкер. Этот разговор для него был очень важен. От председателя комиссии на 80% зависел успех избирательной кампании, и он прекрасно понимал, что на подобные должности утверждают, как правило, "надежных товарищей", способных решать поставленные перед ними задачи.
– Я ее несколько раз видела с Забубенным. Первый секретарь горкома стал хозяином местной кабельной телесети. Думаю, что их партийная любовь из активной фазы перешла в вялотекущую с воспоминаниями о прошлой сытой жизни. Екатерина Дмитриевна ненавидит всех этих беспородных выскочек, захвативших не принадлежащие им по партийному праву руководящие кабинеты. Но эти чувства она старается не выпячивать наружу.
– А местный мэр, он же утверждал Голопупову на этом посту.
– С Кирилл Андреевичем не так просто. Голопупова ему по гроб жизни обязана этой хлебной должностью, но не забывайте, что и Кондрашова переизбирают на этих выборах, а в прошлой жизни он занимал всего лишь должность инструктора отдела пропаганды и агитации, и перед Голопуповой по стойке "смирно" стоял...
– Из шестерок в мэры, – усмехнулся Семен Водкин, – а вот и наш клиент нарисовался, – указал он на Пекаря.
В машине Василию Алибабаевичу вручили рекламную статью и фото, где он был изображен в виде весьма мужественного и мудрого отца семейства.
– Скажете редактору, чтобы не вздумал здесь что-либо менять, – предупредил имиджмейкер, – а с завтрашнего дня "пойдете в народ". Оденьтесь попроще, посидите с пенсионерами у подъездов, поиграйте в шахматы…
– Я не умею играть в у шахматы, – нахмурился Пекарь.
– А во что ж вы играете? – искренне изумился Семен, В зоне в шахматы играли практически все. Только два дебила убийцы не могли отличить слона от ферзя.
– Я в домино играю и в Чапаева, – недовольно пробурчал Пекарь. Ему совсем не улыбалось это "хождение в народ".
– Весьма интеллектуальные игры, – расплылся в улыбке Семен, – но это даже лучше. Поиграйте с мужиками в домино, угостите их водкой. От халявы никто не откажется, в конце концов, купите для них несколько комплектов шашек и домино. Одним словом, расположите к себе всех бездельников избирательного округа. В квартиры не ломитесь. Это дурной тон, когда какой-то придурок звонит в дверь только для того, чтобы рассказать людям о своей программе. Кроме раздражения и ненависти, подобные визиты нечего не дают. И главное, никакой дурной инициативы, когда понадобитесь - вас найдут.
– А теперь куда едем? – после того, как машину покинул Пекарь, спросила Мария.
– В номера, – глядя пристально в глаза женщине, вполне серьезно предложил Семен. Он положил свою пятерню на обнаженное бедро секретаря-водителя.
– А не боишься, что Иван из тебя отбивную сделает? – мягко убрала руку Семена Мария, поворачивая ключ зажигания в замке.
– Да за ночь с тобой я готов на любые страдания, – горячо зашептал Семен, – зачем тебе этот дебил? У него ж нет будущего, а я столичный имиджмейкер, выведу твоего шефа в люди, стану известным. Избирательное дело – это ж золотое дно. Здесь деньги можно совковой лопатой грести.
– А за проигранные выборы можно и пулю схлопотать, – осадила размечтавшегося Семена женщина, – тут уже были случаи, когда имиджмейкеры в море после выборов тонули, умирали от инфаркта, а одному голову от туловища электровоз отделил.
– Но если я выиграю выборы, поедешь со мной на край света? – не отставал Семен Водкин. – Ему захотелось завладеть не только телом этой провинциальной красотки, но и ее мыслями, сделать ее не просто любовницей, а супругой.
– Ты их выиграй сначала, а потом уже планы на будущее строй. Боюсь, что все твои заморочки не для этого города. Слишком уж заумно ты начал избирательную кампанию. Здесь такие номера проходят с трудом.
– А что же проходит здесь? – недовольно спросил Семен Водкин. Мнение Марии его мало интересовало, но надо было как-то продолжить разговор и выбраться из сложной ситуации с интимом и ее мужем-дебилом. Иван как раз и представлял серьезную угрозу целостности его организма.
– Умные люди, чтобы выиграть выборы, во-первых, покупали с потрохами членов комиссии. На особо упертых давили через родственников, детей, школьных учителей, врачей поликлиники. Во-вторых, месяца за два до начала избирательной кампании подкидывали электорату продовольственные пайки, путевки в санатории оплачивали, рецепты в аптеки. Большинство пенсионеров за эти малые деньги отдавали, а точнее продавали свой голос толстосуму. Ну и самый эффективный способ выиграть выборы – запугать реального кандидата. Здесь уж подключались сотрудники милиции, налоговой, прокуратуры. В этом городе незамаранных людей нет. А заморочки с листовками на дорожных знаках у нас не применялись. Насколько мне известно, Петров уже обжаловал решение избирательной комиссии в суде, а там могут принять весьма неожиданное решение.
– Петрова сняли с выборов соответствии с вашими законами, но я допускаю, что в последний момент его восстановят и тогда будет пущена в ход уловка №2. Этот вариант я держу про запас.
– И что это за уловка №2? – с интересом посмотрела на собеседника Мария. Она сама несколько месяцев потратила на разработку различных вариантов ведения избирательной кампании своего шефа, но ничего реального для снятия с регистрации Петрова придумать не смогла. Слишком уж правильным был этот красавец-офицер.
– Насколько я знаю, Петров возглавляет некий благотворительный фонд, финансируемый из-за границы. На деньги иностранной державы он покупает путевки в санатории для инвалидов, компьютеры школам...
– Ну и что с того, – удивленно посмотрела на Семена Мария, – подобных благотворителей перед выборами, как грязи. Путевки он выдавал в течение всего года, компьютеры тоже дарил школам в прошлом и позапрошлом годах. Здесь его не зацепить, я обсуждала эти темы с юристами. Он ведь не хозяин фонда, а всего лишь наемный директор и раздача даров – есть не что иное, как исполнение служебных обязанностей.
– Формально все верно, но при желании эту деятельность можно истолковать, как элементарный подкуп избирателей. И если вбросить документы в суд дня за три до выборов, то в последний момент его можно кинуть с регистрацией. При условии конечно, если твой шеф не поскупится и осчастливит представителей фемиды по полной программе.
В то время как Семен Водкин вместе с красавицей Марией обсуждали способы нейтрализации Перова, директор всех рынков Базаров отправился в исполком. Кирилл Андреевич встретил гостя в своем кабинете весьма радушно. Усадил напротив себя, предложил рюмку коньяка. Кофе и чай Базаров за напитки не считал.
– Надо бы обсудить кое-какие проблемы, – начал печальным голосом Кондрашов. – Начфин доложила, что выручка с подконтрольных тебе предприятий катастрофически падает. Рыночного сбора сдаешь в два раза меньше, чем в прошлом году, а количество рабочих мест на микрорынках увеличилось раз в пять. Как это понимать?
– Настучала, сучка, – недовольно скривился Базаров. С Кондрашовым его связывало партийное прошлое. – Ну нет у меня сейчас лишних бабок, неужели не понятно, выборы на носу. Все деньги идут электорату на поддержку штанов и правильное голосование. Тебя, кстати, народ тоже будет избирать. Могу подсобить, но при условии, чтоб до окончания выборов ни этой сучки с Минфина, ни налоговой не было на моих рынках.
– Еще что? – сделал пометку в своем блокноте мэр.
– Тут две газетки новые нарисовались предвыборные, дерьмом весь город залили по самое не могу. Укоротить бы надо редакторов, каждое утро со страхом газету открываю.
А в какой ты свой портрет хочешь увидеть: в "Трибунале" или "Бей воров!"?
-Если обо мне заикнутся – грохну обоих редакторов и их учредителей, - вскочил со стула Базаров. – Признавайся, чья это мафия?
– За одной бывший премьер стоит. Он, правда, свое участие не светит, но подпитывает редакцию регулярно. А другую бдительные органы возродили из кагэбэшной агентуры.
– Ты хочешь сказать, что эти два дерьмомета тебе не подотчетны? –– недоверчиво посмотрел на мэра Базаров. Ему показалось, что Кондрашов что-то недоговаривает.
– Это не мои газеты, Базаров. Соболев питерскую команду привез в Крым, вот они и изгаляются на мусульманские деньги.
– Если ты не управляешь этими газетами, может, мне проблему закрыть поручишь? – задал прямой вопрос Базаров.
– Люди, которые их выпускают, трудно управляемы, но и идти на открытый конфликт я бы не советовал. Соболев пообещал Литвину полную поддержку в его борьбе с мафией. Причем не только деньгами.
– Неужели ты не чувствуешь опасности? – возмутился Базаров. – Литвин же по площадям бьет: предприниматели, бандиты, чиновники, менты. Да для него ж ничего святого нет. Он и до тебя доберется, помяни мое слово. Может, договоришься с бывшим премьером?
– Пустые хлопоты, Соболев свою игру ведет, и газету эту он в нашем городе не случайно открыл, тут у него особый интерес есть. Но говорить я тебе о планах бывшего премьера не могу. Если больше вопросов нет... – поднялся хозяин кабинета.
– Погоди, мы ж судьбу Литвина еще не обсудили, – остановил мэра Базаров, – надо решение принять. Он же и на должность городского головы баллотируется. Я что-то твоего спокойствия не пойму.
- Свои проблемы я решу сам, – усмехнулся Кондрашов, – Литвин мне не конкурент, да и остальные высунулись только для того, чтобы засветиться.
– Но может столкнуть лбами «Трибунал» с Литвином, пусть лучше друг друга поливают дерьмом, – не отставал от мэра Базаров. Спокойствие Кондрашова вызывало у него серьезные сомнения: а не надумал ли мэр сменить коней на переправе?
– Я этим заниматься не буду, – покачал головой Кондрашов. Он предполагал, что оппозиционную газету во главе с непримиримым борцом с мафией и криминалом Соболев профинансировал накануне выборов не случайно, потому что боялся Кондрашова, который пользовался высоким авторитетом не только в Крыму, но и в Киеве, и мог пойти ва-банк, и вступить в борьбу за премьерское кресло. Вот тогда и пригодился бы Литвин. Компромат накопать в Крыму можно на любого руководителя... Но об этих своих догадках говорить Базарову Кондрашов не стал. Проводив гостя к дверям, он напомнил о главных обязанностях хозяина всех рынках:
– Ты про бюджет не забывай! Выборы – выборами, а деньги должны поступать на городские нужды в полном объеме. Мне сегодня только проблем с учителями и медиками не хватает для полного счастья.
Базаров покинул кабинет мэра весьма раздраженным. Похоже, биться за мандат депутата ему предстоит без мэрской помощи, а мог, как раньше, и список опубликовать приближенных к городской власти кандидатов, на совещаниях работу базаровской фирмы отменить. Темнит что-то мэр, а может сам в зависимость попал к кому-то?
Из исполкома Базаров поехал в дачный домик и на два часа заперся с Марией в сауне. Мария была давней любовницей Базарова, Ивана же здесь держали в качестве ее телохранителя, а чтобы ни у кого не возникало дурных мыслей, в первую очередь это касалось супруги Базарова, он играл роль ее ревнивого мужа.
– Мне не нравится этот российский мошенник, – массируя на широченном столе спину Базарова, продолжила разговор Мария. – Он понапрасну тратит ваши деньги. Заставил дурака Пекаря расклеить листовки на дорожных знаках и вывесках, после чего, проплатив положительное решение окружкома, снял Петрова с регистрации. Но на следующую ночь этот придурок Пекарь проделал тот же трюк с Кулинаром, комиссия заартачилась, денег–то за второго им не дали. Пекарь стал орать. В конце концов довел до бешенства Голопупову, теперь решать вопросы через нее станет на порядок дороже. А я предупреждала Семена, что этот трюк с листовками хорош для столицы, но не для нашего уездного города, а он не послушал.
– Что еще? – недовольно прохрипел Базаров, переворачиваясь на живот.
– Водкин написал рекламные статьи Пекарю, Непейпиво и Скоробогатой. Причем сделал это от души, всю троицу теперь хоть к званию "Герои Украины" представляй. Статьи передали редактору городской газеты. Я боюсь, что эта акция может навредить вам во время выборов. Кстати, вас он рекламировать в городской газете не собирается.
– Думаешь, Непейпиво перекупил сучонка? – уточнил Базаров. – А про последствия ты ему разъяснила?
– Да, я пересказала истории с исчезнувшими имиджмейкерами, про утопленника рассказала и про того, кому голову электровоз отрезал. А он сказал, что все будет в порядке, и пообещал за ваши деньги отвезти меня на край света.
– В Магадан, что ли? – приподнялся с массажного стола хозяин всех рынков.
– Он имел виду средиземноморские курорты, Карибские острова... Я, конечно, пресекла его гнусные намерения, но мне кажется, что этот Семен вам, кроме вреда, ничего не принесет, – мягко произнесла женщина, приступая к главной фазе массажа, во время которой Базаров издавал громкие крики, тяжело дышал, потел и мычал что-то не членораздельное, то ли пупсик, то ли мусик ...
Описание всего, что творилось в сауне в течение последующего часа, автор посчитал делом аморальным и нескромным, сравнимым разве что со сценой совокупления бегемота с тонконогой ланью. Если ли бы за этим действом мог наблюдать Семен Водкин, то он, наверняка, потерял бы всякое желание добиваться руки и сердца коварной Марии.
Но оставим на время уездный город Н. и последуем за нашим вторым героем, питерским мордоделом-предсказателем Полубоярином, перед которым сибирский нефтяной магнат украинского происхождения поставил нелегкую задачу протащить в крымский парламент двух депутатов от нефтегазовой трубы.
«Ударим сексом по избирателям»
Под таким девизом решил вести избирательную кампанию господин Полубоярин. Местные знатоки избирательных технологий двух нефтяников–газовиков решили выдвинуть в тех районах, где правительство Крыма заканчивало работы по газификации сел. Но самого Полубоярина поселили в гостевом домике в Гурзуфе, недалеко от всемирно известного "Артека". Расположен он был на склоне горы, в сосновой роще. На искусственных террасах произрастали там экзотические растения, названия которых не знал не только Полубоярин, но и сами хозяева барских покоев. А внизу с глухой злобой билось о бетонные блоки Черное море.
– Искупнуться бы сейчас, да не сезон, - лениво потянулся Полубоярин. Он сидел во главе стола на открытой веранде с двумя местными мордоделами, которые в прошлой жизни успели поработать в аппарате обкома и ЦК партии. Они были в черных костюмах, белоснежных рубашках и одинаковых галстуках. Звались крымские мордоделы просто: Иван Иванович и Петр Петрович. Скорее всего, это были не имена, а псевдонимы. Полубоярина предупредили, что помогать ему будут люди из сейлемовской и поданевской группировок. Сергея Воронка, руководителя сейлемовских, украинские правоохранители упаковали на весьма долгий срок в места не столь отдаленные, а главаря севастопольских бандитов Папу Подданева расстреляли по беспределу в Симферополе. По этой причине представители «политического крыла» обеих группировок старались особо не светиться, но отказать тамбовским авторитетам крымские бандиты не могли, поэтому и занялись избирательной кампанией кандидатов от нефтегазовой трубы.
– Я бы хотел начать совещание, – тихо, но настойчиво произнес Иван Иванович. – Из положительных моментов я бы отметил, что наши кандидаты носят весьма привычные фамилии Петров и Семенов. В сельской местности это приветствуется. Помощь газификации района – это весьма существенный плюс. Газ в квартирах – это тема номер один у нашего электората.
– Вот на этом и играйте, – оживился Полубоярин, – подснимите этих инженеров на буровой и газораспределительной станции, в кабинете начальника "Черноморнефтегаза", пусть по рассуждают о проблемах полуострова, а главное – пусть эти двое беспрерывно обещают деревенским выборщикам всякие блага, если они попадут в парламент.
– Это мы делаем уже, – недовольно поморщился Иван Иванович. – Но на предвыборных собраниях обещают все. Даже безработный бомжара грозил озолотить избирателей в случае избрания.
– Второй прием, – продолжил поучать провинциалов Полубоярин, - национальный русский продукт...
– Здесь уже Украина, а не Россия, – вступил в дискуссию Петрович.
– Я имел ввиду водку, – повысил голос Полубоярин, а то, что Ельцин с Кукурузником профукали Крым, народ до конца жизни не забудет. Так вот, перед выборами надо поработать с самой сознательной частью электората – алкоголиками. – Если каждому пообещать за избирательный бюллетень по бутылке, то...
– Весьма сложное задание. В Крыму алкаши нищие дают процентов пятнадцать голосов, потому их обхаживают все кандидаты. Доходит до того, что некоторые кандидаты уходят в запой вместе с избирателями.
– Так что вам мешает этим заниматься? – возмутился Полубоярин, – подключите сейлемовские силовые структуры, чтоб упорядочили процесс.
– Процесс чего, спаивания? – насупился Петр Петрович. Беседа с питерским мордоделом ему явно не нравилась. Ничего умного тот пока не посоветовал.
– Надо подловить конкурентов на этих дедах, устроить скандал в прессе, после чего самим захватить алкогольный плацдарм, – ударил по столу не в меру разошедшиеся имиджмейкер. – Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики!
– Извините, господин Полубоярин, но эти трюки с подкупом избирателей продуктовыми наборами, сэкондхендом и водкой в Крыму проводят уже давно. Не могли бы вы нам что-нибудь необычное предложить?
– Есть у меня и эксклюзив, – Полубоярин фамильярно похлопал по плечу Иван Ивановича, – мы конкурентов этих на выборах затрахаем сексом, и черным пиаром. Слушайте внимательно. Вот, к примеру, в Туле выпустили листовки с логотипом «Тульской правды», на которой огромными буквами напечатали: «Задача Каморина – "отсосать" у Стародубцева». Эффект был потрясающий. Этого Каморина на собраниях народ воспринимал "голубым", а еще подсадные утки базар заводили про "голубые дела" кандидата... Короче, отсосал он восемь процентов голосов. Столько педерастов живет в Туле. В сельских районах Крыма, думаю, их будет поменьше.
– А кого из кандидатов мы в сексуальное меньшинство определим? - решил уточнить Иван Иванович.
– Да хоть всех, – заржал Полубоярин. – Ежели мужик в депутаты лезет, он уже пидор на половину. Но это шутка. Здесь надо не промахнуться. На должность педика надо подбирать мужиков с бабским лицом, мягким женским голосом, особое внимание обратите на округлые формы филейной части. А если при ходьбе крутит задом – это ваш человек. Но только в этот список не включайте истинных педрил. От имени "голубого" кандидата напечатайте листовки, осуждающие педерастию. Пусть он в этой листовке обвинит кандидата с ярко выраженным мужским началом. Тогда он потеряет «голубые» голоса и не найдет голоса добропорядочных граждан.
И еще одна деталь. По округу Петрова баллотируется гинеколог. Выпустите для него листовочку, которая бы заканчи-валась фразой: "За годы своей работы акушером-гинекологом Куделя принял сотни родов, и работая врачом изучил проблемы города изнутри».
– А по округу Семенова баллотируется хирург городской поликлиники. Он на полставки работает проктологом, – напомнил собравшимся Иван Иванович.
– А вот на листовке проктолога изобразите «Форамен глютеус» с бесформенной филейной частью и пусть в ту дырку этот кандидат и заглядывает, а текст оставьте прежний. Очень хорошо реагирует народ на листовки, на которых рядом с портретом кандидата изображена техника надевания презерватива. Видел я листовку к восьмому марта, где кандидат Иванов поздравлял всех женщин района "с нашим женским праздником!" и его портрет в военной форме.
Следующее задание. Для нанесения надписей на плакаты и листовки сделайте трафареты "продается", "вор", "взяточник", "педрила". Кроме того, подобные рецензии можно писать на вывешенных листовками фломастерами. К этой работе я бы подключил студентов и школьников, а также социально активных безработных.
Полубоярин поднял бокал, посмотрел на своих собеседников сквозь рубиновое вино и провозгласил торжественно: "За нашу победу!".
Люди в черном последовали его примеру. Иван Иванович сделал маленький глоток и поставил бокал на стол. У него пошаливала печень, и он старался не злоупотреблять без особой необходимости спиртным.
– Все, о чем вы сейчас рассказали, у нас уже использовали на прошлых выборах. Кроме этого рисовали на дверях домов и предприятий владельцы, которых рвались в народные слуги разные непристойности, свастику, сатанинский знак...
– Очень важная деталь! – оживился Полубоярин. – Это все с непристойностями продолжить, а еще очень важно включить в команду местного попа. Пусть поагитирует старушек за наших кандидатов. Это добавит пару сотен голосов. Необходимо, чтобы батюшка благословил наших перед телекамерами на ратные подвиги во имя народа, осудил противников, а лучше было, что он назвал их дьявольским отродьем или чем-то подобным. Но это будет стоить больших денег, конечно. Попы нынче дороги чрезвычайно.
– Наш священник будет работать на общественных началах, –усмехнулся Иван Иванович, разливая по бокалам вино.
– Это почему же? – удивился Поаубоярин. Попов-общественников ему еще не доводилось видеть.
– Наш поп из поданевских. Папа от всей этой потусторонней белиберды торчал, как от марафета. Навербовал к себе в банду, то есть в христианско-либеральную партию, весьма разношерстную публику. Надеялся, что Бог его от пули спасет. Короче, батюшка в районе работает на нас однозначно, а Бог от Папы в самый ответственный момент отвернулся. Его на поминках расстреляли.
– Выходит, ваш Папа попов навербовал, а с Богом так и не договорился, – усмехнулся Полубоярин. Он чувствовал себя в Крыму мессией. – Но мы отвлеклись. Народ требует не только пищи, но и зрелищ. Я могу пригласить из Питера эстрадных звезд.
– Только не надо вести сюда рок-сопляков. На прошлых выборах они такое устроили, что после концерта местная милиция пятнадцать человек за хулиганство арестовала. Стопроцентное попадание - это Киркоров, Пугачева...
– Счас Филя к вам поедет, – подумал про себя Полубоярин, но вслух произнес весьма уверенно:
- Можно и Пугачеву пригласить, но это обойдется в такие деньги, что потом нефтяная компания полгода будет покрывать убытки.
– Если Пугачева не по карману – то я бы посоветовал пригласить Льва Лещенко, украинских "кроликов", а еще лучше было бы привлечь к агитации пару кавээновских команд и чтоб во время состязания они ненавязчиво прорекламировали наших кандидатов, – задумчиво произнес Петрович. – Слышал я, что в Краснолиманск кандидат от власти завлекает Игоря Скляра. Он не такой дорогой, но в крымской глубинке узнаваем и востребован народом. Для людей среднего поколение – это символ молодости. Если Скляр, к примеру, призовет народ голосовать народ за наших кандидатов – это развяжет нам руки в дальнейшем.
Последняя фраза заставила Полубиярина насторожиться. Он осознавал, что работает на выборах вместе с бандитами и фраза "развяжет нам руки" могла иметь весьма неприятное продолжение: от подтасовок при подсчете бюллетеней до убийства реального кандидата.
– Уважаемый, – обратился Полубоярин к Петру Петровичу, – я хотел бы уточнить, что вы имели в виду под словами "развяжет нам руки"? Лично я стараюсь не нарушать уголовный кодекс без особой нужды.
– Слушай, питерский предсказатель, - зло сверкнул глазами Петр Петрович. Невыразительное незапоминающееся лицо его стало злым и напряженным. – Ты нас чо, за лохов держишь со своими заморочками? На эту туфту никто не клюнет в Крыму, да и у вас в России такие мелкие пакости не пройдут на выборах. Твоя задача - волну поднять, впечатление создать, что за этих двух негодяев народ толпами пойдет голосовать, а выборы у нас делают при подсчете голосов. Вот туда-то мы и зашлем основные бабки. Усек, мордодел? Девиз крымских выборов всегда был один: неважно как проголосуют, главное - как подсчитают эти гребаные голоса.
– Но это деяние выпадает за рамки моего контракта, – стал набивать себе цену питерский мошенник. Он и сам готов был подтолкнуть своих коллег по избирательному штабу к подобному, но боялся оказаться на нарах. Семь лет – это серьезный срок.
– А ты утренней лошадью свалишь отсюда. На участках поработают другие специалисты, – успокоил гостя Иван Иванович. – С завтрашнего дня по кабельным сетям в районе и на местной эфирной телестанции начнешь толкать свои астрологические предсказания. А когда к твой телероже привыкнет электорат и главное, предсказания начнут сбываться, – расскажешь народу всю правду о предстоящих выборах. Обстоятельно грамотно объяснишь, что луна сегодня в третьей позиции, а солнце местные братки поставили раком, поэтому никому кроме наших кандидатов на этих выборах ни хрена не светит. Я понятно объяснил или у тебя еще есть вопросы?
У Полубоярина вопросов больше не было. Он понял, что роль мессии, на которую рассчитывал на этих выборах, предназначена не ему. Братки решили пойти по проверенному пути без излишних вывертов и душевных мук.
– И как вы добьетесь нужного результата? – уточнил на всякий случай Полубоярин. Он понимал, что коллеги по штабу этот вопрос могли просто проигнорировать.
– Второй комплект бюллетеней, вброс во время выборов, контроль за волеизлиянием алкашей и нищих. Им за голос и бутылки за глаза хватит. Штуку баксов председателю комиссии и пятьсот каждому члену. А тех, кого прикупят конкуренты – грохнем, чтоб под ногами не пугались. Усек, законник? – весьма агрессивно закончил свою речь Иван Иванович. – Еще вопросы есть?
– Соболев говорил, что вы в обкоме работали, – неожиданно ляпнул Полубоярин и тут же пожалел о сказанном.
– Я не просто работал, я был избран членом ЦК ПЭВа – партии экономического возрождения и до ее расстрела занимался исключительно вопросами партийного строительства. А мой коллега Петр Петрович тем же самым занимался в Севастополе у Папы. Ему и его подельникам за три месяца удалось такую партийку слепить из всякого мусора, что от ее существования у киевских боссов мандраж по телу пошел. Папе бабки мишками несли все! Он подмял бы и киевских кукловодов под себя и мог бы стать президентом Украины…
– Но на поминках главного "башмака" карьеру вашего Папы прервал какой-то недоумок с «калашниковым»? – решил осадить не в меру разошедшихся партийцев Полубоярин. В свое время ему пришлось изучать в зоне современную криминальную литературу. Делал это он от обилия свободного времени и в силу природного любопытства. Кроме "Бандитского Петербурга", в библиотеке учреждения оказались и "Бандитская Одесса", и "Бандитский Крым".
– Вечер воспоминаний закончен, – помрачнел Петр Петрович, – завтра в десять за вами приедут и отвезут на телестудию. Будете нести всякую ахинею в массы. Только предсказывать надо то, что сбудется наверняка, чтоб потом рекламаций от телезрителей не поступало.
– В Крыму это сделать проблематично. Питерские дела я основательно изучил, экономическую ситуацию проанализировал, гороскопы ведущих политиков. – Стал объяснять особенности своей профессии Полубоярин. – Предсказывать будущее из пустоты невозможно.
– Мы к тебе цыганку приставим, – хохотнул в кулак Иван Иванович, – профессионалка высшего класса. Ты, главное, во время прямого эфира за карманами следи. Цыганка Аза в этом деле непревзойденный спец. Так вот, каждое утро тебе эта вещунья будет рассказывать о том, у кого в Крыму сегодня к вечеру "наступят критические часы" и где потом обнаружат его труп. Думаю, что после третьего "попадания в цель" к тебе приедут менты за консультациями.
– А она откуда про "заказы" узнает? – насторожился Полубоярин. Работать с цыганкой-карманницей ему не хотелось.
– А ей видение во сне приходит в виде барона цыганского с того света, заботится он, чтобы место подготовили, некрологи сочинили вовремя… Заморочка похлеще питерской, и наш народ это схавает за милую душу. Раздуем твою популярность до размеров дирижабля, чтоб электорат бредням астрологическим поверил, а потом и про выборы шепнешь избирателям. Вот видятся тебе в депутатских креслах эти бандюганы российские из нефтегазовой трубы, видение с неба, звезды, шакалы в лесу... – похлопал по плечу обескураженного астролога Иван Иванович. – И что интересно, произойдет все по твоим предсказаниям один к одному. Но если ты это ноу-хау конкурентам сдашь, то придется тебя к барону цыганскому на перевоспитание отправить. Будешь из его могилки цыгане Азе вешать о покойниках будущих. Надеюсь, я понятно твою роль в этом процессе обозначил?
– А мне в Питере говорили, что с интеллигентами работать придется, – пробурчал Полубоярин.
– Да кто ж тебя к порядочным людям пустит, мошенника патентованного! Да у тебя ж три ходки к хозяину, интеллигент вшивый, – взорвался Петр Петрович, – а хороший мошенник за свои варианты по зонам не чалится. Потому что он думает, перед тем как дело провернуть. Варианты считает, следы ложные следакам подбрасывает, а ты, чмо болотное, без отсидки не можешь работать! А это низкий класс. Скажи спасибо, что апартаменты тебе хорошие нашли, а могли и в гостиницу с тараканами поселить рядом с твоим электоратом, чтобы ты лучше проникся заботами трудового народа.
Полубоярин хотел осадить разошедшихся не в меру мордоделов, но потом, поразмыслив, решил выждать более подходящий момент для ответного удара. Такие речи он не прощал никому, тем более что в зону попадал не по собственной глупости, а из-за неблагоприятного стечения обстоятельств. То баба предала, то подельника замели менты на краже и он потянул за собой Полубоярина. Собрав волю в кулак, питерский мошенник будничным голосом без каких-либо гневных интонаций сказал:
- Я все понял. Присылайте водилу к подъезду в десять утра.
Вот так, с обломов началась трудовая деятельность двух российских мошенников Семена Водкина и Вадима Полубоярина на крымских выборах. Деловые люди в Крыму оказались более проницательными, чем о них думали мошенники, И если с этим обстоятельством Семен Водкин безропотно смирился, то Вадим Полубоярин в душе затаил обиду на своих грубиянов-кураторов и вместо того, чтобы думать о том, как выиграть выборы, просчитывал варианты страшной мести.
А теперь, дорогой читатель, нам предстоит небольшое путешествие в крымскую столицу, где после возвращения из Питера набирался сил для предвыборной борьбы бывший премьер-министр Крыма Соболев.

вверх                                                                                                                                                                                       NEW!

Бывший премьер посетил Воланда
Еще в аэропорту Соболев удивил своего охранника-референта, приставленного к бывшему премьеру бдительными органами. Фамилию этот вечно простуженный двухметровый громила носил весьма примечательную - Сковорода, а звали его Георгий, но откликался он и на Гаврилу. Лицо его соответствовало фигуре: такое же огромное, мясистое и отечное из-за чрезмерного употребления крымскими винами и слабоалкогольным пивом.
– Для начала заедем в театр к Новикову. Мне надо потолковать с ним по одному очень важному делу, а потом домой, - приказал бывший премьер водителю.
Минут через пятнадцать пятисотый черный "мерс" забормотал у служебного входа лучшего театра Симферополя. Вахтер, узнав бывшего премьера, тут же согнулся в поклоне и вызвал завлита. Полноватая симпатичная женщина, услышав, что театр навестил сам Соболев, быстро спустилась вниз и провела бывшего премьера в правительственную ложу. Спектакль был в самом разгаре. Новиков в роли Воланда был, как всегда, убедителен.
Соболев весьма учтиво попросил сопровождающую даму оставить его одного и стал напряженно следить за каждым движением великого актера.
Вроде бы он, – неуверенно прикинул Соболев, сравнивая Новикова с тем, кто беседовал с ним в Питере. Вот только свита дьявольская выпадает из ансамбля. Кот совсем непохож. Тот, питерский был толще и наглее, да и Фагот там был выше ростом… А может, это второй состав сегодня выступает с Новиковым?
До антракта оставалось минут двадцать и все это время бывшего крымского премьера одолевали сомнения: настоящий ли Воланд беседовал с ним в Питере или эти провинциальные лицедеи?
Во время антракта сомнения развеял режиссер театра Панюхин, который пояснил Соболеву, что Новиков Крым не покидал, каждый день проводил репетиции, а вечерами играл в спектаклях.
Панюхин провел Соболева за кулисы, и тут им навстречу попался Фагот, он же Коровьев, внешность которого весьма отличалась от того питерского в гостинице. Театральные огни отражались не в треснутом пенсне, которое давно пора было выбросить на помойку, а в монокле, правда, тоже треснувшем. Усишки на наглом лице были подвиты и напомажены. Был он во фрачном наряде из-под которого белела волосатая грудь.
- Маг, регент, чародей, переводчик или черт его знает кто на самом деле – словом, Коровьев, – раскланялся и, широко поведя лампадой по воздуху, пригласил Соболева следовать за ним. Вскоре они вошли в тесную полутемную комнату. Коровьев усадил Соболева на узкий диванчик, поставил лампадку на какую-то тумбу и, чудным образом изменившись в лице, заговорил сценическим шепотом, который можно было услышать не только в партере, но и в последнем ряду балкона.
– Тем, кто хорошо знаком с пятым измерением, ничего не стоит раздвинуть помещение до желательных пределов. Скажу вам более, уважаемая госпожа, до черт знает каких пределов! Я, впрочем, – продолжал болтать Коровьев, обзывая Соболева почему-то госпожой, а не господином, что весьма сильно обижало бывшего премьера, однако осадить наглого Фагота он не решился и продолжал покорно прислушиваться к словам, – знавал людей, не имевших никакого представления не только о пятом измерении, но вообще ни о чем не имевших никакого представления и, тем не менее, проделывавших совершеннейшие чудеса в смысле расширения своего помещения. Так, например, один сельский житель, получив трехкомнатную квартиру в Симферополе на улице писателя Тургенева, без всякого пятого измерения и прочих вещей, от которых ум заходит за разум, мгновенно превратил ее в четырехкомнатную, разделив одну из комнат пополам перегородкой.
Засим эту он обменял на две отдельные квартиры в разных районах крымской столицы, одну в три и другую в две комнаты. Согласитесь, что их стадо пять. Трехкомнатную он обменял на две отдельных по две комнаты и стал обладателем, как вы сами видите, шести комнат, правда, рассеянных в полном беспорядке по всему Симферополю. Он уже собирался произвести последний и самый блистательный вольт, поместив в газете объявление, что меняет шесть комнат в разных районах Симферополя на одну пятикомнатную на улице Павленко 2 А, общей площадью 124,2 кв.м. И тут ему захотели помешать жалкие бездомные журналисты, но он, проныра, своего добился, а недоброжелателям пригрозил, что если они хоть раз еще посмеют упомянуть его имя в газете, то их размажет по стенке или посадит в СИЗО по подозрению в "заказе" убийства депутата. И все заткнулись, потому что он непростой человек, а министр. Вот-с, каков проныра, а вы изволите толковать про пятое измерение.
Соболев в этой истории узнал своего лучшего друга, давнего соратника по партии власти, и очень обиделся на Коровьева потому, что он даже и не думал толковать о пятом измерении и болтать о нем ни с того не с сего начал сам Коровьев.
– Это тебя Агатов науськал, – неожиданно взорвался отставной премьер, – это он всякие гнусные книжки обо мне и моей команде выпускал! Так я на него в суд подам! Лучших юристов в адвокаты возьму и докажу этому негодяю, кто в Крыму хозяин!
– А вот этого делать нельзя ни в коем случае, – в ужасе схватился за голову Коровьев. – Только не в суд! Вы такие слова больше вообще не произносите прилюдно, а то с вами произойдет то же, что с бывшим спикером крымского парламента Супрунюком. Он только однажды пригрозил Агатову судом, а где Супрунюк сейчас? В РОЗЫСКЕ. На отстрел бывшего спикера, как на дикого кабана, выдана лицензия местными бандитами, а милиция десять тысяч гривень за его голову пообещала. Беглого спикера ищут по всему миру все полицейские, милиционеры, журналисты и любители детективов. Вы себе можете представить ситуацию, когда на вас объявят охоту и бывшему блистательному премьеру придется отсиживаться в бандеровском схроне где-нибудь в Закарпатье?
– Да как ты смеешь меня пугать! – дико вращая глазами, закричал Соболев. Он попытался ухватить подлого Коровьева за нос, но тот увернулся весьма ловко. Лампадка погасла, погрузив все вокруг в непроглядную тьму. Соболев осторожно нащупал диван и сел на него, сжав кулаки, готовый принять бой с ненавистным фаготом. Но этого делать ему не пришлось. Неожиданно под потолком вспыхнула люстра и в пустую гримерную с зеркальными стенами вошел Новиков в костюме Воланда.
– Прошу покорнейше извинить за опоздание, – расшаркался он размахивая беретом, – надеюсь, вы тут не скучали в мое отсутствие. На сцене сейчас будет бал Сатаны. Я вам советую переместиться из ложи в партер, чтобы стать не просто зрителем, а и участником впечатляющего зрелища.
– Я уже поучаствовал в одном действии, – недовольно бросил Соболев, – с этим гнусным фигляром Коровьевым.
– Фагот с вами репетировал диалог о пятом измерении, не так ли господин Соболев? – хитро прищурился Новиков, – Маргарите надоели его кривляния и он решил испытать этот текст на таком тонком театрале, покровителе муз…
– Перестаньте кривляться! - взорвался Соболев, – я больше не потерплю оскорблений в стенах этого театра!
– Простите, Сергей Васильевич, – взволнованно заходил по гримерке Воланд, – но мы не хотели вас обидеть. Просто в классический текст внесли мелкие коррективы: заменили название города Москва на Симферополь, чтобы приблизить действо к зрителям. И я думаю, что в политическом плане это оправдано. Ведь Москва сегодня - столица другого государства и нам об этом не устают напоминать киевские чиновники из министерства культуры. А мы должны ставить пьесы о независимой Украине, но из-за того, что таковых нет в природе, я и предложил худсовету внесли некоторые коррективы в канонический булгаковский текст.
– Да кто вам разрешил искажать классика и рассказывать в пьесе о квартирных аферах моего лучшего друга Корнелия? Как он теперь будет на выборах смотреться после вашего спектакля? Элекорат его узнает и проголосует против. А может, вы работаете на избирательный штаб Ворона?
– Ни на какой штаб мы не работаем, - всерьез обиделся Воланд, – это бал Сатаны, пир во время чумы! Гротеск! Фантазия! И ни про какого Корнелия в тексте не было ни слова. Фагот рассказывал о пятом измерении Маргарите. Это абстрактная история.
– Но почему, почему в ней я узнал моего друга Анатолия Корнелия. Он был вынужден этим заниматься, чтобы обойти дурац-кие ограничения, положения и правила. В конце концов, после стольких лет жизни в дремучей провинции Анатолий имел право на получение достойного жилья. Да и что это за квартира? Они втроем вынуждены тесниться на каких-то 124,2 метрах.
Воланд помрачнел и даже, как показалось Соболеву, опал лицом.
– Простите великодушно, уважаемый Сергей Васильевич, во всем виноват этот негодяй Коровьев. Я понятия не имел, что в вашем окружении трудятся столь изворотливые прохиндеи и жулики, поэтому и позволил Коровьеву внести в диалог столь постыдную отсебятину. Но с другой стороны, и Коровьева можно понять. Он коренной симферополец, и вот уже сорок лет проживает в разваливающейся коммуналке в одной двенадцатиметровой комнате вшестером! Я полагаю, что это не совсем удобно... А с другой стороны, о маклерских способностях вашего лучшего друга уже неоднократно писала республиканская пресса, но на сигналы с мест в Киеве не реагируют, а после выборов – это я вам по секрету скажу, как проверенному театралу и лучшему другу детей, - Анатолий займет весьма заметный пост в правительстве Крыма, которое вы, я полагаю, сможете вновь возглавить.
После этих слов Соболев немного успокоился и уже на Новикова смотрел не так враждебно, хотя неясные подозрения и предчувствия продолжали терзать его тонкую театральную душу.
– Будем считать инцидент исчерпанным, - наконец произнес Соболев. – При условии, конечно, если диалог о пятом измерении будет со сцены звучать в классическом виде, а не его симферопольский вариант с гнусными намеками на высших должностных лиц Крыма.
– Желание гостя – закон, – расшаркался униженно Воланд. Соболева эта короткая фраза насторожила, точно так выражался питерский Воланд. А может, это и не Новиков?
– Скажите, пожалуйста, – осторожно подбирая нужные слова, тихо произнес Соболев, – а в Питере вы давно были?
– Года два назад белые ночи с друзьями встречал, – тепло улыбнулся Воланд, – непередаваемое впечатление, я вам скаку, осталось после той поездки. А еще я на "Авроре" побывал, орудие историческое осмотрел. То самое, после холостого выстрела которого в России великая смута началась. Представляете, один выстрел, а сколько бед людям принес: братоубийственная война, коллективизация, голодомор, Великая Отечественная, перестройка, развал великой страны, приход к власти правительства Соболева в Крыму.
– Вы считаете, что мое правительство принесло Крыму такие же беды, как Великая Отечественная война?! – возмутился Соболев, – да как вы посмели такое мне говорить!
– Нет, что вы, – пошел на попятную Воланд, – беды, конечно же, несоизмеримы. От вас пострадали каких-то два миллиона жителей Крыма, а вот от Сталина – сотни миллионов. Но если бы вам дали подобную власть вместе с такими специалистами по пятому измерению, как Корнелий, – то думаю, вы могли бы своим правлением затмить и самого Сталина. Но вы не беспокойтесь: никто вас ни в чего подобном обвинить не сможет, потому что в истории нет сослагательного наклонения: отвечать вам придется только за то, что вы совершили, а не за то, что могли бы сделать, если бы...
– Прекратите демагогию, – неожиданно взорвался Соболев, – вас опять куда- то не туда занесло. Еще месяц назад вы говорили, что я- весьма тонкий политик, высококлассный специалист ...
– Сергей Васильевич, – укоризненно покачал головой Воланд, – об этом вам Новиков говорил, а он хоть и гениальный артист и режиссер, умеющий талантливо перевоплощаться в Князя Тьмы, не был уполномочен высшим земным разумом говорить подобное от моего имени смертным. Так что оставим эти слова на совести режиссера этого театра.
– Так вы и есть настоящий Мессир? – закрыл лице руками Соболев. – Вы не артист?!
– Ну какой из меня артист, – печально покачал головой Воланд. – Я ведь еще за завтраком говаривал старику Иммануилу: "Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут". Тоже самое произойдет и с вами, уважаемый Сергей Васильевич, после того, как Агатов напишет пародию на ваш бестселлер "Расследователь: Предложение крымского премьера". В мире все повторяемся. Помните, Кант начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!
– Но я ведь не отрицаю существование Бога, - попытался объяснить свою позицию Соболев. - А книга эта мне нужна была исключительно для проведения эффективной предвыборной кампании.
– Да, да, я не забыл, – замахал руками Воланд, – на эту тему мы с вами весьма долго рассуждали в обкомовской гостинице. Так что замечание старика Канта вас не касается. Я его слова привел исключительно для того, чтобы напомнить вам, что надо заниматься делом, а не по театрам шастать и проверять какие-то глупые версии. Ну, скажите мне, пожалуйста, какой артист, пусть это будет сам Новиков, рискнет разыгрывать вас в коммунистической питерской цитадели зла? Так что возвращайтесь немедленно в свой автомобиль. Вас заждалась супруга, прекрасная Валентина, а бал Сатаны, настоящий бал Сатаны, а не тот, что изображает со сцены режиссер Новиков, я вам непременно покажу лично.
После этих слов у Соболева закружилась голова, зеркальные огни хрустальной люстры померкли, и он оказался на заднем сидении своего служебного "Мерса", который уже подъезжал к его дому.
– Чудеса, да и только, – вяло подумал Соболев, – неужели этот тип летел со мной в одном самолете? А может, это и вправду Дьявол? Как-то нехорошо получилось, что я стал проверять его личность в театре. Надо было действовать более осмотрительно. А то еще, чего доброго, Мессир обидится на меня и откажет в помощи и я проиграю выборы. Нет, этого допустить никак нельзя. А тут еще Корнелий со своими квартирными вариантами вылез наружу. Этот старик все знает, с ним темнить нельзя. Надо играть открыто. В конце концов, терять мне больше нечего. Он с Кантом завтракал... Ужас какой-то. Это ж сколько ему сегодня лет будет?
Супруга Соболева Валентина на ужин приготовила сибирские пельмени и по случаю удачного завершения командировки выставила на стол запотевшую бутылку водки фирмы "Союз-виктан".
– За мою победу на выборах, – поднял рюмку Сергей Васильевич. - Вопрос уже практически решен. На моей стороне теперь сам Мессир.
– Новиков, что ли? – осушив рюмку, спросила верная подруга.
– Выше бери, – недобро усмехнулся Соболев, – ради победы на выборах душу Дьяволу заложил! Теперь все в его руках, ВСЕ!

вверх                                                                                                                                                                                        NEW!

Предвыборная дегустация натурального русского продукта
В отличии бывшего премьера Соболева, Василий Алибабаевич Пекарь ни на секунду не сомневался, что судьба депутатского мандата зависит не от воли мифического Дьявола или Господа, а от более простых вещей: водки, пшена, ношенных американских тряпок и подлости. Дело в том, что воспитанный на правильных коммунистических идеях бывший начальник жэка во времена перестройки и первой фазы дикого украинского капитализма так и не узаконил своих отношений с верой в Бога. Правда, под давлением коллег по бизнесу и местных бандитов он раз пять посетил местный храм, постоял там со свечой в руках и даже весьма неумело осенил себя крестом. На большее Пекаря не хватило. Прямо из церкви он рысью бежал в гастроном, покупал водку и напивался до бесчувствия. Вот так неадекватно на него влияло общение с Богом.
Местный священник Никодим, узнав от прихожан о странной реакции Пекаря на церковную службу, дабы успокоить паству, заявил однажды, что в Пекаря вселился бес, который и портит ему жизнь. Он даже предложил Василию Алибабаевичу пройди обряд очищения от скверны, чтобы изгнать из его организма представителей потусторонних сил, но Пекарь от этой процедуры отказался, испугав-шись, что вместе с бесом у него пропадет и желание пить народный напиток, и он тогда помрет кающимся трезвенником.
– Лучше умереть запойным алкашом, чем трезвенником-язвенником, бормотал он, наполняя поутру стакан украинской горилкой, купленной на предвыборные деньги. Часам к одиннадцати Пекарь, чисто выбритый, обильно опрысканный одеколоном и дезодорантами, выходил в свет. По указанию Семена Водкина Василий Алибабаевич до самого вечера должен был вести предвыборную агитацию самых продвинутых слоев электората. Начинал он это действо с беседки у дома 33 по пр. Победы. Завсегдатаями этого ветхого строения были местные пенсионеры-доминошники. Здесь Пекаря очень уважали. Еще бы, он оказался единственным кандидатом в слуги народа, который непожлобился и купил им новые костяшки домино, да ни какие-нибудь ширпотребные из черной пластмассы, а настоящие, сделанные из кости неведомых животных: то ли слонов, то ли мамонтов… Исходный материал определил после долгого и тщательного изучения пекарского подарка дед Михей. Этому народному умельцу доминошный люд верил безоговорочно, потому что он всю свою сознательную жизнь проработал во вторсырье сборщиком всяческого ненужного людям барахла и очень хорошо разбирался в отходах человеческой жизнедеятельности. Причем часть собранного мусора дед Михей тащил домой, приспосабливая для всяких коммунальных нужд. Однажды ему, удалось спереть из «вторсырья» несколько кусков цветной пластмассы, которая впоследствии украсила доминошное поле брани.
Но не только за новый комплекс домино уважали Пекаря обнищавшие до предела пенсионеры. Путь к их сердцам он нашел, конечно же, через национальный русский продукт - "Московскую" водку. Предусмотрительный Пекарь приносил с собой не только водку, но и пластиковые одноразовые стаканчики, которые в течении дня использовались многократно игроками обеих команд.
Успеху избирательной кампании Пекаря способствовало и тонкое знание психологии электората. Свои предвыборные речи он начинал только после третьего тоста, и заканчивал на восьмом, - в тот самый момент, когда охмелевшие от дармовой выпивки пенсионеры падали, словно перезревшие груши, под стол и уже никак не реагировали на выступление кандидата в депутаты.
Сама же предвыборная речь Пекаря изобиловала всяческими народными изречениями, в которых обильно было представлено слово "мать". Василий Алибабаевич рассказывал пенсионерам о том, как героически он трудился во блага народонаселения на посту жэковского начальника во времена горбачевской перестройки, как ему удалось создать самое экологически безвредное предприятие по добыче мидий, ненавязчиво упоминал и о своих друзьях в различных слоях общества - от местных бандитов-рэкетиров до министров украинского правительства и посла Франции, через которого он хотел завалить крымскими мидиями французских гурманов.
Пенсионеры, потреблявшие в последнее время в пищу исключительно картошку и рис, весьма неодобрительно отзывались об извращенцах французах, обжирающихся улитками, пресноводными гадами и морскими мидиями.
– Да если б у меня были в кармане настоящие деньги, неужели я, потомственный труженик вторсырья, стал есть мерзких зеленых болотных жаб, – надрывался дед Михей, демонстрируя всем своим видом небывалое превосходство над отсталой французской нацией. - Да у нас этих лягушек на Чокраке тысячи миллионов, но не один самый голодный пенсионер не опустился до уровня презренных французов и не стал их ловить для борща. А улиток на виноградниках… Да этой слизи тысячи тонн и никто, заметьте, никто, даже самый последний бомж не жрет их ни сырыми, ни твердокопчеными.
Пекарь в первый день общения попытался оспорить это устойчивое заблуждение, но был опозорен собутыльниками, которые заподозрили его в пищевых извращениях и даже стали за глаза презрительно обзывать своего благодетеля французом.
Осознав, что электорат уездного города Н. еще не готов к «пищевой французской революции», уже на следующий день Пекарь из сторонника лягушатников превратился в ярого критика всего французского, припомнив вчерашним деловым партнерам и поход Наполеона на Москву, и взятие Бастилии, и почему-то французских проституток, от которых по всей Европе пошел СПИД. Правда, с последним обвинением согласились не все. Вездесущий дед Михей заявил прилюдно, что французские распутные дамы ничем не хуже наших проституток, а СПИД пошел вовсе не от французов, а от обезьян в Африке. Причем "заразиться этой заразой можно не только во время педерастических актов, но и обжираясь африканскими бананами".
– Поэтому я и не покупаю это заморское лакомство ни себе, ни внукам! – подвел итог дискуссии почетный вторчерметовец.
Пекарь хотел возразить и развеять очередное заблуждение, но оказалось, что теория передачи СПИДА через банан весьма популярна у доминошников. Они связывали особо опасную болезнь с Африкой потому, что лакомство обезьян было не но карману украинским пенсионерам.
– Это во-первых, – тыкал пальцем в потолок беседки всезнающий Михеич, – а во-вторых, болезнь пошла от обезьян, а они скачут по банановым деревьям, жрут плоды, а те, что остаются на дереве, орошают своими экскрементами, и они становятся заразными. Об этом говорила врачиха из санэпидстанции по телевидению. И советовала перед употреблением бананы обдавать кипятком из чайника, чтобы африканскую заразу смыть в канализацию. Это не я придумал, это указание ученых.
Другой кандидат в слуги народа от подобных речей уже давно бы свихнулся, но Пекарь, свято верящий телевещунам, был весьма податлив новым теориям и легко менял свою позицию на "народное мнение".
Подобные беседы приходилось вести Пекарю и в других дворах, и подвалах, где кучковался, страдая от безделья, потенциальный избиратель. По окончании агитационных речей Пекарь непременно говорил, что в день выборов он лично даст каждому избирателю по бутылке водки, если тот принесет ему чистый незаполненный бюллетень, а в урну для голосования опустит уже заполненный его специалистами документ. Другие варианты голосования он отметал безоговорочно, резонно полагая, что если раздать водку под обещания правильного голосования, зловредные пенсионеры могут его просто "кинуть", проголосовав за конкурентов. Те ведь тоже на избирательные участки придут не с пустыми руками.
Вот так непросто приходилось работать с населением Василию Алибабаевичу. В промежутках между пьянками, сопряженными с агитацией за себя, любимого, Пекарь участвовал в многочисленных судебных процессах, связанных с банкротством его предприятия, неуплатой налогов, незаконным захватом государственной собственности в виде стрелкового тира, складов и мастерских родного первого жэка. Но главный судебный процесс был связан, конечно же, с выборами. С окружной избирательной комиссией судился снятый с выборов за расклейку листовок на дорожных знаках офицер Петров.
Пекарю и его коллегам по избирательному процессу удалось пять раз перенести дату судебного заседания: то заболела главный свидетель нарушений предвыборной агитации адвокат Дурасова, то занемог оператор телевидения, производивший съемки, то не смог явиться в суд инициатор этого процесса Пекарь... Но вечно откладывать рассмотрение дела по существу судья не мог. Поэтому после очередной неявки свидетелей он открыл прения сторон и тут выяснилось, что листовки, призывавшие голосовать за Петрова, были изготовлены в типографии по заказу его конкурента Кулинара. В подтверждении этого факта на суде выступили пять работников типографии, ими были представлены в суд и бланк заказа, на котором рукой секретарши Кулинара был записан текст предвыборной листовки Петрова.
Разъяренный Пекарь потребовал вызвать в суд подлого Кулинара, который пояснил, что листовки эти должны были появиться на заборах еще до начала избирательной кампании, за что кандидата можно было отстранить от выборов, но их изготовили слишком поздно, вследствие чего им были понапрасну потрачены немалые деньги. А отдал он их неизвестному лицу из-за того, что тот пообещал вернуть ему потраченные гривны на изготовление этой наглядной агитации. Сам же Кулинар свою причастность к расклейке фальшивок отрицал. Суду ничего не оставалось, как признать решение окружкома незаконным,
Это был серьезный удар по избирательному штабу Базарова, но главный имиджмейкер Семен Водкин ничуть не расстроился. Он, конечно, осознавал, что допустил ошибку, приобретая незаконно изготовленные листовки у Кулинара, но и Петров из-за суда упустил много времени и еще практически не развернул своей агитации, что можно было расценить, как положительный момент.
На следующий день Семен Водкин передал Пекарю очередной комплект документов, изобличающий Петрова в подкупе избирателей. Подкупом Семен посчитал благотворительную деятельность афганского фонда, который выделял бесплатные путевки ветеранам и инвалидам, а школам компьютеры. А чтобы решение суда было правильным, посоветовал проинвестировать этот процесс века господину Базарову по высшей ставке.
– Видите ли, – заложив руки за спину, вещал Водкин в банкетном зале обкомовской дачи, – по закону о выборах в Верховный Совет Крыма, подобные судебные решения окончательны и обжалованию в апелляционном суде не подлежат. Если нам удастся убедить суд в грубых нарушениях избирательного закона Петровым, то он будет снят с выборов и никто его уже не сможет восстановить.
– Ты то же самое говорил мне и о первом варианте с листовками. А что из этого вышло – пшик. Не мог настоящие листовки добыть? – грозно спросил Базаров российского мошенника.
– Видите ли, я думал, что листовки продает человек из штаба Петрова, – не моргнув глазом соврал Семен, – кто ж мог знать, что этот негодяй торговал фальшивкой. Там же все положенные по закону выходные данные стояли, название типографии …
Базаров принимать решение не спешил. Риск был слишком велик. С одной стороны не каждый судья согласится на принятие столь неоднозначного решения в отношении Петрова. С другой стороны, выхода из создавшегося положения не было, если, конечно, не использовать крайнюю меру – расстрел Петрова в подъезде собственного дома за пару дней до выборов. Но и в этом случае гарантий избрания в Верховный Совет Крыма у Базарова не было никаких. Избиратели могут заартачиться и вообще не пойти на выборы. Это надо было тоже учитывать.
– Предположим, я дам добро на эту операцию, а с остальными что делать? Непейпиво из ящика не вылезает, Скоробогатая листовками и календарями весь город оклеила, – мрачно произнес Базаров. Больше всего его волновало отсутствие ясной позиции мэра. Это можно было расценить как отказ от поддержки Базарова со стороны Батьки и тогда вся эта юридическая возня ни к чему не приведет.
– Остальных я сниму с выборов 30 марта, – самоуверенно заявил Семен Водкин, – они вляпались уже по самое не могу.
"Снимет он, жди, – подумал про себя Базаров, – если мэр поставил на другого кандидата, то никакой суд не поможет, а Батька свою игру ведет, да плюс еще эти два дерьмомета уже всех воров – руководителей вывернули наизнанку. Если до меня доберутся, то можно будет ставить крест на выборах. Это дважды два. А может, на самого Соболева выйти, чтоб он Литвина попридержал?".
Но вслух о своих сомнениях Базаров говорить не стал. Молча налил в рюмку из фигурной бутылки "Гетьмана", закусил маслиной и махнул рукой обречено:
- Действуй! Но если проиграешь мне выборы, в живых не оставлю.

вверх                                                                                                                                                                                        NEW!

Прогнозы Полубоярина
После беседы с крымскими мордоделами от бандитов Полубоярин долго не мог заснуть. Лёгкие деньги, на которые он позарился, становились весьма опасными. Одно дело - предсказывать действия питерских чиновников о введении нового налога или особых видов штрафов. (Эту информацию ему "сливал" управделами Смольного за небольшой гонорар). И совсем другой коленкор будет от предсказаний "заказных" убийств, поджогов и порчи имущества. Такое под силу либо дьяволу, либо сообщнику преступников. А в конторе не все дураки, сядут на хвост и пиши пропало. Опять зона со всеми вытекающими из этого слова нечеловеческими радостями.
«А может, разорвать контракт и послать эти выборы к чертовой матери? – подумал Полубоярин. – Нет, это не выход. Потом бегать придется не только от крымских отморозков, но еще и от тамбовских. Бандюганов кидать - последнее дело».
Так ничего и не придумав, Полубоярин заснул тревожным поверхностным сном. 3а ночь он раз пять просыпался от неясных шорохов, завывания ветра и скрипа балконной двери. Пил минеральную воду, закрывал глаза и пытался вызвать приятные воспоминания, о том, как лет пять назад ему удалось совершить блистательный вояж по Черноморским курортам в качестве "жениха по переписке". Двадцать вдовушек ласкали его телеса за одно лето, кормили "заслуженного изобретателя", поили лучшими винами и даже ссужали деньгами. Это было поистине счастливое время для брачного афериста. Сейчас же повторить подобное ему уже было не под силу. Во-первых, пропал интерес к дамским прелестям, во-вторых, силенки мужские уже не те. Объявления в газеты дают, как правило, не какие-нибудь "синие чулки", наслаждающиеся своей фригидностью, а весьма страстные бабенки, которым от мужика нужны не только разговоры, но и активные действия на ложе любви. А ему и пять дет назад не всегда удавалось справиться с подобными фуриями.
Горничная Полубоярина разбудила в девять, подала кофе, ветчину, бутерброды с сыром и черные маслины. Полубоярин извлек из минибара бутылку коньяка, плеснул грамм сто в хрустальную рюмку для аппетита и после чего взялся за бутерброды.
Ровно в десять у подъезда притормозила черная "Волга", за рулем которой сидел коротко стриженный мужчина спортивного типа. Садиться рядом с водителем Полубоярин посчитал дурным тоном и открыл заднюю дверцу. В глубине салона, бесстыдно обнажив бедра, полулежала черноволосая цыганка.
– Садись, дарагой, не стесняйся! – ломая язык, закричала женщина, – гадать вместе будем. Трогай Коля, большого человека мы везем, и толстого, и бородатого.
Цыганка бесцеремонно схватила его руку, погладила ладонь и прижала ее к своему бедру.
– Чувствуешь, как сердце бьется, дарагой? Я уже умираю от страсти. Ты такой красивый, такой сильный.
Полубоярин попытался вырвать руку, но цыганка свое дело знала и затянула ладонь мошенника себе под юбку.
– Все тебэ дам, дарагой! Не комплексуй со мной, ты, главное, денег не жалей и такое увидишь, что все твои прошлые бабы по сравнению со мной…
– Я сюда работать приехал, а не развлекаться, - проговорил он. С большим трудом Полубоярину далось оторвать свою ладонь от горячего тела цыганки, которой на вид было лет тридцать.
– Коля, ты зачем меня обманул! – закричала цыганка громко и резко, – говорил, что мужчина в соку, а он импотентом оказался. От женщин, как от чумы бежит. Где ты какого предсказателя нашел? Как я с ним работать буду?!
Водитель, вырулив на трассу Ялта - Симферополь, оглянулся на пассажиров и молча расплылся в улыбке. Полубоярин поправил галстук и хотел уже что-то ответить наглой цыганке, но не успел.
Изогнувшись змеей, она схватила его за шею и впилась в губы. Полубоярин попытался оттолкнуть женщину, но потом перестал сопротивляться, чтоб его не посчитали и вправду за импотента. Страстная цыганка шарила руками по его телу и незаметно вытащила из внутреннего кармана пиджака бумажник, который моментально засунула в щель между сидениями.
Полубоярин обхватил женщину за талию и стал прижимать ее к себе, но цыганка еще секунду навязывая ему свои ласки, неожиданно оттолкнула от себя предсказателя, резко откинулась назад и закричала:
- Ты что себе позволяешь, дарагой! Да мои ласки денег стоят, больших денег! Зачем меня целовал? Теперь плати!
От этих слов у Полубоярина пропало всякое желание общаться с цыганкой. Он обиженно засопел и отодвинулся к дверце машины.
– Ты что думаешь, если цыганка, так ее можно прямо на заднем сидение "Волги" изнасиловать за бесплатно? Не выйдет! Позолоти ручку и продолжим.
– Да пошла ты, – зло бросил Полубоярин. За всю свою долгую жизнь ему довелось только однажды переспать с настоящей молодой цыганкой. Кружила она ему мозги профессионально: и танцевала, и ласкала по-всякому, а когда до дела дошло – ничего особенного. Хохлушки ему и покруче попадались. А за цыганку тогда пришлось пятьсот зеленых выложить.
«Они только бабки умеют с лохов вышибать, – подумал Полубоярин, – на хрена она мне нужна. Пусть бандиты сами сливают свои "прогнозы убийств и поджогов". Без цыганки обойдусь».
Механически Полубоярин провел рукой по карманам пиджака и обнаружив пропажу бумажника, схватил свою обидчицу за ухо и повалил на сиденье.
Женщина заорала от боли, но Полубоярин ее не отпускал и продолжал шарить по ее телу правой рукой. Бумажника нигде не было. Придавив еще сильнее извивающуюся цыганку он прошипел зло: "Ксивы верни!"
– Не брала я ничего, – неубедительно заныла женщина, – жизнью твоей клянусь.
– Своей клянись, – закричал Полубоярин и, ухватив ее за горло, стал душить.
Цыганка наконец осознала серьезность намерений партнера избирательной кампании, вытащив бумажник и бросила его на пол.
– Ты зачем меня обижаешь! Сам уронил, Коля, а меня чуть не убил, из-за какого-то паршивого лопатника.
Полубоярин оттолкнул от себя цыганку, поднял бумажник и сунув его в карман, попросил водителя остановить машину, чтобы высадить воровку.
– Я обидеть тебя не хотела, – стала извиняться цыганка, – чуть-чуть проверила на мужское начало. Это шутка была, шутка. Я у своих не ворую. Коля не даст соврать.
– Прости ее, она больше не будет, – не разжимая губ, произнес водитель.
Полубоярин сидел насупившись и до самой телестудии не проро-нил больше ни слова. Работу имиджмейкера он представлял себе несколько иначе.
В студии их ждали, кроме оператора и режиссера, еще и два крымских мордодела. Они предложили Полубоярину вести свой астроло-гический прогноз вместе с цыганкой Азой.
– Садитесь рядом и несите свою ахинею, – указав на два кресла в центре съемочного павильона, предложил Иван Иванович.
– Я буду один в кадре, а эту прошмондовку раскручивайте сами, - резко оборвал крымчанина Полубоярин, – она способна только лопатники выбивать.
После долгих споров знатоки избирательных технологий сошлись на том, что цыганка Аза покрутится перед камерой в танце, раскинет карты для гадания перед режиссером и уж потом появится в кадре Полубоярин со своим научным прогнозом.
Перед тем, как включить камеру, цыганка подошла вплотную к Полубоярину и прошептала: "Сегодня вечером в село Калиновку придет большая беда, сено сгорит, сразу четыре стога."
– Только на это ты и способна, – недовольно скривился астролог. – Сенсацию откопали – сено. Самоделкины хреновы.
Но, несмотря на свое отрицательное отношение к этой затее, Полубоярин прилепил к околонаучной болтовне о положении звезд, плане и комет огненный смерч, который принесет беды жителям Калиновки.
Этой же ночью прогноз залетной знаменитости сбылся. Четыре стога сена, принадлежащие местному фермеру Иванкину, сгорели дотла. О причине поджога, а то, что это был поджог никто в селе не сомневался, люди говорили разное. Местные алкаши радостно потирали руки из-за того, что боженька покарал мироеда за его жадность. Весьма одобрительно о случившемся говорили и бывшие колхозники, а ныне вольные землепашцы, которым достались не пахотные земли, а какие-то неудобья, где что-либо вырастить было весьма проблематично. Злорадно посмеивались и местные доярки. Иванкин собирался прибрать к своим рукам и бывшую колхозную ферму и оставшихся после голодной зимовки полудохлых коров и быка Борьку. Сам же Иванкин о причине поджога никому не говорил, хотя и догадывался. Накануне стихийного лиха приезжали к нему четверо городских в галстуках и костюмах и просили продать акции молокозавода. Год назад этими бумажками облагодетельствовали всех жителей села, но прибыли они никакой не приносили. Молокозавод был весь в долгах, как в шелках. Иванкин же смекнул, что на них он сможет заработать, и скупил ценные бумаги почти у всей деревни по три гривны за штуку. Деньги небольшие, но деревенские были рады и этому доходу. И вот теперь объявились скупщики государственной собственности.
Иванкин целую ночь после пожара ворочался с боку на бок в своей постели, а к утру решил милиции о своих подозрениях не говорить, а попытаться выяснить, кто стоит за поджогом самостоятельно.
С восходом солнца он отправился на молокозавод, переговорил с рабочими, директором и выяснил, что 35% акций предприятия уже успел приобрести один местный чиновник из контрольно-ревизионного управления, но сместить директора на законных основаниях не мог, так как до контрольного пакета нужно было еще 15 акций
– А теперь сам и думай, – напутствовал Иванкина директор молокозавода Сергей Петрович Павленко, – кто к тебе приезжал и на кого работали эти люди. Но для заявления прокурору одних догадок мало. В следующий раз запиши на диктофон разговор с покупателями акций, а к цене приплюсуй стоимость сгоревшего сена. И еще одно, об этом пожаре вещал накануне поджога питерский астролог Полубоярин. Весьма странную осведомленность он проявил о наших делах...
Вот такое начало избирательной, кампании было у двух депутатов от нефтегазовой трубы и их штатного астролога из северной столицы России.
Накануне следующей телесъемки всезнающая цыганка Аза нашептала Полубоярину про новые огненные беды, поджидающие сельских жителей. На этот раз должен был сгореть скотный двор у зажиточного фермера, построившего свое счастье на землях колхоза "Сорок лет без урожая". Предсказание сбылось на славу. Скотный двор вместе с живностью выгорел дотла.
На это странное совпадение обратил внимание не только фермер Иванкин, но и деревенский участковый Снегирев Иван Петрович, который был человеком настолько отсталым, что не верил ни астрологам, ни колдунам, ни прочим мошенникам. В своем рабочем блокноте Снегирев напротив фамилии Полубоярин поставил большой вопросительный знак.
Сам же питерский астролог пока и не подозревая о том, что его сбывшиеся предсказания так пристально изучаются заинтересованными гражданами. А Иван Иванович, мордодел от бандитов, для поднятия рейтинга требовал рассказать с экранов о готовящемся убийстве какого-то мелкого предпринимателя. Весть об этом принесла в студию все та же всезнающая цыганка Аза.
По этому поводу дебаты разгорелись нешуточные. Полубоярин, нутром чувствующий, что эти предвыборные трюки добром не кончатся, стал отказываться от столь почетной миссии и предложил самой цыганке осветить эту тему во время карточного мошенничества.
– Выставишь пиковому вальту дальнюю дорогу в казенный дом или внезапную болезнь, – поучал свою партнершу Полубоярин, а я потом разовью тему и назову село, где произойдет трагедия.
На это предложение долго не соглашался Иван Иванович. Он явно не хотел подставлять цыганку смертельным пророчеством, но и Полубоярин стоял на своем. И тогда Иван Иванович выложил перед ним книгу "Журналист-убийца".
– Все наши варианты уже давно описаны в книге. Журналист получал наколки от бандитов от готовящихся преступлениях и сразу же после их совершения передавал подробнейшую информацию в Москву. И в чем его можно было обвинить? К тому же и сам уничтожал всяких негодяев весьма оригинальными способами, а ты только предсказываешь.
– Так это же роман, – изучив необычную книгу, парировал Полубоярин – автор навыдумывал всякой ерунды, а я с телеэкрана о реальном убийстве говорю, которое произойдет через несколько часов. А если менты прискачут, что я им петь буду? Я ж от "хозяина" недавно откинулся… Связи пробьют, на вас выйдут...
– Не бзди – прорвемся, – отмахнулся Иван Иванович, – с деревенскими анискиными я договорюсь. Нам рейтинг твой поднять надо, чтоб народ всякому вранью верил... А другого пути я не вижу. Молоти про убийство, а там посмотрим, менты вызовут – шлангом прикинешься, первый раз, что ли. Ты ж мошенник по масти, а не мокрушник.
– А чего цыганку из дела выводишь? – продолжил дискуссию питерский мордодел. – Она тоже может шлангом прикинуться.
– Да у нее все семейство анашой торгует, начнут менты тягать – барон нам башку оторвет, – скривился, как от кислой капусты, Иван Иванович, – мы его и так еле уговорили прикомандировать цыганку Азу к предвыборному штабу. Газ пообещали к цыганскому поселку проложить.
– А про убийства откуда она узнает? – подозрительно посмотрев на цыганку, спросил Полубоярин, – не соплеменники ли ее поджогами и убийствами промышляют?
– А вот об этом тебе как раз знать и необязательно, – повысил голос Иван Иванович. – Молоти про труп, а с завтрашнего дня в народ пойдешь. Избиратель мечтает с живым астрологом пообщаться. И цыганку в эту болтовню не втягивай.
– Сильные перцы, они полуостров держат, – взвился Полубоярин, – а как до конкретного дела дошло – цыганского барона испугались. Да цена ваша при таком раскладе – пять копеек в базарный день. Да я на зоне цыган ломал, они у меня в бараке в шестерках ходили …
– Ты бы сюда в девяносто пятом приехал, посмотрел на сейлемовских, – зло сплюнул на пол Иван Иванович, – да за такой базар они бы тебя, гада, к стенке поставили. Иди молоти, что сказано, а то вместо терпилы тебя в землю зароют, как не оправдавшего доверия и нарушившего условия контракта.
Полубоярин еще немного повыступал для виду, но указания мордодела от крымских бандитов исполнил в точности. На следующее утро его предсказание вновь оказалось пророческим. Соседи обнаружили труп предпринимателя, а милиция возбудила очередное уголовное дело... Этот факт впоследствии использовали представители бандитской партии для рекламы питерского астролога, напирая на небывалые способности "космического контактера из России".
Вот таким несколько нетрадиционным способом проталкивали в "слуги народа" своих кандидатов на крымских выборах особо продвинутые команды местных и залежных мошенников и аферистов в маре 2002 года.

вверх                                                                                                                                                                                       NEW!

Базаров и бывший крымский премьер
Директор всех городских рынков три дня добивался встречи с бывшим крымским премьером. Наконец, референт Соболева снизошла и назначила дату.
– Сергей Васильевич завтра в два часа дня будет обедать в ресторане "Океан", вы сможете подъехать в Симферополь?
– Непременно, – с благодарностью произнес Базаров, – буду вам особо признателен.
На следующий день за два часа до намеченной встречи Базаров уже сидел в кабинете директора ресторана и обговаривал меню. Оказалось, что Соболев ресторан этот посещал нечасто и только для встреч с серьезными людьми. Причем гости Соболева, как правило, сами решали все финансовые вопросы предстоящего застолья. Директор ресторана назвал несколько фирменных блюд, которым отдавал предпочтение Соболев. Среди них был, конечно же, украинский борщ и сибирские пельмени.
Ровно в четырнадцать в сопровождении охраны в банкетном зале появился бывший премьер крымского правительства. Он сел за столик и указал глазами на соседний стул Базарову.
– Чем могу быть полезен? – покончив с традиционными привет-ствиями, спросил Соболев, с интересом разглядывая представителя торговой элиты уездного города Н.
– По правде сказать, вопрос который меня сейчас заботит, мог бы решить и ваш референт, но городской голова сказал, что лучше на эту тему переговорить лично. В нашем городе в конце прошлого года стала выходить двадцатитысячным тиражом газета "Бей воров!". Литвин печатает на ее страницах компру на руководителей города, депутатов, предпринимателей… Люди ему верят, потому что у него в руках оказалась копии весьма взрывоопасных документов и фото-графии, на которых запечатлены уважаемые люди в компании криминальных авторитетов.
– И что вы от меня хотите? – пригубив "бастардо", спросил Соболев. В свое время Литвин приносил ему компромат и на Базарова, который уже несколько лет половинил общественную кассу городских рынков и постоянно вымогал взятки от продавцов и предпринимателей, торгующих на подведомственной ему территории. Соболев пообещал дать ход этим документам, но оставил их у себя в сейфе.
– Литвин издает газету на ваши деньги, вернее получает их в вашем избирательном штабе, ему был передан и список, скажем так, нежелательных кандидатов, – пояснил Базаров, приступая к обеду.
– Это ложь! – резко возразил Соболев. - Никаких денег, а тем более списков мы ему не передавали. Я вообще не знаю, кто такой Литвин и чем он занимаемся в вашем городе.
– Литвина трижды избирали в депутаты, а накануне прошлых выборов он был арестован за клевету и просидел в СИЗО около месяца. Насколько мне известно, денег для ведения избирательной кампании в этом году у него не было. Он живет на инвалидную пенсию, – продолжил весьма настойчиво Базаров, – ваши помощники совершили большую ошибку. Он может натворить такое, что пожалеете и вы, и ваши штабисты. Вы читали его газету?
– А вы, господин Базаров, почувствовав, что под ногами уже начинает гореть земля, пришли сюда меня шантажировать разглашением сговора с Литвиным. Так вот, чтобы у вас не возникло больше подобных желаний, я вас озадачу тем, что о всех ваших художествах по торговой линии нам известно и ходу документам мы не даем только из-за уважения к вашему мэру. Но если вы будете настаивать...
– Вы меня не так поняли, – не на шутку испугался Базаров. - Я не пришел сюда вас учить ведению избирательной кампании. Я бы хотел вашего содействия в прекращении выхода этой газеты. Если Литвина не остановить, – то всем придет конец. Он же каждый номер газеты отправляет в Киев для изучения. А оттуда могу прислать в Крым комиссию...
– Насколько я вас понял, вы не желаете попасть на страницы газеты Литвина, – усмехнулся Соболев. Только теперь он по настоящему осознал силу созданного им "печатного органа". А несколько месяцев назад Соболев слушать не желал о том, чтобы к избирательной кампании привлекать столь неуправляемого борца с мафией. Но многоопытный референт убедил Соболева в необходимости создания подобной газеты на территории, которой управляет его лучший друг Кирилл Кондрашов.
– Мэр уездного города Н. уже вырос из своей должности, его знают в Киеве и он может составить вам серьезную конкуренцию на выборах, если выставит свою кандидатуру на должность премьера. При помощи газеты "Бей воров!" мы удержим его от необдуманного шага. У Литвина, да и в нашем штабе сегодня достаточно компромата на местную власть. Вам придется не только выделить деньги на издание этой газеты, но и в личной беседе заверить Литвина в его полной поддержке в борьбе с бандитами, – пояснил свой план референт.
– Под категорию "бандиты" иожно подвести всех крымских руководителей и бизнесменов, – возразил Соболев. – Как я могу гарантировать подобную поддержку? Да если я замахнусь на бандитские основы нашей демократии – меня самого схарчат за пару дней, – вспомнил давний разговор Соболев. Но референт тогда все же смог убедить его в полезности столь неоднозначного начинания.
После того, как Соболев заверил Литвина в своей безоговорочной поддержке и дал зеленый свет на публикацию любых материалов о местных чиновниках, он попросил редактора особое внимание уделить главному крымскому контролеру Александру Бурову, "который возомнил себя самостоятельной политической фигурой". Соболев хотел лишить его депутатского мандата и опустить чиновника с заоблачных высот на землю, чтобы тот стал более сговорчивым и давил только тех, на кого указывал Соболев. И все это должно было делаться без ссылок на бывшего премьера. Заявление Базарова ломало уютную схему борьбы за власть чужими руками.
– Если вы решите вопрос с Литвином, я увеличу численность вашей партии на несколько тысяч за счет предпринимателей и продавцов, работающих на моих рынках, – продолжил разговор Базаров. Причем каждый новый член придет в партию не с пустыми руками. Эти люди обеспечат вам голоса и по партийному списку в парламент Украины. И все это - за исключение моей фамилии из черного списка газеты "Бей воров!".
Соболев не спешил с ответом. Предложение было заманчивым. Киевские функционеры требовали от него не только победы на выборах его одно партийцев, но и увеличения рядов национальной партии за счет мелких предпринимателей, которые могли оказывать стабильную финансовую поддержку.
– Я подумаю над вашим предложением, если через неделю вы сможете пополнить ряды национальной партии тысячами новых членов, причем сделаете это неформально, а с выдумкой. Было бы неплохо, если каждый новый член нашей партии внес по сто гривен в партийную кассу.
– Это не вопрос. Деньги будут в нужном объеме, – обрадовался Базаров, – только и вы в свою очередь воздействуйте соответствующим образом на Литвина. Меня очень беспокоит его неуправляемая газета.
Базаров, оплатив обед с бывшим премьером, покинул ресторан, а Соболев продолжал прием посетителей за своим столиком. Вторым ходатаем был начальник коммунхоза одного из сельских районов. Соболев знал, что Сорокин - первостатейный вор и очковтиратель, а привело его на неформальную встречу беспокойство за свое будущее. Его, как и Базарова, напугала созданная специально под выборы газета с прозрачным названием "Жулик". В последнем номере этого дерьмомета была опубликована статья о махинациях, которые пару лет назад успешно провернул Сорокин вследствии чего в его личную собственность был передан автопарк с десятью автобусами и грузовиками. Потом он восстановил автомобили и запустил их на маршруты уже в качестве личной собственности супруги.
– Меня проверила прокуратура и ОБХСС – никаких нарушений, а редактор газеты вытащил эту историю и стал полоскать мое честное имя, – невнятно бормотал Сорокин.
– И чем я могу вам помочь? – недовольно спросил Соболев. Брать в соратники Сорокина он не хотел – слишком одиозной фигурой тот был в районе, но за него ходатайствовала Мария Степановна – весьма состоятельная дама. Ей принадлежали десятка два магазинов и коммерческих ларьков.
– Надо поговорить с редактором газеты, чтоб он прекратил поливать меня грязью, я ж в райсовет баллотируюсь, хотя мог пойти и на республику. Но попросили ваши люди не выдвигаться и я пошел навстречу председателю районной ячейки национальной партии Селивоненко и вот вместо благодарности – ушат помоев.
– А кто вам сказал, что эта газета нашей партии? – уточнил Соболев. Больше всего ему понравилась утечка подобной информации. Дерьмометы создавались как независимые издания и предназначались для "черного предвыборного пиара".
- Сам Сукачев по пьянке в ресторане и сказал мне и секретарю Союза промышленников и предпринимателей. "Я, говорит, поставлен на пост редактора самим Соболевым и если вы, твари толстопузые, не отслюните мне за рекламу – уничтожу". Вы бы разобрались с Сукачевым, а я людей для вашей партии наагитирую. Человек двести наберу.
– А добровольные пожертвования в фонд партии они внесут или это будут мертвые души?
Сорокин ответил не сразу. Он напряг мышцы лица и стал в уме что-то умножать и вычитать. Наконец, закончив подсчеты, заявил, что каждый новый член пополнит партийную кассу на 20 гривен. При этом условие у него осталось прежнее: закрыть районный дерьмомет "Жулик", а редактора депортировать за пределы Крыма, чтоб не смущал население своим существованием.
Соболев не стал давать каких-либо гарантий и пообещал изучить проблему и принять решение на пленуме ЦК партии.
Коммунхозовый воришка униженно раскланялся, пожал руку бывшему премьеру и суетливо покинул зал ресторана.
«Завтра же внесу в партийную кассу Соболева четыре тысячи гривен, – подумал он, – пусть подавятся моими деньгами вымогатели, но если и после этого он не закроет свой поганый дерьмомет – грохну редактора».
Соболев подумал тоже о цене вопроса: "Пожлобился, голубой воришка, пожлобился. 3а четыре тысячи гривен захотел обрести покой и неприкасаемость. Да мне выпуск одного номера газеты обходится в пять тысяч... И если б не Мария Степановна, я бы и разговаривать с Сорокиным не стал. Интересно, что связывает столичную львицу с этим прохиндеем? Может прикупить районного имущества она надумала, но эти вопросы легче решить с районным головой, а не с коммунальщиком. Надо будет переговорить с Марией Степановной".
Официант убрал со стола тарелки, принес кофе, пирожное и французский коньяк "Наполеон".
– К вам еще один посетитель, – проинформировал официант, – начальником штаба представился.
– Зови, - кивнул Соболев. Полковник Недрыгайло официально числился у Соболева помощником, но на время выборов возложил на себя обязанности руководителя избирательного штаба. В основ-ном он занимался хозяйственными вопросами и подбором кадров. Кроме этого, у отставного полковника были хорошие отношения с командиром пехотной дивизии, солдаты которой были приписаны к избирательному кругу, по которому баллотировался Соболев.
Уволенный в запас Недрыгайло прибыл на встречу с бывшим премьером в военной форме, что должно было подчеркнуть его высокую ответственность за порученное дело.
– Присаживайтесь, господин полковник, – официально произнес Соболев. Недрыгайло любил, когда к нему обращались, как к офицеру. От своей штатской жизни он был не в восторге.
– Разрешите доложить? – гаркнул Недрыгайло.
Соболев кивнул и поднял рюмку. Недрыгайло последовал его примеру. Одним глотком расправившись с коньяком, он продолжил:
– Вся работа штаба идет строго по плану. Листовки отпечатаны и розданы активистам. Завтра они будут расклеены во всех населенных пунктах, проведена работа в школах с учителями. По просьбе директора купили для них чайные сервизы и уже вручили, а также три компьютера подарили, а к Интернету подключить эту технику пока не смогли. Начальник районного Узла связи выступает, как вредитель: то у него технической возможности нет, то времени у сотрудников для подключения школ. Я полагаю, что он работает на наших противников. Надо бы надавить на связистов. Следующая позиция – церковь. Вот тут порядка навести не удалось. Несмотря на мои беседы и уговоры, а также предупреждения, святой отец настраивает паству против бесовской власти и прихожанам говорит, что голосовать им надо, – Недрыгайло понизил голос до шепота, – за Тихона, бандитского выдвиженца. Я наводил справки: несколько лет назад Тихон был замечен в окружении севастопольского Папы и этот святой отец, говорят, тоже был на первом съезде христианско- либеральной партии. Надо бы отпрофилактировать батюшку. Прихожан у него в храме немного, но терять триста голов не хотелось бы.
– Вы считаете, что поданевские на выборы пошли? – напрягся Соболев. Воевать с бандитами на этих выборах он не хотел.
– Тихон-то еще так себе, но вы бы видели, что в соседнем районе творят бандиты. Они в депутаты тащат двух нефтяников. Очень конкретных. Братки объезжают предпринимателей и руководителей среднего звена и предупреждают, если их кандидаты не пройдут в данном селе, то житья им не будет.
– А в милицию они обращались? – поинтересовался Соболев.
– Кто ж из-за ерунды с бандитами спорить будет, – обречено махнул рукой Недрыгайло. – Торгашам этим легче проголосовать за бандитских кандидатов, чем потом дань платить каждый месяц. И еще. Они привезли с собой из Питера астролога бородатого. Так вот, этот бандюган за сутки пожары и убийства предсказывает вместе с цыганкой, и все сбывается. Я так думаю, что они сами и поджигают и убивают...
– А представляется этот астролог как? – поинтересовался Соболев. – Не Пушкиным?
– Шут его знает, – замялся Недрыгайло, – они его называют великим магом из Питера. Но в его окружении я видел двух конкретных типов. Люди говорят, что они раньше в банде состояли. Один в "Сейлеме" был замечен, а другой, из Севасополя, христианско-либеральную партию создавал. Может, СБУ на них направить, а то наши кандидаты в районе от страха хотят снять свои кандидатуры с выборов.
– С бандитами надо быть начеку, – покачал головой Соболев, - никого подключать к решению этой проблемы не стоит. У них и в милиции, и в СБУ свои люди остались. Если узнают, что информация от нашего штаба идет – мало не покажется. Я сам переговорю с этим предсказателем. Фамилия у него Пушкин.
– Может, и Пушкин, – пожал плечами полковник, – но я бы вместо переговоров всяких облаву организовал и изгнал бесов с района. В восемьдесят седьмом их же всех за Мазай отправили и ничего не случилось.
– С той поры пять лет прошло. Многие бандиты, отсидев свое, в Крым вернулись, собственность утраченную вернули. А за тюменскими нефтяниками, насколько мне известно, конкретные люди стоят. Их, лучше не трогать.
– Но ведь мы могли бы в том районе два мандата взять, - стал возражать отставной подполковник, – люди настроены, да и работа проведена с избирателями соответствующая.
– На выборы бандиты выставили только двоих. Стараются, скорее всего, не для себя... Тут лучше не спешить с принятием решения. Надо выяснить, кто за ними стоит и каковы их интересы в Крыму И еще, узнайте, где остановился предсказатель, кто его опекает и договоритесь с ним о встрече.
Недрыгайло остался недоволен разговором с Соболевым. Он считал, что бывший афганец проявил нерешительность. Бандитов надо давить как класс, а не переговоры затевать. Тем более что у Соболева есть поддержка в Киеве...
Сам же бывший премьер оправдывал себя тем, что симбиоз поданевских с сейлемовскими весьма опасен. Бандиты, в отличие от партийных структур, к поставленным целям идут по трупам. И если он встанет на пути, то они просто уничтожат и его, и семью. До крайностей ситуацию с ними лучше не до водить. Кресло в парламенте этого не стоит. Да и договориться с бандитами в парламенте будет проще, чем с коммунистами. На них и надавить в процессе работы можно, а если выламываться будут чересчур, то и посадить легче. Прокурор власти не откажет... Накануне прошлых выборов сейлемовский ПЭВК за три месяца разгромили, а народ там в то время тоже непростой был. Да и поданевских весьма быстро отстреляли. Без Папы они и пикнуть не смогли.
Исполнительный Недрыгайло в тот же вечер отыскал в селе Калиновка питерского предсказателя. Он там проводил сеанс массового гипноза, во время которого лечил заик и алкоголиков, а женщинам обещал вернуть радость материнства.
По окончанию массового оболванивания деревенских избирателей предсказатель рассказал о преимуществе газового отопления жилых домов и напомнил, что голубое топливо в село смогут провести только Петров и Семенов – независимые кандидаты, связанные с деятельностью российского «Газпрома», а все остальные болтуны лезут в депутаты для того, чтобы возвыситься над простыми людьми и набить карманы американскими долларами. Особое внимание он уделил коммунистам, которые профукали великую страну, а теперь норовят возродить на Украине Голодомор и ГУЛАГ. Завершилось предвыборное действо раздачей заряженных от всех болезней календариков с портретами кандидатов в депутаты Петрова и Семенова.
– Темные инстинкты возродить пытаешься, – вместо приветствия произнес отставной полковник, когда деревенский люд покинул неуютный полуразвалившийся клуб.
– Какие инстинкты, – закричал Полубоярин, – людям жизнь спасаю своими сеансами. Да у меня отзывы президента российской академии оккультных наук имеются, разрешение Минздрава...
– Я от Соболева, – прервал раскипятившегося Полубоярина, – ваша фамилия Пушкин?
– Может, и Пушкин, – перестал орать на весь клуб предсказатель. - А что вам собственно от меня надо?
– Соболев хотел бы с вами встретиться, – продолжил отставной полковник. - Вы где остановились?
– В Гурзуфе, на правительственной даче, но там встречаться с бывшим премьером будет не очень удобно, – зачастил Полубоярин. Он надеялся слупить немного денег еще и с Соболева за предвыборные консультации. – Я свободен по утрам. Давайте в одиннадцать в Ялте, в ресторане «Три богатыря» завтра.
Отставной полковник пожал руку предсказателю и быстрым шагом покинул клуб, как раз в тот момент когда в дверях появились крымские мордоделы от бандитов.
– О чем ты с этим старым козлом говорил? – настороженно проводив взглядом отставного полковника, спросил Иван Иванович.
– О геморрое, – недовольно буркнул Полубоярин. Ему не хотелось светить свои контакты с Соболевым. Бандитам это могло не понравить-ся.
– А ты знаешь, чем занимается Недрыгайло? – продолжил расспросы крымский мордодел.
– Геморрой свечками лечит... – отмахнулся от Иван Ивановича Полубоярин, – я во время первого сеанса имущественным положением пациентов не интересуюсь. На эту тему лучше говорить после третьего сеанса, когда жертва уже полностью схавает полудохлого дождевого червя. Причем профессия лоха меня интересует сугубо из практических соображений – какую сумму можно с него слупись без излишнего скандала.
«Брешет, сучара, – подумал Иван Иванович, – надо будет за ним проследить». А вслух сказал:
- Недрыгайло руководит избирательным штабом Соболева и в Калиновку приехал не случайно. Он что-то здесь вынюхивал.
– Плевать я хотел на всех этих шпионов, – буркнул Полубоярин, - с лекциями у меня все чисто. Есть разрешение на массовое лечение словом со всеми мыслимыми печатями и подписями. В этом документе, кстати, записано, что я имею права заряжать целебной энергией мелкие предметы и сувениры.
– Ты мне мозги не суши, – оборвал Полубоярина Иван Иванович, – за измену Родине у нас, как в военное время в СССР, один вид наказания - расстрел через повешение. Усек, мордодел питерский?
На следующий день Полубоярина молодой парень остановил в двух кварталах от ресторана «Три богатыря».
– Соболев вас ждет в другом месте. На углу остановите такси. Вас довезут.
Питерский мошенник оглянулся по сторонам, но видимой слежки не обнаружил. На углу он остановил первого проезжавшего мимо таксиста.
– Я знаю, куда ехать, – произнес водитель и резко развернув машину поехал навстречу движения под запрещающие знаки. Через пятнадцать минут шофер затормозил у невысокой зеленой калитки. Полубоярин нажал на кнопку звонка. Дверь тут же отворилась, и его провели в уютный гостевой домик. В гостиной за столом накрытом на две персоны сидел Соболев в строгом темно-коричневом костюме. Он протянул руку питерскому мошеннику и усадил напротив себя.
– Как устроились в Крыму? Что успели посмотреть? – начал бывший премьер светскую беседу, разливая по рюмкам «Бастардо».
– Живу в Гурзуфе у друзей, а чтобы не терять квалификации – выступаю в клубах с лекциями, – скромно ответил Полубоярин.
– Вы работаете на Ворона? – резко сменил тон Соболев.
– Что вы, Сергей Васильевич. Ну, как вы могли такое подумать, чтобы я, потомок великого Пушкина, освящал своим присутствием избирательную кампанию коммунистов. Мои протеже господа Петров и Семенов. Милейшие люди, производственники. Всю свою жизнь посвятили газодобыче. А если их изберут в крымский парламент, проведут голубое топливо не только своим избирателям, но и в другие населенные пункты. Они хотят оставить свой след в истории крымской земли, – с пафосом произнес Полубоярин обкатанные на митингах и собраниях слова.
– Скажите, пожалуйста, только без излишнего вранья, уважаемый Александр Сергеевич Полубоярин, с каких это пор тамбовская ОПГ занялась газодобычей в Крыму?
Питерский мошенник был готов к такому повороту в беседе. Он понимал, что бывший премьер мог через ментов установить его биографию в полном объеме, да и тамбовские особо не скрывали своего заказа.
– Мои протеже к тамбовской ОПГ не имеют никакого отношения. Честные труженики с незапятнанной биографией. Думаю, что ваши помощники ввели вас в заблуждение, уважаемый Сергей Васильевич.
– Но вас-то тамбовские бандиты на работу наняли? – не отставал Соболев.
– Может и тамбовские, но, скорее всего, этот человек представлял холодную Тюмень. Он попросил оказать содействие в продвижении его людей в крымский парламент, – без каких-либо эмоций пояснил Полубоярин. В аэропорту меня встретили два имиджмейкера, с тех пор и работаю с ними.
– Кампания у вас знатная: один из сейлемовских бандитов, а другой прислуживал Поданеву до его гибели.
– Я не интересовался их биографиями. Этим занимаются проверенные товарищи из отдела кадров и бдительных органов. Моя же задача на выборах ограничена устной пропагандой достижений и личных качеств Петрова и Семенова, что я и делаю.
– А вы интересовались, зачем им депутатские мандаты? Тамбовские деньги на ветер выбрасывать не привыкли, – задал главный вопрос Соболев.
– Насколько я понял, человек, затеявший эту бодягу, мечтает о строительстве на южном берегу Крыма собственного дворца. Это ваш будущий инвестор. Деньги у него есть, а вот разрешение на строительство ему не дали. Вот и решил он создать в парламенте фракцию инвесторов.
– Два голоса из ста ничего не решат, – покачал головой Соболев. – Ему проще было выйти на меня, когда я был премьером.
– Стратегия – это не мое, – расплылся в улыбке Полубоярин. – я всего на всего имиджмейкер, который привык хорошо исполнясь свою работу.
– И как же вы собираетесь протащить в депутаты этих никому неизвестных Семеновых и Петровых? – поинтересовался Соболев. В сказку о строительстве на берегу моря собственного дворца тюменским олигархом он не поверил.
– А вот это уже коммерческая тайна, которую я не могу разглашать под страхом смерти. Вы же сами изволили заметить, что меня опекают не божьи одуванчики из общества защиты животных, а настоящие бандиты, способные на все.
– А вы бы не хотели поработать в моем штабе? – пристально посмотрел на Полубоярина Соболев. – У вас очень тонкое чутье на происшествия. Особенно удаются вам пожары и убийства.
– Вы преувеличиваете мои возможности, – расплылся в улыбке Полубоярин. Разговор для него становился весьма опасным. Накануне телепередачи привиделся мне большой костер в поле. Вот я и сказал в эфире о возможной беде, а убийство на картах выпало, которые разложила ваша землячка цыганка Аза.
– Я в это могу поверить, – улыбнулся в ответ Соболев, – а вот люди в погонах из угрозыска подобные предсказания квалифицируют, как пособничество в убийстве. Если вы не согласитесь с нами работать, то оставшееся время до выборов проведете в Симферопольском СИЗО. У вас есть две минуты для выбора.
– И в чем будет заключаться эта работа? – решил поторговаться Полубоярин. Местной милиции отправить его за решетку за предсказание вряд ли б удалось, но задержать, как бродягу, могли запросто.
– Меня интересует план ваших дальнейших действий, а также список так называемых имиджмейкеров, которых заслали на полуостров из России.
– Питерскую банду, работающую на вас тоже включать в этот список или со своими вы разберетесь сами? – поддел Соболева Полубоярин. – Лично я здесь один, причем в моей истории погоду делают крымские мордоделы, а не залетные. Они себя считают большими знатоками предвыборных технологий. Хотя квалификация у этих уркаганов ниже среднего, но приходиться мириться с подобным беспределом.
Полубоярин, не дожидаясь хозяина, сам наполнил бокалы вином и произнес тост за дружбу и полное взаимопонимание, закончив его весьма многозначительной фразой.
– С тамбовскими и тюменскими отморозками лучше дружить, чем враждовать. Вы помогите заказчику с разрешением на строительство дворца в заповеднике, а он вам за это голоса отдаст депутатов от нефтгазовой трубы. Нефтяной олигарх коммунистов так же люто ненавидит, как и вы, так что идеологических разногласий между нашими бандами лично я не вижу. Умные люди должны помогать друг другу, а не создавать проблемы.
После завершения деловых переговоров высокие договаривающие стороны перешли к светской беседе. Сергей Васильевич с дрожью в голосе повторил домашнюю заготовку о вырубленном винограде во времена горбачевского правления, о самоубийстве главного винодела Крыма. Полубоярин сочувственно кивал головой и налегал на дармовое высококачественное вино, приобрести которое в обычном ялтинском магазине было невозможно. Потом они заговорили о Ленинграде, о будущем Крыма и шансах Соболева вновь возглавить крымское правительство.
Покинув гостеприимную обитель бывшего премьера, Полубоярин отправился на телестудию. От выпитого вина красноречия у предсказателя прибавилось, но говорить об очередном убийстве он отказался в категорической форме пояснив Иван Ивановичу, что сидеть в тюрьме из-за их заморочек не желает, а вопросы с выборами утрясет с нужными людьми без особых проблем.
Иван Иванович тут же устроил допрос с пристрастием. Полубоярин после недолгого отпирательства признался, что встречался с бывшим премьером и в принципе договорился о дальнейшем сотрудничестве двух команд на взаимовыгодной основе.
– Соболев и кинуть может, – засомневался Иван Иванович. - Он человек несамостоятельный: чуть что, сдаст своих людей без разбору, невзирая на прошлые заслуги.
А когда Полубоярин уехал на очередную лекцию в сельский клуб, Иван Иванович позвонил тамбовским и рассказал о предложении бывшего премьера. Тамбовские связались с заказчиком и после долгих переговоров с Петренко приняли решение о полезности продолжения контактов с Соболевым.
– Вы пообещайте бывшему премьеру нашу поддержку в будущем, если, конечно, он решит главный вопрос - о выделении земли под строительство дворца в заповедной зоне на берегу моря…
В то самое время, когда избирательные штабы кандидатов в народные слуги создавали немыслимые союзы и втихаря делили общенародную собственность, крымские старики и старухи лихорадочно перелистывали бесплатные предвыборные газеты в холодных квартирах, выбирая для себя более симпатичного и менее вороватого на вид кандидата. Они, наивные, верили, что от их выбора еще что-то зависит и заполненный бюллетень сможет повлиять на эту бесстыдную власть, ежедневно обворовывающую тех, кто в молодые годы возводил «Днепрогэс», поднимал из руин города и строил для своих детей светлое коммунистическое будущее.
История о том, как Семен Водкин кинул сразу шестерых кандидатов
А теперь оставим на время солнечную Ялту, где решил после трудов праведных заночевать бывший крымский премьер Соболев, и перенесемся мысленно в уездный город Н., где к своему логическом итогу подходила жестокая борьба за мандат в крымский парламент между господином Базаровым и его непримиримыми соперниками Непейпиво и мадам Скоробогатой.
До дня Х оставалась неделя. Уже были вылиты последние ушаты помоев и зловонного компромата на конкурентов, опубликованы в предвыборных газетах фотографии домов, дач и автомобилей будущих слуг народа. Особым спросом у имиджмейкеров пользовались в эти дни «семейное» фото кандидата в депутаты в окружении местных и залетных бандитов, гомосексуалистов, лесбиянок и проституток.
Небывалую активность проявлял Василий Алибабаевич Пекарь. Каждую ночь он выходил с ведром зловонного клея на улицы города и украшал своими портретами афишные тумбы, деревянные заборы у строящихся зданий, автобусные и троллейбусные остановки. Его листовки можно было обнаружить и в салонах маршрутных такси, и в сберкассах и даже в платных туалетах... Несколько раз Пекарю удалось прорваться и на экраны телевизоров, с важными сообщениями о пользе мидий и реформе жилищно-коммунальных контор.
Опросы общественного мнения показывали, что «кандидат от народа» с каждым днем повышал свой рейтинг и его небывалая активность могла привести к победе. Не отставал от Пекаря и директор пивзавода Непейпиво. По совету Семена Водкина свою отечную физиономию он сделал лицом выпускаемой продукции. Все новостные передачи местного телевидения прерывались рекламой пива, которое с наслаждением вливал внутрь сам директор завода Непейпиво. Причем делал это он настолько высокохудожественно и достоверно, что местные алкаши с любовью копировали создателя народного продукта и так же «эстетично» причмокивали и облизывали пустую кружку, как это исполнял новоявленный артист от пивной промышленности.
– Выгонят с работы, – шутил Непейпиво, – займусь серьезно этим делом и начну рекламировать не только слабоалкогольную продукцию, но и кое-что покрепче: водку «Мягков», «Гетьман» и шотландское виски.
Для того, чтобы не пропустить ни одного появления своей и физиономии на экране, он установил в директорском кабинете японский телевизор, тщательнейшим образом отрегулировал цвета, контраст и звук, и во время выхода в эфир новостей непременно назначал производственные совещания и планерки, на которых внимательнейшим образом следил за реакцией на показанные сюжеты своих подчиненных. Эту телепытку Непейпиво называл проверкой на лояльность к компании и лично к директору завода.
Мадам Скоробогатая старалась не отставать «от лидера рекламных продаж» и плотно оккупировала местную газету и четыре Fm-радиостанции, посредством которых активнейшим образом рекламировала свой универмаг, различные товары длительного пользования и себя, любимую.
И лишь только один Базаров строго соблюдал закон Украины о выборах в Верховную Раду Крыма и выступал только в специальных предвыборных программах. Правда, вечерами, под покровом темноты в квартиры избирателей - пенсионеров и инвалидов, - приходили благодетели с подарочными наборами, составленными из прошлогодней муки, круп, подсолнечного масла. Кроме этого, в полиэтиленовом пакете находилось место и бутылочке водки «Столичной» еще доперестроечного производства, упаковки печенья и маленькой баночке шпрот. К подарку прилагалась цветная открытка с портретом благодетеля и листовка кандидата в депутаты Базарова.
Этот рекламный ход не одобрял залетный имиджмейкер Семей Водкин, но переубедить директора всех рынков так и не смог. Тот свято верил в подкуп избирателей, поддержку бывшего премьера Соболева и городского головы. Последний, правда, так и не определил своего отношения к кандидатуре господина Базарова. На совещаниях в горисполкоме не вспоминал о микрорынках, а самого директора ни не поднял ни для разноса, ни для благодарности...
Столь непонятное отношение городского головы к проверенному кадру настораживало и местную знать: чиновников, предпринимателей и правоохранителей. Особенно четко улавливал невидимые сигналы прокурор уездного города Н., который верно служил городскому голове, изыскавшему сто тысяч гривен в городской казне для приобретения правоохранителю достойного жилья в элитной многоэтажке. Он даже обратился к мэру с вопросом, а не пора ли тряхнуть микрорынки и самого господина Базарова, рвущегося в депутаты. Но тот от прямого ответа ушел, оставив прокурора Саенко в глубокой задумчивости.
Правда, уже через неделю господину Саенко было не до Базарова. Литвин опубликовал в газете «Бей воров!» весьма интересные документы, рассказывающие о незаконном получении жилья прокурором и его неформальных, мягко говоря, связях с одним авторитетным вором- чиновником. После этих публикаций Саенко долго отписывался проверяющим и поклялся на уголовном кодексе Украины засадить писаку в тюрьму лет на десять. К кровавой мести призывали и опущенные ниже плинтуса подлым редактором местные чиновники, братки, и прорвавшиеся к кормушке расхитители государственного имущества
Единственным человеком, кого весьма устраивала сложившаяся в городе ситуация был городской голова Кирилл Андреевич Кондрашов. Местные журналисты по поводу и без повода славословили мудрого руководителя, рассказывали в своих репортажах о достижениях городского хозяйства и обещали небывалое количество туристов в будущем...
«Живущие от курортников» избиратели верили журналистам и клялись единодушно проголосовать за Кондрашова, и его верных помощников, и... коммунистическую партию Украины. Всезнающие социологи, бывшие идеологи почившей в бозе компартии Советского Союза, разъясняли в своих наукообразных трактатах столь странное волеизъявление «отрыжкой прошлого», ностальгией по вареной колбасе за 2 руб. 20 копеек, дешевой качественной водки.
В отличие от Базарова, Семен Водкин был уверен в победе своего шефа и не обращал никакого внимания на социологические опросы и публикации в дерьмометах. У него было припасено свое секретное оружие: за десять дней до выборов был вновь снят с регистрации главный конкурент Базарова, офицер Петров. На этот раз суд посчитал незаконной благотворительную деятельность афганского фонда, снабжавшего инвалидов путевками в санатории и выделявшем двум школам компьютеры.
По этому поводу заявитель Василий Алибабаевич Пекарь и его адвокат Дурасова закатили грандиозный банкет, во время которого всем желающим рассказывали, как им удалось снять с выборов обнаглевшего Петрова. Сидевший напротив сладкой парочки Семен Водкин глубокомысленно кивал в знак согласия, скрывая одну маленькую деталь: правильное решение суда обошлось Базарову в десять тысяч долларов.
Пока Пекарь праздновал свою победу над стопроцентно проходным офицером, Семен Водкин от имени своего доверителя Базарова подавал в суд заявление с требованием снять с выборов сразу шесть кандидатов в депутаты, которые в нарушение закона опубликовали предвыборные статьи в городской газете, одним из учредителей которой был горсовет. Это и было то секретное оружие, которое припас российский мошенник для конкурентов Базарова.
– Так ты же сам для них писал эти статьи? – удивленно поднял вверх брови Базаров, после того как ознакомился с материалами дела.
– За эту работу эти шестеро мне хорошо заплатили, за исключением конечно, Пекаря, которого пришлось финансировать из вашего кармана, – ухмыльнулся Семен Водкин. – Задача высококлассного мошенника состоит не в том, чтоб «кинуть» лоха на бабки. Это может сделать любой. Лох должен сам профинансировать свое «кидалово» и умолять мошенника, чтобы тот его кинул по полной программе. Лично я за собой никакой вины не вижу. Я помог уважаемым людям составить рекламный материал для городской газеты, договорился о его публикации с редактором и проследил, чтобы кандидаты проплатили эту рекламу по установленным ставкам, и мне, иностранному гражданину, не обязательно было знать, что в государственных СМИ (а учрежденная горсоветом городская газета к таковым и относится) нужно выделять для рекламы равное по площади место всем кандидатам. Этот нюанс должны были знать уважаемые кандидаты в депутаты. Но оказалось, что они весьма поверхностно ориентируются в законодательстве родного государства.
И что удивительно, – продолжал Семен, – меня в нелояльности заподозрила даже всеобщая любимица Мария. Она наверняка стучала вам о моем некорректном поведении в отношении своего хозяина. Единственная просьба: сразу же после положительного решения суда я должен буду покинуть уездный город Н., чтобы не дразнить униженных и обесчещенных кандидатов в народные слуги.
– За этот кидок Непейпиво и Скоробогатая могут расплатиться весьма щедро, – расхохотался Базаров. Он представил, какими будут физиономии у его противников, когда те услышат вердикт суда.
30 марта в 23 часа суд принял единственное правильное решение и на законных основаниях снял шестерых кандидатов в депутаты с выборов за грубое нарушение законов Украины. Понятно, что времени обжалования этого решения у них уже не было.
Подчиняясь решению суда, председатель окружной избирательной комиссии дала команду вычеркнуть шестерку нарушителей из заветного списка.
В 23. 30 Базаров устроил банкет в гостином домике обкома партии. На стол он приказал выставить коллекционное вино «Черный доктор», 50-летний «Мускат» и кое что еще из раритетов, хранившихся в подвалах винзавода «Магарач». Почетное место на этом званом ужине Базаров выделил Семену Водкину. Поднимая первый тост, он укоризненно посмотрел на Марию и произнес с большим чувством:
– Признаюсь сразу, что ни я, ни некоторые члены избирательного штаба не верили в звезду нашего российского специалиста по… – он запнулся, подбирая нужное слово, но потом, махнув рукой, продолжил, – по мошенничеству в особо крупных размерах на ниве народного волеизъявления. И оказались не правы. Наш российский гость совершил настоящее чудо. Ему удалось в последний момент снять шестерку дебилов, которые посмели тягаться на выборах со мной – директором всех городских рынков. Причем сделал он это, что очень важно, на вполне законных основаниях. Теперь наши конкуренты рвут на себе волосы и подсчитывают убытки, а мы с легким сердцем примем участие в победоносных выборах. Как вы, наверное, помните, наш главный конкурент Петров был снят стараниями уважаемого имиджмейкера еще неделю назад за подкуп избирателей.
За столом одобрительно зашумели члены избирательного штаба и директора самых крупных торговых точек, размещенных на микрорынках Базарова.
Семен Водкин встал со своего места, промокнул платочком сухие глаза и с чувством поблагодарил своих крымских друзей за содействие в борьбе за истинное процветание торговой элиты города.
– К сожалению, я не смогу присутствовать на завтрашнем банкете победителя, – скромно продолжил он, – но уже сегодня я присоединяюсь к тосту за нашего кристально честного депутата Верховной Рады Крыма, уважаемого человека с большой буквы, патриота страны и этого города господина Базарова.
Гости захлопали в ладоши, подняли бокалы, и выпили за здоровье будущего депутата. После легкой закуски на стол подали горячее в виде жареных поросят молочно-восковой спелости.
В час ночи Семен Водкин распрощался с гостями и, получив от Базарова конверт с причитающимся ему гонораром, сел в иномарку, которой управляла Мария,
– И куда мы едем? – спросила женщина имиджмейкера.
– Не позже, чем в шесть утра я должен пересечь российско-украинскую границу. Мне бы не хотелось встречаться с облапошенными индивидуумами на их территории.
Мария нажала на газ и пятисотый «мерс» понесся в сторону керченской переправы. Ровно в шесть ноль-ноль Семен Водкин занял место на автомобильном пароме и, поцеловав в губы обольстительную Марию, которую так и не смог соблазнить, навсегда покинул солнечный полуостров.
Но рассказ о Семене Водкине был бы неполным, если бы автор забыл осветить в своем произведении неожиданную встречу на плывущем к российскому берегу пароме со знаменитым питерским астрологом Вадимом Полубояриным. Тем самым Полубоярином, которого Семен Водкин в пересыльной тюрьме именовал графом де Лонжероном, а надзиратели и вертухаи УЯ-ИЗ-15-45 почему-то называли Александром Сергеевичем Кузнецовым, осужденным народным судом за мошенничество к весьма длительному сроку изоляции от облапошенных им граждан Великой России.
– Однако, здрасте, – расшаркался перед графом де Лонжероном Сергей Водкин, – похоже, что и вы решили сделать ноги накануне решающей битвы за депутатские привилегии?
– Отнюдь, отнюдь, сказал граф графине и поимел ее прямо на подоконнике, – рассмеялся Полубоярин.
- А за стеной ковали железо, – продолжил старый анекдот о соцреализме Семен Водкин, – так что вас привело на этот богом забытый паром?
– Исключительно любовь к искусству. Вы же знаете мой принцип, уважаемый, ее ли не ошибаюсь, господин Водкин.
– Как же, как же: главное в нашем деле - вовремя смыться.
– Что я и сделал, – расплылся в улыбке Полубоярин, – я полагаю, что именно сейчас в нейтральных водах мы могли бы отметить нашу неожиданную встречу.
Давние друзья спустились в каюту-бар, попросили сервировать стол на две персоны и разлив по рюмкам коллекционное крымское вино, предались воспоминаниям о весьма удачно проведенной работе с крымскими избирателями.
– Весь вчерашний день с церковных амвонов и всех телестанций Крыма попы, независимые журналисты и ведущие крымские политики призывали голосовать за кандидатов от нефтегазовой трубы. К этому хору присоединился, по моей просьбе, конечно и бывший премьер-министр крымского правительства Соболев.
– И сколько ты ему забашлял за участие в пиаровской акции? – кинув в рот черную маслину, спросил Семен.
– Сущие пустяки, – усмехнулся Полубоярин, – я ему помог выпутаться из весьма неприятной истории, связанной с залетными артистами из Питера. Ребятишки прорекламировали Соболева на своих концертах, а конкуренты тут же в суд заяву.
– И ты, как честный человек «зарядил» судью? – подсказал продолжение этой истории Семен Водкин, который во время выборов весьма плотно работал с судейским корпусом.
– Ни в коем случае. Суд - это святое. Тем более, что у конкурентов там было все схвачено. Я поступил проще: направил братков по квартирам к членам комиссии с весьма незначительной суммой и интимным разговором о будущем их детей, жен и дальних родственников. Столь неформальный разговор их несколько озадачил. Оказывается, эти члены не могли даже предположить, что за бывшего премьера агитировать приедут бритоголовые отморозки из «сейлема». Понятно, что после такой предварительной работы никто из них не решился исполнись предписания суда о снятии моего подопечного с выборов.
– С братками и дурак сработает на «пять», а вот ты попробуй с дебилом Пекарем сделать выборы в уездном городе Н.! Тут пришлось мозгами пошевелить по полной программе, - Семен Водкин пригубил вино и пересказал ему в подробностях вся свою предвыборную эпопею.
– Неплохо придумал ты с этой шестеркой, да только все это мимо цели, могут поспорить, что твой Базаров профукает выборы с разгромным счетом, – покровительственно похлопал по плечу Семена Полубоярин.
– Чего ты несешь, кому он прохлопает? – возмутился Семен. - Да у него из реальных конкурентов остался только Кулинар, которого мы мочили перед выборами, как последнего гада. Он, если верить нашим листовкам и пидор, и спидоноситель, и голубой, и вор, и растлитель малолеток...
– Кулинар в этой истории отдыхает. У него ни бабок, ни харизмы. Базаров проиграет Петрову, афганцу, – расхохотался Полубоярин.
– Так мы ж его через суд с выборов сняли, – удивился Семен, – решение окончательное.
– А апелляционный суд вчера в 22 часа восстановил в правах отставного майора, так Соболев с Кондрашовым решили. Не нравится им твой Базаров. О нем же и в газете «Бей воров!» в последнем номере статья появилась. А это, батенька, особый знак.
– Ты чего-то не то несешь, – покачал головой Семен. – Литвин двух начальников из контрольного управления уделал по полной программе. Это что тоже по заказу Соболева? Они ж кореша с бывшим премьером неразлучные.
– В политике друзей не бывает, батенька, а есть попутчики и оппоненты. Так вот, эти контролеры провинились перед Соболевым после того, как его с должности сняли. Они что-то не так проверили. Вот и ответил премьер своим корешам закадычным весьма существенно. Так что депутатом твоего округа будет офицер Петров, а не торгаш Базаров. Вовремя ты смылся из Крыма, а то не видать бы тебе не только гонорара, но кой-чего посущественнее. Политика, брат, дело темное но, как оказалось, весьма выгодное. Предлагаю объединить усилия в этом грязном и весьма дурно пахнущем деле. Создадим контору «Рога и копыта», счет в банке откроем и пойдем чесать Россию вдоль и поперек. Страна у нас большая, выборы каждый месяц. Деньги лопатой грести будем и никакого тебе криминала, мошенничества и воровства. Уважаемыми людьми станем.
В этот момент паром причалил к порту «Кавказ».
– А почему бы и нет! – закричал весело Семен Водкин, – сегодня жулики и аферисты весьма востребованы как властью, так и ее многострадальным народом.
Мошенники ударили по рукам и степенной походной стали подниматься вверх по трапу. Поднявшееся из-за горизонта ласковое весеннее солнце обещало двум прохиндеям веселую и сладкую жизнь!

вверх                                                                                                                                                                                        NEW!

Полночь приближается
Это был тридцать первый день весеннего месяца марта 2002 года. С самого утра по избирательным участкам крымских городов носились встревоженные граждане, возомнившие, что от их выбора зависит будущее страны. Они сосредоточенно ставили «птички» в клетках в зашторенных от постороннего глаза кабинках, складывали разноцветные бумажки и проталкивали их в щель огромных деревянных ящиков с трезубом. За этим сложным процессом волеизъявления народных масс пристально наблюдали другие граждане, призванные следить за тем, как получают и проталкивают в щель бюллетени их соотечественники.
В двенадцать часов проголосовал за себя, любимого, и бывший премьер крымского правительства Соболев, но этот волнующий момент остался незамеченным телеоператорами не только украинских обще-национальных, но и местных компаний.
«Рано меня со счетов сбросили, мстительно подумал он, – вернусь во власть! Вернусь! Во что бы то ни стало».
Покинув избирательный участок, он поехав вначале в штаб, переговорил со своими помощниками, а потом отправился в Ялту, в гостевой домик, где и просидел за бутылкой «Бастардо» до глубокой ночи, резонно посчитав, что продавшему душу Дьяволу чиновнику не о чем волноваться и суетиться, когда все уже давным-давно решено.
Минут за десять до полуночи сквозь грязно-серые нагромождения облаков в образовавшуюся промоину выглянула луна и обрушила потоки безжизненного света на Сергей Васильевича. Он зажмурил глаза, но и сквозь прикрытые веки лунное наводнение тревожило его сознание и влекло за собой. Не открывая глаз, Соболев вышел на открытую черноморским ветрам лоджию и увидел, как по широкой лунной дороге к небу устремились его давние знакомые кот Бегемот, Коровьев и Воланд.
– Мы приглашаем тебя на бал, – донеслось неясным эхом до Соболева. - Бал Сатаны, который будет посвящен твоей победе на выборах.
Сергей Васильевич приветливо помахал рукой и, наступив на лунную дорожку, стал подниматься к небу. У самых облаков к нему подлетел кот Бегемот и повесил на грудь тяжелое в овальной раме изображение черного пуделя на тяжелой цепи. Это украшение чрезвычайно обременило Соболева. Цепь сейчас же стала натирать шею, изображение тянуло его вниз.
– Ничего, ничего, ничего! – бормотал кот Бегемот, – и разрешите дать вам последний совет. Вы сейчас придете на бал... Среди гостей будут различные, ох, очень различные, но никому никакого преимущества.
– Это я уже слышал, – ужаснулся Соболев, – в театре, у Новикова, – он широко раскрыл глаза и увидел прямо перед собой громадный черный камин. Неожиданно страшный грохот потряс окружающие горы и из камина выскочила виселица с болтающимся на ней полурассыпающимся прахом. Этот прах сорвался с веревки ударился об пол, и из него выскочил черноволосый красавец во фраке и в лакированных туфлях. Из камина выбежал полуистлевший небольшой гроб, крышка его отскочила и из него вывалился другой прах. Красавец галантно подскочил к нему и подал руку калачиком, второй прах сложился в нагую вертлявую женщину в черных туфельках и с черными перьями на голове, и тогда оба, и мужчина и женщина, заспешили вверх по лестнице.
– Первые! –воскликнул Коровьев, – господин Жак с супругой. Убежденный фальшивомонетчик, государственный изменник, но очень недурной алхимик. Прославился тем, – шепнул на ухо Соболеву Коровьев, – что отравил королевскую любовницу. А ведь это не с каждым случается! Посмотрите, как красив!
– Комедианты, – вдруг очнулся Соболев, – они меня опять разыгрывают. – Я уже видел этот бал Сатаны в театре. Я не хочу быть королевой Марго. Это женская роль!
– Простите меня, простите, уважаемый премьер-министр, я все перепутал. Вы не можете принимать гостей, упал на колени перед Соболевым кот Бегемот, – не велите казнить, я исправлюсь.
Через секунду они оба уже сидели на каком-то облаке и наблюдали за тем, как принимает гостей королева Мярго. Внизу текла черная река из мужчин во фраках, которые припадали на колено перед троном и целовали руку королеве бала.
– А где же женщины? – удивился Соболев, – ты что-то напутал в сценарии, подлый кот.
– Ни в коем случае. Эти все из вашего времени: рэкетиры, убийцы, мошенники-чиновники. Они пришли сюда, чтобы напомнить о цене, которую им пришлось заплатить за сытую и сладкую жизнь. Неужели вам не интересно увидеть вновь тех, кто еще месяц назад попадался вам на глаза в «Белом доме»? А ведь они могли убить и вас, но не успели. Вам сказочно повезло в этой жизни. Вы еще долго будете править этой землей, а потом, потом произойдет нечто ужасное.
– Что, что со мной произойдет? – ухватил за грудь кота Бегемота Соболев.
– Я ничего не говорил, вырвалось, отпустите меня немедленно, мне больно! – завизжал кот Бегемот одновременно жалостливо и нахально.
– Отпустите его, – услышал громоподобный голос Воланда Соболев, – я еще ничего не решил... Финальная сцена еще в работе. И не забивай свою голову этой ерундой. Когда вы понадобитесь – я вас призову, а пока вниз, на землю, к избирателям, которые в очередной раз оказали вам высочайшее доверие. Не подведите их!
По лунной дорожке Соболев мгновенно сбежал на землю и очнулся уже окончательно на увитой вечнозеленым плюшем лоджии гостевого домика. В ту же секунду тяжелые свинцово-мрачные облака затянули небо, погрузив засыпающий город в непроглядную тьму.
– Приснится же такое, – недовольно произнес Соболев, направляясь к машине, за рулем которой чутко дремал его водитель. – Быстро в штаб. Выборы уже закончились. Я должен знать результат.
Водитель нажал на газ и пятисотый «Мерс» вырвался за ворота, унося в своем чреве бывшего премьер-министра Крыма к новым высотам его блистательной карьеры.

МАРК АГАТОВ.
5 декабря 2002 года

вверх