Главная |
Весь Агатов |
О книгах |
Персоны |
Народы Крыма |
Форум |
Обратная связь |
(к 60-летию Ялтинских соглашений)
Весть о том, что в Крыму собираются водрузить памятник палачу его коренного народа, признаюсь, вначале показалась мне неимоверной, даже учитывая наши времена, когда случаются вещи самые странные и поразительные. Но вскоре пришлось поверить. Об этом намерении заговорило телевидение, с экрана металлическим блеском засветилась страшноватая голова покойного "вождя" работы его земляка-ваятеля. А потом в России стало известно, что крымские татары возмущены самой мыслью такого надругательства над священной памятью отцов и дедов, сгинувших в довоенных сталинских ссылках, а потом и в депортации. И что не только они, но и все нормальные люди протестуют против этого чудовищного в своем бесстыдстве плана. Реакция совершенно естественная, как и желание присоединить к их протестам мой слабый голос.
Впрочем, насколько можно судить по прессе, у идеи памятника есть и защитники. Причем не только в Кремле, но и в Крыму. Главный их довод в пользу детища Церетели, скандально известного своими монстрами, тот, что медная троица, воссев на ливадийском лужку, будет напоминать о некоем историческом свершении, именно там имевшем место. То есть о Крымской конференции 4-12 февраля 1945 г. , на которой были приняты решения, имевшие колоссальное значение для судеб всей послевоенной Европы и даже всего мира. С таким доводом спорить трудно. Действительно, памятники истории нужны и полезны - не только подрастающему поколению, но недалеким потомкам тех, кто был современником упомянутого судьбоносного события.
Правда, когда слышишь о желании что-то увековечить, невольно возникает вопрос: а что именно предлагают нам увековечить, какого сорта было это историческое событие? Не зная этого, трудно судить и обо всем остальном. Например, уместен ли памятник упомянутому событию? А если уместен, то каким он обязан быть, этот монумент, какие именно мысли должен будить у подрастающего поколения?
Не имея ясных ответов на поставленные три вопроса, о памятнике просто невозможно говорить. Тут главное — разобраться в проблеме. Спешить некуда, а то мы сгоряча такое наваляем (виноват — наваяем), что стыдно станет не только перед подрастающей молодежью, а и перед нашими зарубежными современниками. Поэтому попытаемся ответить, по мере сил, на все три вопроса. Точнее, вспомнить все то, что в течение лет и событий малость подзабылось.
Для начала попытаемся понять, как в 1945 г. могла сложиться особая, "ялтинская" моральная и политическая атмосфера, позволившая, среди прочего, одним махом перечеркнуть многие тысячи судеб людей, не пожелавших жить в Советском Союзе.
Накануне
Начнем с одного распространенного заблуждения. Принято считать, что в 1945 г. инициатором решения о выдаче советским властям граждан СССР, оказавшихся во время войны на Западе, был Сталин. На самом деле этот приговор вольным или невольным эмигрантам был вынесен много раньше. По некоторым данным, предварительная договоренность на этот счет была достигнута во время визита 1944 года У. Черчилля и его министра иностранных дел Э. Идена в Москву, где главным образом обсуждалась балканская проблема (1).
Вопрос о перемещенных лицах приобрел особую актуальность после 17 июня 1944 г. В этот день курьерская служба доставила в британский Кабинет военного времени (коалиционное правительство 1940-1945 гг. , возглавлявшееся У. Черчиллем) секретное донесение о том, что 10% пленных, взятых англичанами в Нормандии и направляемых в Англию, являются этническими русскими (2).
Вскоре выяснилось, что эти люди в начале войны, будучи в составе германской трудовой армии, строили известный защитный вал на всем его протяжении от Голландии до Пиренеев. По окончании же работ немцы надели на рабочих мундиры и дали им в руки оружие. Во время высадки союзников эти неопытные солдаты сдались в плен и теперь, попав в английские лагеря, считали себя вправе требовать гуманного к себе отношения, а по окончании войны — освобождения без каких-либо условий и ограничений. То есть, они приравнивали себя к остальным солдатам вермахта, с которыми союзники обращались в соответствии с Женевской конвенцией о военнопленных (о ней ниже).
Формально эти бывшие солдаты в немецкой форме были правы — они так же были виновны в исполнении гитлеровских приказов, как и этнические немцы, сражавшиеся с ними бок о бок. Но, с другой стороны, англичане не могли не знать о странных порядках, царящих в большевистской России, гражданам которой не разрешается выбирать место проживания, поскольку они являются как бы имуществом их диктатора Сталина. Отчего союзники не могли не задуматься: а не было бы разумнее в данном исключительном случае забыть об общечеловеческих нормах, и вернуть большевистскому вождю его собственность? Во время дебатов в английском правительстве энергичнее всех на таком решении настаивал министр иностранных дел Э. Иден. Своим оппонентам он задавал один и тот же вопрос: "А куда их еще девать? Нет уж, на нашу сентиментальность в этом вопросе они могут не рассчитывать", хотя бы оттого, что полуразрушенные английские города просто не в состоянии вместить еще и тысячи каких-то иностранцев, которым рано или поздно придется предоставить и английское гражданство.
В таких размышлениях и спорах прошел ровно месяц, и 17 июля 1944 г. Кабинет военного времени принял действительно судьбоносное решение: в случае требования русских властей все эти пленные будут переданы в СССР. Об их праве самим определять свою судьбу никто уже не вспоминал. Это решение, в конечном счете, и стало основой позиции англичан в Ялте, где целью делегации, возглавлявшейся У. Черчиллем, стало избавиться от проблемы иностранных пленных раз и навсегда(З).
Но в дальнейшем об этом предварительном проекте не упоминалось ни в одном из протоколов или иных документов Крымской конференции. Хотя на закрытых заседаниях Кабинета британские министры без зазрения совести утверждали, что в создавшейся ситуации вполне допустимо поступиться принципами западной демократии. При этом они имели в виду, что "именно в отношении русских, не желавших возвращаться на родину, не только можно, но и нужно применить насилие"(4).
Что же касается основной массы английского народа, то ему, как неоднократно случалось в истории, о кабинетных решениях ничего не сообщали ни во время войны, ни позже. Боюсь, что англичане вообще узнали о смысле этого раздела Ялтинской конференции (и о последовавшей человеческой катастрофе) лишь после того, как в британских книжных магазинах появился перевод солженицынского "Архипелага ГУЛАГ", где этой теме посвящены одна-две страницы. Так что отсутствие обвинений в аморальности министров английского Кабинета со стороны английской общественности вполне объяснимо.
Ситуация, сложившаяся в Америке, была несколько иной. Обуза в виде пленных из России не была нужна и здесь, но все же решение английского кабинета не могло не покоробить многих, в том числе и функционеров МИД США. И только в России эта весть из Лондона была воспринята с удовлетворением, прежде всего в Кремле, плотоядно ждавшем эшелонов с первыми жертвами. Что же касается советского общества, то, будь оно в курсе событий, оно восприняло бы такое решение вполне естественным — большинство советских граждан искренне считали бегство за границу тягчайшим предательством. И их скорее поразил бы противоположный, гуманный исход английских дебатов.
Чему не стоит удивляться, находясь в стране, где Сталиным, его гнусными деяниями и поныне гордятся, как встарь. Весомое доказательство этому — монумент, который Москва презентует благодарному Крыму.
Ялтинские соглашения
Именно так неофициально принято именовать основные решения Крымской конференции в мировой публицистике и исторической науке. Согласно официальному советскому справочнику, на конференции "союзные державы согласовали совместные военные мероприятия по окончательному разгрому вооруженных сил нацистской Германии, определили свое отношение к Германии после ее безоговорочной капитуляции и наметили основные принципы общей политики в отношении послевоенной организации мира" (5). В результате совещаний, в которых союзные державы представляли Рузвельт, Сталин и Черчилль, были приняты договоренности по вопросам, среди которых основными были: военный (как добить немцев), о создании ООН (куда должен был войти и СССР), о разделе освобожденной Европы на сферы влияния (неофициально), о вступлении СССР в войну с Японией.
Это — российская точка зрения.
Западные же историки давно пришли к выводу о несколько иных результатах конференции. Они обоснованно утверждают, что именно разграничение пространства Европы в целом и Германии, в частности, стало основой дальнейшему расколу, нашедшему выражение прежде всего в создании антагонистичных блоков — НАТО и коалиции стран Варшавского договора. Это противостояние, в свою очередь, нанесло тяжкий урон культуре и духовному миру населения европейских стран, на многие годы разделенных политическим рубежом, установленным в Ялте.
Кроме геополитических, на Ялтинской конференции было достигнуто еще несколько договоренностей более частного характера. Среди них выделяется Соглашение о репатриации военнопленных, находившихся в Германии и других государствах Европы.
Судьба этого документа с момента его подписания отличалась от других решений. Прежде всего, этот и только этот текст было решено не представлять к публикации, ограничившись кратким изложением его содержания — для прессы. Второе: это Соглашение было обделено вниманием наших историков, посвятивших анализу Ялтинской конференции немало научных работ. Даже в юбилейных публикациях, где подробно говорится о самых разных сторонах ее работы, именно этот документ не затрагивается, а значит, потихоньку стирается из человеческой памяти. Причина ясна: именно эта договоренность, единственная из всех принятых, стоила свободы и жизни многим сотням тысяч советских граждан, причем уже после войны. Это были жертвы мирного времени — оттого одна из лучших книг, посвященных этой теме, вышедшая, естественно, за рубежом, так и называется: "Жертвы Ялты" (мы еще вернемся к этому фундаментальному труду).
В России же об этой трагедии до сих пор, как и в сталинское время, говорится крайне мало, если вообще говорится. Не стал исключением и нынешний февраль, месяц очередного скорбного юбилея тех давних событий (6). Поэтому оставим в покое все остальные, всесторонне исследованные аспекты соглашений, и попытаемся разобраться с историей именно этого, рокового документа.
Подробности его заключения и претворения в жизнь долгое время были не известны и на Западе. Вплоть до. 1973 пода, когда в английских архивах истек срок закрытого хранения соответствующих материалов. Первым, кто их исследовал, был русский зарубежный историк Н. Д. Толстой-Милославский, которому на Западе принесли известность книги "Жертвы Ялты" (1978) и "Секретная война Сталина" (1979). В СССР его слава была менее громкой и совсем иного качества: после начала очередной агрессивной войны, развязанной Москвой, граф Н. Д. Толстой создал на Западе Комитет спасения советских пленных в Афганистане. Поэтому его имя будут помнить до конца своих дней матери российских солдат, вырученных Комитетом из моджахедского плена.
Из английских материалов, введенных в научный оборот Н. Д. Толстым, следует, что именно при обсуждении в Крыму проблемы советских граждан, оказавшихся во время войны за рубежом, стала более всего заметной готовность Рузвельта и Черчилля идти навстречу Сталину. Одной из причин этой готовности была надежда на соответствующие ответные шаги большевистского вождя. А он и в самом деле оказался столь любезен, что обещал не возрождать международную подрывную организацию Интернационал, распущенную по случаю войны, а также принять участие в войне с Японией.
Западные лидеры не могли не знать, какой человеческой трагедией обернется их согласие на выдачу НКВД бывших советских граждан. Многие из них были активными борцами с большевизмом, но было немало обычных эмигрантов, попросту не желавших возвращаться в зону кремлевского режима. Теперь и тех, и других ждала одна судьба — Сталин не прощал "перебежчиков". Но ялтинские переговорщики "не заметили" этого аспекта своих решений, несущих смерть или лагеря для сотен тысяч человек. Как не заметили, проехав через весь полуостров, от Сакского аэродрома до Ялты (причем, на малой скорости, дорога была обледеневшей), неестественной пустоты и заброшенности придорожных деревень и сел. Ведь со дня депортации коренного народа Крыма не прошло и года, "новые крымчане" сюда еще не явились, и скромные татарские домики пока пустовали...
В этом барском невнимании к окружающей "плебейской массе" Рузвельт и Черчилль были весьма схожи. Впрочем, кое-какое различие в позиции западных партнеров все же проявилось на другой день, после того, как высокие гости разместились (американцы — в Ливадии, англичане—в Воронцовском дворце) и начались переговоры. В ходе их делегация США намеревалась руководствоваться, среди прочего, международной Конвенцией о военнопленных, принятой в Женеве в 1929 г. Правда, СССР к этому европейскому соглашению в свое время не присоединился, но это как раз ничего не означало. Звучавшие в Конвенции общечеловеческие принципы свободы личности и гражданских прав человека никогда Кремлем не оспаривались и даже не критиковались.
Англичане же были настроены по отношению к СССР более предупредительно. Собственно, их позиция в Ялте являлась продолжением политической линии Лондона, готового в собственных интересах на любые уступки Москве: пока идет война — ради сохранения ценного союзника, а в послевоенной перспективе — питая надежду на тесное сотрудничество с русскими. Живые люди, чья судьба ставилась при этом на карту, повторяю, в расчет не принимались. Хотя англичане были лучше всех осведомлены о судьбе, ожидавшей репатриантов по возвращении. Именно они, а не американцы, располагали на этот счет информацией, не подлежавшей сомнению.
Еще в ноябре 1944 г., когда на английском транспорте "Скития" в Мурманск прибыли добровольно возвращавшиеся репатрианты, то их прямо на причале, на глазах судовой команды, оцепили вооруженные солдаты. Они содрали с возвращенцев добротную английскую одежду и бросили им взамен какие-то тряпки. Затем конвой повел их куда-то за ближние сопки, откуда вскоре раздались автоматные очереди. Об этом капитан, естественно, сообщил домой,, английским властям. . Конечно, какие-то выстрелы могли ничего страшного не означать, но то, что перед этим произошло у борта судна, на причале, о многом говорило — правда, лишь для тех, кто хотел слышать. Высокое начальство не услышало…
Но вернемся к переговорам. Упомянутое внутреннее разногласие между западными партнерами имело свою предысторию. Оно проявилось еще до начала конференции, во время предварительной встречи делегаций союзников на о. Мальта. Там англичане предложили заранее добиться консенсуса, выстроить общую платформу для того, чтобы соединенными усилиями в Крыму успешнее склонить Сталина к уступкам. Однако Рузвельт предложил разобраться с проблемой военнопленных на месте, по прибытии в Ялту (7).
Это Соглашение должно было обсуждаться на восьмом заседании конференции, 11 февраля. Накануне, 10 числа, Сталин, беседуя с Черчиллем в кабинете в Юсуповском дворце, коснулся этого вопроса: "Советское правительство просило бы, чтобы советских граждан, находящихся в руках союзников, не били, и чтобы не заставляли их становиться изменниками родины". На это премьер кратко ответил, в том смысле, что "таких случаев нет". Далее Сталин повел разговор о том, что некоторые из пленных вели себя во время войны достойно, а другие, недостойные, должны нести ответственность за свои действия. То есть отношение к этим двум категориям граждан никак не может быть одинаковым: "Союзники имеют право держать их у себя в лагерях, но он хотел бы предупредить, что людей и той, и иной категории, Советское правительство считает советскими гражданами" и будет поступать с ними по советским законам, как они того заслуживают. Черчилль, пропустив мимо ушей зловещий смысл этой фразы, успокоил своего собеседника: "Британское правительство хочет вернуть на родину ту и иную группу людей. Дело за тоннажем", то есть за судами для транспортировки русских (8). Более того, согласно английским источникам, в завершение этой беседы английский премьер довел до сведения Сталина, что и сами "англичане очень хотят, чтобы эти военнопленные были как можно скорее репатриированы" (9). В дальнейшем это стремление Черчилля поскорее отделаться от "неудобных" русских и умыть руки становится еще более явным.
Позднее, уже под покровом ночи с 10-го на 11-е, американские и английские партнеры Сталина собрались на совещание. Там Черчилль передал американцам содержание своей беседы с главой советской делегации, а также смысл своих заверений насчет репатриации русских. Американцы реагировали на эту инициативу довольно резко, отказавшись присоединяться к обещанию, которое английский премьер-министр дал Сталину. Они утверждали, что это противоречит принципам Женевы, на которых основана целая система международных обязательств США. Англичане же убеждали коллег, что ссылка на Женевскую конвенцию может привести Сталина в раздражение, чего допускать, по понятным причинам, ни в коем случае нельзя. В конце концов, американцы согласились пожертвовать своими убеждениями ради уже сделанных советской стороной уступок, которые еще не были скреплены подписью ее руководителя.
. 0 причина такой податливости членов делегации США в вопросе, имевшем для них принципиальное значение, существует ряд догадок. Из них, на наш взгляд, наиболее близка к истине высказанная уже цитировавшимся историком Е. Залцбергером. Он напоминает в своей книге об известном факте: англичане вступили в борьбу с Германией двумя годами ранее американцев. Поэтому Англия понесла неизмеримо больше жертв, чем США. Это касалось, прежде всего, мирного населения, пострадавшего от массированных бомбардировок германской авиацией. Кроме того, что в данном случае было особенно важно, именно англичане, а не американцы, составляли основной контингент германских лагерей, расположенных на территории, освобожденной Красной армией. Поэтому Э. Иден вполне резонно напоминал американскому госсекретарю Стеттиниусу, также участвовавшему в переговорах, что эти английские (впрочем, и американские) военнопленные находятся в полной власти коммунистов, и их освобождение зависит от того, как пойдет репатриация (10). Поэтому на пере говорах англичане были вправе ожидать, что американцы присоединятся к их мнению. Что, как мы видели, и произошло.
После достижения такой договоренности, трений на заседании 11 февраля не наблюдалось, а мелкие разногласия снимались компромиссами. Так, Сталин предложил вообще исключить из готовящегося коммюнике "раздел о военнопленных, а принять его текст как особое решение", не подлежащее публикации в прессе (11). Но американцы выступили против, и тут же предложили ввести в текст Соглашения отдельный пункт и о гражданских лицах, попавших к немцам в плен или мобилизованных в трудовые армии рейха. Помощник американского госсекретаря Грю в своих телеграммах вообще настаивал на внесении в этот пункт конкретных условий, которые должны были защищать права тех лиц, дела которых, по мнению государственного прокурора США, должны решаться на основе традиционной американской политики предоставления убежища. Это относилось "также к лицам, которых советская власть считает своими гражданами, но которые не были таковыми до начала войны, и не считают себя таковыми" (12). То есть довоенных эмигрантов, а также детей советских граждан, перемещенных во время войны. В эту категорию входило и население территорий, включение которых в состав СССР готовилось на конференции.
Но, в конечном счете, был принят вариант соглашения, подготовленный англичанами. Его содержание было предельно общим. Достаточно сказать, что репатрианты, хоть и упоминались раздельно (как военные и гражданские лица), но в определении их дальнейшей судьбы они вообще не разделялись на какие-то категории. Эта особенность документа имела чрезвычайно важное последствие: союзники получили право поступать со всеми оказавшимися за рубежом этническими русскими (украинцами, крымскими татарами и т. д. ) как с единой человеческой массой, предназначенной к отправке в СССР.
В коммюнике, опубликованном прессой всего мира 12 февраля в качестве завершающего документа конференции, вместо текста этого Соглашения попало лишь изложение его смысла, что вполне соответствовало желанию Сталина, высказанному утром 11-го. В этой части коммюнике говорилось, что "...три правительства обязуются оказывать всяческую помощь, совместимую с требованиями ведения военных операций в целях обеспечения быстрой репатриации всех этих военнопленных и гражданских лиц".
Повторяю, такая недоговоренность таила в себе серьезные подводные камни. Ведь теперь, в зависимости от желания властей той или иной страны, с русскими репатриантами можно было поступать произвольно. Их можно было включать в число военнопленных (и тогда они подлежали обязательному возврату на родину), или же, напротив, приравнивать в правовом отношении к временно интернированным лицам, которые изначально, по любой европейской конституции, обладали всеми демократическими правами и свободами, в том числе и на выбор места жительства.
И еще одно условие отсутствовало в Соглашении (хотя оно и подразумевалось, и, скорее всего, было принято негласно) — о праве западных держав насильственно репатриировать советских граждан, не желавших этого. Именно отсутствие этого пункта в Соглашении позволило союзникам безнаказанно совершать открытое насилие над лицами, чья вина не была доказана решением суда. Хотя, с другой стороны, этот документ никак не обязывал Англию и США применять насилие вопреки национальным конституциям. Тем более, по желанию СССР, не подписывавшего никаких международных соглашений о взаимной выдаче за рубеж тех или иных лиц.
То есть теперь судьба русских за рубежом оказалась всецело в руках правительств, представленных на конференции. Именно от них зависело, станет ли имя старого крымскотатарского города Ялты символом человеческого благородства, или же оно отныне и вовеки веков будет связано с памятью о властителях, совершивших здесь одну из самых гнусных сделок в истории.
Им, и только им была предоставлена свобода выбора, и они его сделали.
Прошло совсем немного времени, и американцы, по сути, присоединились к желанию Черчилля как можно скорее избавиться от находившихся в их руках русских пленных (около 21 000). Но, к удивлению союзников, Москва не торопилась их принять — строительство новых лагерей тоже требовало времени. Наконец, 3 мая 1945 г., упоминавшийся помощник госсекретаря Грю выразил в Вашингтоне советскому поверенному в делах настойчивое требование покончить с проблемой пленных: "Наше правительство не намерено навсегда оставлять у себя этих людей, и будет радо повторно обсудить вопрос об их размещении". То есть западная сторона была заинтересована если не больше, то уж никак не меньше советской, в скорейшем осуществлении репатриации советских граждан. Если же учесть доказанную осведомленность правительства США о нежелании части контингента отправляться в СССР, то вывод напрашивается сам собой: оно было готово довести эту операцию до конца любой ценой, вплоть до откровенного насилия.
Что касается англичан, то они, как будет показано ниже, осуществляли его на деле.
Таким оказался выбор союзников. Они предпочли путь насилия, а по сути — террора по отношению к заключенным. Что еще в Крыму не могло не входить в планы как "тирана" Сталина, так и записных борцов за демократию и свободу личности Рузвельта и Черчилля. То есть всей троицы, негласно вынесшей в февральской Ялте приговор самым беззащитным жертвам войны.
Валерий ВОЗГРИН, доктор исторических наук.
(Продолжение следует.)
1. Sulzberger E. Such a Peace: The Roots and Aches of Yalta. New York, 1982. p. 103. "'
2. Ук. соч., с. 101.
3. Ук. соч., 02-1СЗ.
4. Ук. соч., 103.
5. Дипломатический словарь, М. , 1961, т. 2, с. 148,
6. См. , например: А. Уткин. "1945. Ялта" // Литературная газета, 2-8 февраля 2005, с. 13.
7. Anderson Т. Н. The United States, Great Britain and the Cold War 1944-1947. Columbia (Mass. ), 1981, p. 28-29.
8. Советский союз на Международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Том IV. М. , 1984, с 195.
9. Толстой Н. Д. Жертвы Ялты. YMCA-Press, Париж, 1988, с. 97.
10. Sulzoerger, p. 100.
11. Тегеран — Ялта — Потсдам. Сборник докукментов. М. , 1971, с. 183.
12. Толстой, с. 97.