Главная |
Весь Агатов |
О книгах |
Персоны |
Народы Крыма |
Форум |
Обратная связь |
Владимир Яновский, оперативник, следователь, прокурор, юрист — личность, прямо скажем, для Евпатории легендарная. Самые резонансные преступления расследовал в городе именно он. Из-за своей преданности Закону подвергался давлению и служебным репрессиями, но всегда, при любых обстоятельствах, оставался принципиальным и честным. Таких теперь — единицы. У нового поколения другая психология. Его представители в подавляющем большинстве своем уже никогда не поймут Яновского и таких как он.
Журналист "Обозрения" встретился с одним из самых знаменитых сыщиков Евпатории
— Владимир Николаевич, откуда в Вас такая идейность?
— Мне кажется, что система, которая безвозвратно ушла и которую мы сейчас ругаем, была не так уж плоха. Во всяком случае она формировала цельную или, как вы говорите, идейную личность. Меня сильно изменила служба в армии. Я служил в пограничных войсках, где на должном уровне велась политическая работа. Подбирали на службу людей с определенными качествами: порядочных, честных ребят. Три года нас учили только хорошему. Моральный кодекс, преподанный командирами, я усвоил на всю жизнь.
— Если не секрет, как Вы попали в органы?
— В правоохранительные органы, я, коренной житель Евпатории, пришел с завода "Вымпел" по направлению трудового коллектива в 1973 году. В тот период я активно занимался общественной деятельностью: возглавлял городской штаб комсомольского оперативного отряда, который действовал на базе горкома комсомола и помогал органам внутренних дел в борьбе с правонарушениями. Спустя четыре года я, по сути не имея специального образования, был принят в ряды органов внутренних дел на должность младшего инспектора уголовного розыска. Через два года меня перевели на должность инспектора уголовного розыска.
Затем, в 1978 году, после окончания Одесской специальной школы милиции, я был назначен заместителем начальника уголовного розыска по профилактике. По долгу службы руководил службой участковых инспекторов, которая в тот период входила в состав уголовного розыска и считалась службой профилактики. Поскольку мне была больше по душе оперативная работа, через два года я перешел на должность заместителя начальника уголовного розыска по оперативной работе. Замечу, что оперативная работа — это непосредственное раскрытие уголовных преступлений, путем систематизации и анализа информации, полученной из самых разных источников, и в первую очередь, от так называемых негласных сотрудников. Сейчас это уже не секрет, все об этом знают, уже есть и закон "Об оперативной розыскной деятельности", который предусматривает получение информации от лиц, согласных добровольно помогать органам. Это негласная, но довольно действенная помощь в борьбе с преступностью. К слову сказать, довольно часто во время расследования уголовных дел мы получали информацию непосредственно из преступной среды, что называется изнутри. Ведь о преступлениях может знать тот, кто хоть как-то соприкасается с этой средой. Получая эту информацию мы и предупреждали противоправные действия, которые готовились, и раскрывали тяжкие преступления: убийства, изнасилования и прочее. В этой должности я проработал до 1984 года. После этого перешел на должность следователя Евпаторийской милиции. Аналитическая работа тоже понравилась, хотя поначалу скучал за оперативной. У следователя ведь больше кабинетная, бумажная работа. А работник уголовного розыска, он, как правило, на людях. Я постепенно привыкал, учился. В 1982 году заочно поступил в Киевскую высшую школу милиции и в 1987 году ее закончил. После пяти курсов, не сдав еще государственные экзамены, был назначен на должность начальника следственного отдела Евпаторийского ГО. Но, проработав два с половиной года и сильно повздорив с начальством, написал рапорт о переводе на должность с меньшим объемом работы.
— Владимир Николаевич, что послужило причиной конфликта?
— Видите ли, следователь, он ведь, если говорить открыто, не подчиняется никому. Уголовный и процессуальный кодексы, вот те два документа, которыми он руководствуется и с которыми сверяет все указания вышестоящего следственного аппарата и прокурора, который надзирает за следствием. Но руководители органов внутренних дел всегда пытаются вмешиваться в следствие и следствием руководить, хотя процессуально — это им не дано. Начальник милиции может поручить расследовать какое-то дело, выехать на место происшествия, но, когда я уже возбудил уголовное дело, сказать мне что надо делать, а что не надо — он не имеет права. Более того, он даже не вправе знакомиться с материалами уголовного дела. Это только начальник следственного отдела может делать. А так все остается на совести следователя, что он посчитает нужным доложить начальнику — он доложит. По сути у следствия и уголовного розыска общая цель — раскрыть преступление, но, порой, методы разные. Сегодня только после передачи дела в суд следствие считается законченным, а в то время преступление считалось раскрытым, когда человеку предъявлялось обвинение. И вот, к примеру, я знаю, что гражданин совершил кражу, а доказательств недостаточно. Следствие не закончено, но от меня требуют предъявить обвинение. В первую очередь спрос за раскрытие преступления лежит на уголовном розыске, который заинтересован в том, чтобы следователь предъявил обвинение. Но в дальнейшем, если вдруг обвинений будет недостаточно и дело в суде развалится, уголовный розыск не несет ответственности, за это отвечает следователь. Он же рискует своей профессиональной репутацией и, собственно говоря, пребыванием на должности. Отсюда это вечное противоречие уголовного розыска и следствия. Один не понимает другого, и каждый смотрит на дело со своей колокольни. В следствии, как правило, работают более юридически грамотные люди, чем в розыске и у них понимание ситуации на другом уровне, не на бытовом. Когда мне говорят: "Ну ты же знаешь, что это он украл..." я отвечаю: "Да я знаю, но это мое внутреннее убеждение, а его к делу не подошьешь и в суд не представишь".
Иван Иванович Хиневич был грамотный, порядочный руководитель евпаторийской милиции, но характера очень тяжелого. У нас часто возникали конфликты, когда он пытался непосредственно вмешиваться в деятельность следственного аппарата, а я этому противостоял, выступал публично: на совещаниях, собраниях, и говорил то, что не смели говорить другие. Так продолжалось довольно долго, но потом я решил дальше уже не бороться: систему не одолеешь, скорее она тебя одолеет. Меня могли снять в любое время, я решил этого не дожидаться. Я ушел и до 1993 года работал старшим следователем. В основном специализировался на раскрытии тяжких преступлений: изнасилования, убийства. Вообще говоря, милиция не расследует убийства, за исключением тех, которые совершены несовершеннолетними. У меня был ряд уголовных дел, когда по делу проходили несовершеннолетние — 14-15-летние девочки совершали убийства. Приходилось такие дела расследовать и опыт расследования таких особо тяжких преступлений я наработал.
В 1993 году я оформил пенсию.
— Насколько я знаю, Ваша карьера на этом не закончилась?
— Первого апреля я был уволен из органов внутренних дел и в тот же день принят старшим следователем прокуратуры г.Евпатории. То есть я с одного подъезда вышел, в другой зашел, практически не прерывая деятельность.
— И Вас, такого непокорного, пригласили работать в прокуратуру?
— Да вот же пригласили. Не из-за принципиальности, конечно, а за мои деловые качества профессионального следователя. Я не раздумывая принял предложение, полгода не дослужив до полной выслуги, так как мне сказали: "Или ты переходишь, или мы уже не можем больше ждать". И я пошел на такой шаг.
Работа следователя, работника прокуратуры, несколько отличается от работы следователя. К сожалению, приходилось расследовать уголовные дела, уже касающиеся бывших сослуживцев, потому что прокуратура расследует дела по преступлениям, совершенным работниками милиции.
Был случай, когда четырех работников милиции в группе с гражданскими я привлекал к уголовной ответственности. Среди них были оперативный дежурный, старший лейтенант милиции, один работник уголовного розыска, один помощник дежурного и один постовой милиционер. Двое из них были соучастниками разбойного нападения на квартиру, в какой-то степени его организаторами. А двое, с привлечением гражданских лиц, совершили открытый грабеж, как говорят "кинули" менялу. В районе "Мойнак" парень занимался незаконным обменом валюты, милиционеры об этом знали и забрали у него эту сумку с деньгами. Парень никуда не жаловался. Только расследуя уголовное дело о разбое, я получил информацию об этом эпизоде. Я сначала нашел потерпевшего, Рябинин его фамилия, как сейчас помню. Он подтвердил официально, что с ним такое произошло. Пришлось еще арестовать работников милиции.
— Не защищали ли преступников в погонах их бывшие коллеги из чувства корпоративной солидарности?
— Вы знаете, как раз сама милиция и попросила меня расследовать это преступление. 24 декабря 1994 года ко мне подошли и сказали: "Владимир Николаевич, у нас есть такая информация, возьмись ты за это дело". Может быть сделано это было из тех соображений, что я изнутри хорошо знаю работу милиции. Я говорю: "Я готов любой сложности расследовать уголовные дела". В общей сложности в этой преступной группе было 12 человек. Они 7-8 лет отбыли наказание и давно уже на свободе.
— Ваши подопечные депутата ми случайно не стали?
— Учитывая менталитет народа, такое теоретически исключить нельзя. Ведь Вы же знаете, достаточно что-то пообещать или дать какие-то материальные блага и найдутся те, кто проголосует за вчерашнего преступника. К сожалению, есть слои населения, которым без разницы кто будет депутатом, главное сегодня добыть кусок хлеба. Я этих людей не осуждаю. Но с большой долей вероятности допускаю, что депутаты, которые получили мандат именно таким путем, у нас есть. Надо признать, что я тоже в 1998 году баллотировался в депутаты. Тогда я занял второе место, уступив Николаю Лысому, директору ЕФ АП "Крымтеплокоммунэнерго". У меня на тот период не было опыта политической игры, отсюда и результат. Меня кроме журналиста Марка Пурима никто тогда не поддерживал. Сначала прокурор Евпатории Геннадий Петер пообещал свою поддержку, однако позже все резко изменилось и я остался сам по себе.
— Его позиция, должно быть, неспроста изменилась? Кому-то не хотелось, чтобы Вы обрели статус депутата?
— Я так и думаю. Когда я в 1997 году исполнял обязанности прокурора, мне приходилось участвовать в сессионных заседаниях по долгу службы и присутствовать при обсуждении тех или иных вопросов городской жизни. Мои прямые комментарии и ответы, возможно, кому-то сильно не нравились. И в том, что я не стал депутатом, в очередной раз сыграл свою отрицательную роль мой характер.
Говоря же о выборах вообще, позволю высказать свою точку зрения. Мне кажется сегодня обличать те многочисленные нарушения избирательного законодательства власти в пользу Януковича нет смысла, потому что все выборы проходили именно таким образом. И менталитет у людей уже сформировался такой, что честных выборов нет и быть не может. И что фальсификация — это неотъемлемый элемент выборов. Мы десятки раз были свидетелями как, к примеру, начальник милиции, уже находясь на пенсии, собирает всех пенсионеров МВД и говорит: "Вы должны голосовать за Кучму!" И хотя милиция, правоохранительные органы и армия никаким образом не должны заниматься политической деятельностью, они тем не менее в этом были всегда задействованы. То есть административный ресурс на 50% выполнял ту "суверенную" волю народа, которую потом выдавали за таковую. Все происходит по инерции, и каждый руководитель, зная "за кого надо" голосовать, автоматически выполняет поставленную задачу. Не требовалось даже большой организационной работы, чтобы было "по плану". И члены комиссии, и избирательные участки формировались зачастую под конкретного кандидата. К такому выводу приходишь, анализируя вообще всю нашу избирательную систему.
— Лидер компании "Пора" Эдуард Леонов и его сторонники протестуют именно против этого?
— Могу допустить, что он только на 30% искренен. Не уверен, что этот молодой человек — стопроцентный борец за идею. Ведь те, кто действительно борется, начинают это на более раннем этапе. Легко защищать ту власть, которая уже победила и которая ясно тебя не обидит, хотя она еще и не окрепла. Так что доверия к Леонову у меня нет. И методы его мне совершенно не нравятся. Можно и нужно добиваться справедливости, но законным путем. По сути действия Леонова я расцениваю как издевательство над всей структурой местной власти и над органами внутренних дел. Все мы видели как Леонов на телевидении "Морион" довольно грамотно изъяснялся на русском языке. Но когда работники милиции в Доме учителя обращались к нему на русском языке, в ответ он говорил, что "не розуміє російської мови" — это чистейшей воды издевательство над мундиром. Пусть ты не уважаешь человека, но так нельзя относиться к представителю государства. Методы уличной демократии не приемлемы. Может быть на каком-то этапе, в какой-то степени это допустимо, а по сути это на грани преступления. У меня, как у правоохранителя это вызвало негодование. Не надо быть специалистом, чтобы понять, что это неправильно.
— Владимир Николаевич, чувствуется, что в Вас говорит бывший прокурор Евпатории. Расскажите об этом этапе Вашей деятельности.
— Да, я семь месяцев исполнял обязанности прокурора, когда прокурор Чижегов был переведен на должность заместителя.
Ничего плохого об этом человеке я сказать не могу (к сожалению, он умер два года назад). В истории с Чижеговым сыграло личное к нему неприязненное отношение прокурора Крыма Шубы. Может быть, чисто по внешнему виду или за то, что не всегда при галстуке, несколько флегматичный. В положительную сторону Чижегова отличало то, что он был совершенно бескорыстный человек. Нельзя было никогда сказать, что он что-то сделал из расчета или из-за какой-то выгоды для себя. Полагаю любой, кто с ним работал, со мной согласится. Ну а чисто деловые недостатки, так у кого их не было...
Отстранение его от должности прокурора было для меня неприятным сюрпризом и даже шоком. Я сижу в кабинете следователя, работаю, вдруг звонок из прокуратуры Крыма с отдела кадров и мне говорят: "Владимир Николаевич, вы будете давать санкцию на арест". (Тогда это была прерогатива прокурора). Я трубку положил и думаю: "А что мне сказали?" Не мог понять, почему это на меня возложили эти обязанности. Я снова перезваниваю в отдел кадров Крымской прокуратуры, а мне отвечают: "С 12 мая вы назначены исполняющим обязанности прокурора". Обещали на месяц, пока не подыщут кандидатуру прокурора, а получилось чуть больше полугода. По тем принятым в прокуратуре негласным правилам я, как бывший работник милиции, пенсионер МВД, не мог оставаться прокурором. Мне прокурор Крыма прямо в лицо говорил: "Владимир Николаевич, я бы тебя поставил, но ты бывший работник милиции, я не могу".
— А что этому мешало? Разве то, что Вы в прошлом — милиционер?
— Считается, что бывший работник милиции ниже рангом, чем чистый работник прокуратуры. Хотя в то время в крымской прокуратуре работало большое количество бывших работников милиции, специалистов, пенсионеров, которые основную работу и тянули на себе. То, что меня пригласили работать в прокуратуру — это нормально, но прокурором — нет. Милиционеры не могут быть прокурорами. По крайней мере в Крыму таких случаев я не знаю. Есть заместители. Это внутреннее такое неписанное правило.
Но возможно, я бы еще долго оставался исполняющим обязанности прокурора Евпатории, но у нас сложились такие отношения с прокурором Геннадием Евгеньевичем Петером, что резко встал вопрос: или он или я. Шуба сказал: "Я прокуроров на следователей не меняю". Я же, как следователь, чувствовал, что Петер делал не все по закону.
Меня звали на работу в Симферополь в группу по раскрытию нераскрытых преступлений прошлых лет, но я отказался. Согласился перейти в налоговую. Хотя и это был своего рода нонсенс, поскольку я был единственным в Крыму следователем, который не являлся работником милиции и не носил погон. То, что я вышел на пенсию в звании майора, а в прокуратуре мне присвоили звание младший советник юстиции, конечно же не считалось.
В налоговую милицию меня взяли сначала на должность инспектора-ревизора отдела доследственных проверок, а потом перевели на должность следователя, где я проработал три с половиной года до достижения возраста, в котором на госслужбе уже нельзя находиться.
— Что Вас больше всего огорчало в системе правоохранительных органов?
— Показуха. Надо выполнять планы, как в народном хозяйстве. Столько-то уголовных дел в месяц, столько-то в квартал возбудить. От начальника той же милиции требовали выполнения показателей. И бывали случаи, когда возбуждались уголовные дела, когда нет состава преступления, нет умышленного уклонения от уплаты налогов. Как минимум есть халатность или просто технические ошибки бухгалтерские. Мне приносят эти материалы, я должен уголовное дело по ним возбудить, а что потом — поступай как знаешь. В суд такое дело направить нельзя, потому что никто не осудит. И прекращать не дают: "Отвечайте, почему незаконно возбудили дело?" Так что, если проанализировать количество уголовных дел, возбужденных не только в Евпатории, а вообще в стране, то в суд уходят меньше половины. Следователя же ставят в такие рамки, что между этим возбуждением и прекращением, что ему приходится изощряться невероятно и по надуманным мотивам приостанавливать дело и изыскивать массу всяких ненужных уловок. Есть определенные отчетные периоды, к примеру, год заканчивается или квартал, и начинается ажиотаж. И получается, допустим, запланировано было десять возбудить, а их было восемь и нужно срочно подбить "дебет с кредитом". Евпатории нужно отчитаться перед Крымом, а Крыму в свою очередь — перед Киевом, и там тоже не хватает каких-то палочек, количества.
Приносят такие сырые материалы, которые не дают возможности принять решение о возбуждении уголовного дела. Мне говорят: "А вы почему не возбуждаете уголовное дело?" "Да потому что не вижу оснований". "Вот вы нас не понимаете. У вас свои интересы, вы, Владимир Николаевич, не живете интересами коллектива". Я говорю: "Я интересами закона живу".
— Владимир Николаевич, признайтесь, многолетняя привычка к систематической работе берут свое, и на пенсии Вам не сидится?
— Я планировал заниматься индивидуальной юридической деятельностью. Думал в санатории "Дружба" арендовать помещение и работать. Но мне главврач предложил другой вариант. Он сказал, что хотел бы иметь юриста под рукой и предложил мне здесь работу на полставки. Лямкин порядочный человек, с ним нормально работать, у нас проблем не возникает. Может впервые я не чувствую давления. Здесь другие у меня обязанности, права и другая система. Любая правоохранительная система- это давление.
— Расскажите, пожалуйста, какие дела Вы сейчас ведете?
— По сравнению с прошлой работой, мои сегодняшние заботы и делами-то назвать трудно. Здесь уже гражданское производство. Я представляю интересы предприятия в судебных органах, когда возникают споры. В том числе они возникают и с налоговой нашей инспекцией, и с бывшими работниками "Дружбы". Недавно И бывших работников, уволенных по сокращению в 2002 году, обратились в суд о взыскании надбавки за выслугу лет, предусмотренной статьей 57 Закона "Об образовании". Государство гарантирует надбавку в зависимости от стажа педагогической работы от 10 до 20 процентов и ежегодное предоставление отпуска на оздоровление в размере должностного оклада. ДСОЦ "Дружба" не выплачивала эти средства и люди обратились в суд. Моя чисто юридически точка зрения такова, что средства не выплачивались правомерно. Но судебная практика обратная, и одно подобное решение уже вступило в законную силу и людям выплатили деньги. Но я считаю, что суды пошли по неправильному толкованию закона. Когда первая группа в 2002-2003 гг. обратилась в суд, там были свои подводные камни. Среди них была женщина, у который бывший, но муж занимал очень высокий пост в Крыму, был депутатом Верховной Рады Крыма. Может это в какой-то степени повлияло на решение. Местный суд вынес решение в пользу санатория, а апелляционный суд отменил. Хотя в этом деле все элементарно просто. Статься 57 Закона "Об образовании" предусматривает выплаты из государственного бюджета. Мы же не финансируемся из бюджета. "Дружба" полностью хозрасчетное предприятие. Это структурное подразделение "Южного машиностроительного завода им. Макарова (г.Днепропетровск). Мы не самостоятельны, не являемся юридическим лицом и не обязаны отвечать по долгам государства. "Дружба" не является учреждением образования. В период оздоровления детей и подростков наши воспитатели не учат их, а дают им консультации по ряду предметов, чтобы дети не отстали от той программы, которая в школе. У нас же школ нет. Сейчас, скорее всего, учитывая судебную практику прошлой группы, суд примет решение опять не в нашу пользу. Просто суды идут по накатанной дорожке и не допускают мысли, что их решение может быть ошибочным. Суды, как известно, свои ошибки не признают.
— Насколько я знаю, Вы отстаиваете интересы ДСОЦ "Дружба" еще в нескольких делах, расскажите о них поподробнее?
— В 2003 году в соответствии с договором от 27 марта 2003 года, заключенным между ДСОЦ "Дружба" и санаторно-куроротной туристической ассоциацией "Евпатория — детям Чернобыля" в лице Георгия Горбунова было оговорено условие, что мы даем путевки, он их реализует и перечисляет соответственно за это деньги, за исключением суммы вознаграждения, которую он накручивает на цене путевки. Казалось бы механизм очень простой: берешь путевки, продаешь, деньги перечисляешь и себе оставляешь свою часть. Ничего сложного тут нет и голову ломать не надо. Но, к сожалению, господин Горбунов в 2003 году получил путевок на 343,976 гривен, а произвел оплату на 265,500 грн. Около 85 тысяч составил долг. Более того, в договоре предусмотрено, что он обязан за 15 дней до заезда отдыхающих эти деньги перечислить. К сожалению и этот пункт договора нарушен.
21 декабря мы направили ему официальную претензию по месту жительства, поскольку вышеуказанное предприятие по юридическому адресу уже не находится. Он ответил нам гарантийными письмами в октябре 2003 года, в мае 2004 года. Адреса, указанные в письмах, я проверил и нигде по официально зарегистрированным адресам предприятие уже не находится. Я неоднократно предпринимал попытки встретиться с ним лично, переговорить. В одном из телефонных разговоров он сказал: "Что хотите, то и делайте. Никаких денег у нас нет, мы закрываемся". Я предложил ему приехать и предметнее поговорить об этом. Он так и не приехал.
Мы направили претензию по юридическому адресу, естественно ее никто не получил. У меня на руках уведомление о получении им претензии уже по месту проживания. По закону в течение месяца он обязан дать ответ. Само собой разумеется, что никакого ответа не последовало. Буквально перед съездом новой партии, который состоялся в Киеве, я уже по мобильному вышел на него и говорю: "Ну, давайте, подъезжайте, будем что-то решать. Вы же должны как-то погашать". Он: "Я уезжаю в Киев, приеду и поговорим". И бросает трубку. Я снова набираю номер и говорю: "Вы же ведите себя прилично, я же с вам разговариваю. Если вы едите куда-то, я не возражаю, но давайте договоримся на конкретное число, когда вам удобно". "Я не знаю когда, я приеду и вас найду". По сегодняшний день никто не звонил. Пришлось кое-какую информацию о нем узнавать и ничего положительного я о нем не услышал. У него были споры с "Маяком", где тоже им удалось еле-еле эти деньги забрать. "Маяк" долго с ним судился.
Мы тоже намерены обратиться в хозяйственный суд. Его заявления о том, что делайте что хотите, но у меня ничего нет. Но так же не бывает. Получается он распорядился деньгами, принадлежащими детскому санаторно-оздоровительному центру "Дружба" по личному усмотрению. Израсходовал на свои какие-то нужды. По сути это мошенничество. Мы сейчас обратились в налоговую инспекцию с письмом, чтобы нам дали точные его координаты, расчетные счета, которые числятся и будем ставить вопрос о наложении на них ареста. Хотя может на них ничего, но все же. По моей предварительной информации у него было шесть или семь счетов.
Кроме этого мы попросили налоговую проверить, а отражены ли должным образом по бухучету эти операции с путевками. Возможно и там он уклонился от уплаты налогов? Если мы в ближайшее время от него никаких сигналов не получим, то я лично это буду расценивать, как мошеннические действия, как заранее заведомо нежелание в будущем возвращать эти деньги, и мы будем вынуждены обратиться в милицию и ставить вопрос о возбуждении уголовного дела.
— Но ведь это бросить тень на репутацию депутата, того, кому доверено представлять в горсовете интересы громады?
— Если человек проявляет непорядочность, то как вообще ему можно доверить общественное или политическое руководство городом, от решения вопросов которых может зависеть судьба горожан. Во всяком случае, от личного телефонного общения с ним у меня ничего положительного о нем не сложилось.
Я беседовал с главным врачом на эту тему, он говорит, что отец Горбунова был очень порядочный человек, чего совершенно нельзя сказать о его сыне.
— Судя по всему, Владимир Николаевич, Вы абсолютно не подвержены чинопочитанию и не обращаете внимания ни на какие звонкие регалии?
— Думаю регалии человеку ничего не дают. Если у тебя большие регалии, то у тебя и большая ответственность и совесть должна быть соответствующая и отношение к людям. Никто из них не закрыл амбразуру своим телом, никто из них не совершил благородных поступков. А регалии приобретаются порой не совсем честными путями. Поэтому регалии на меня не производят впечатление. На меня производит впечатление только конкретное отношение человека к людям, закону, делу, его порядочность, честность, обязательность, которые всегда и везде продвигают дело вперед.
Анна Преображенская