| Главная | Весь Агатов | О книгах | Персоны | Народы Крыма | Форум | Обратная связь |
- Читателям газеты "Крымское время" будет интересно узнать, почему известный кинорежиссер, сменив профессию, стал правозащитником?
- Правозащитниками, видимо, не становятся. Просто жизнь тебя в это запихивает. Сначала начинаешь думать о том, почему неправильно устроен мир, потом - виноват ли ты в том, что он неправильно устроен, и как его переустроить. А потом, начинаешь понимать, что объектами твоих дурацких размышлений являешься, на самом деле, не ты сам, а много других людей. И ты начинаешь думать, что можно сделать для того, чтобы это неправильное устройство мира меньше било людей по голове. Тут начинаются уже какие – то правозащитные действия.
- Но для того, чтобы появились подобные размышления – нужен не только какой-то толчок, событие, происшествие, но и определенное воспитание, полученное в детстве. Вы сын известного писателя Константина Симонова…
- Сын известного писателя за всю свою жизнь не живший с отцом никогда. Потому что мои родители разошлись, когда мне не было еще и года. Поэтому, я имел отца и всегда знал, кто мой отец, но никогда с ним не жил, что в значительной степени определило многие вещи в моей биографии и в моем собственном мировоззрении. При том, что я и любил, и уважал собственного отца и чем дальше, тем уважал больше, но у меня с ним были достаточно сложные отношения, периодически, очень не простые, поэтому я думаю, что я к отцу отношусь значительно более объективно, чем просто нормальный ребенок выросший в нормальной семье, в нормальном режиме отношений. У меня была замечательная мама, она была литературным редактором, одним из лучших литературных редакторов. Вывела в свет десятки российских поэтов. Было это в шестидесятые годы, когда они рождались пачками. Она первая напечатала Самойлова, стихи Шаламова, она одна из первых напечатала Вознесенского. Мама имела отношение, вместе с отцом, и к публикации романа "Мастер и Маргарита" в журнале Москва.
Я вырос в замечательной семье. Мой дедушка начинал мальчиком в рыбной лавке, во время НЭПа стал совладельцем рыбного магазина, потом за это его трижды высылали из Москвы. Дедушка был абсолютно толерантен. Притом, что у него были свои взгляды, но он легко принимал других людей, был открытым, в том смысле, что в нашем доме, каждый приходящий должен был чувствовать себя хорошо. Это была обязанность хозяев. Многому я у него научился. Может быть, это ощущение толерантности ко мне пришло от деда.
- А что стало толчком для создания Фонда Защиты Гласности?
- В девяносто первом году у меня жуткий протест вызвало освещение Центральным Телевидением событий в Вильнюсе и Риге. Отвратительное ощущение какого-то умолчания, лжи, безумия. Я вильнюсский, в том смысле, что я там две картины снимал. Я лучшую свою картину "Отряд" снял в Вильнюсе на Литовской киностудии. Я знаю этот город, знаю этих людей. У меня было ощущение изгаженности. Был пленум Союза кинематографистов СССР, а я был одним из секретарей этого Союза. И мы решили объявить бойкот Центральному Телевидению, по поводу его чудовищного отражения этих событий. В объявлении о бойкоте мы говорили, что призываем и работников Центрального Телевидения, присоединиться к нему. На следующий день, благо Пленум шел два дня, подумали, ну хорошо, нам – то киношникам, как говорится, как с гуся вода: ну не будут показывать наших фильмов и наши морды. Но те, которые трудятся на телевидение, они же работу потеряют. Надо сделать какой – то фонд, который будет их содержать, хотя бы то время пока они уйдут из эфира в знак протеста против этого безобразия. И мы создали Фонд Защиты Гласности. Вот там же на Пленуме выбрали ему Правление, в которое я не вошел, потому что Правление должно было быть из самых-самых. У нас председателем Правления был Егор Яковлев, а в Правление входили Игорь Голембиовский, Алексей Герман, Георгий Данелия, Владимир Молчанов, Белла Куркова, Элем Климов. Семь человек. Фантастическое правление, просто красота. Единственное что у него было неправильно – оно было абсолютно не дееспособно по причине того, что все были такие замечательные мэтры. А нужен был человек, который должен был подставить под него плечо. Вот это плечо, оказалось моим плечом. Так я влез в это дело. Дальше, выяснилось, что ни один журналист к этому бойкоту не присоединился, а денег мы на это уже собрали около трехсот тысяч. По тем временам, в девяносто первом году это были большие деньги. Ну и стали думать, что с ними делать. В это время уже было известно, что погибли два журналиста в Риге. Вот и начал я всю эту историю раскручивать. Придумали мы, что я председатель общественного Совета, которого никогда не было при Фонде Защиты Гласности, а в октябре месяце девяносто первого года Егора Яковлева сделали Председателем Гостелерадио, и, соответственно, он передал все дела уже мне. С октября 1991 года я возглавляю этот фонд.
- Каковы были первые шаги Фонда Защиты Гласности?
- Первая пресс – конференции, состоялась в знаменательный день 6 июня 1991 года, а это одновременно день рождения Пушкина и день создания российского комитета по цензуре. Этот день мы и считаем, днем рождения Фонда Защиты Гласности. Мы помогали семьям погибших журналистов. Потом организовали, первые семинары. Мы пытались понять, чем надо заниматься в этой сфере. Девяносто первый год ознаменовался повальным сокращением тиражей большинства газет. Особенно трудное положение было в провинции. Мы понимали, даже тогда, что давать деньги – на поддержку печатных изданий - безнравственно, но пытались проводить какие-то акции. Скажем, в 91-92 годах по нашей инициативе театры Москвы играли спектакли в пользу провинциальных средств массовой информации. Некоторые из них, такие как "Вече Твери" и "Бердская газета" выжили, благодаря этим деньгам. Естественно, что мы шли методом проб и ошибок. Но нас спасло, то, что мы не назвались Фондом Защиты Свободы Слова. Потому что нельзя защищать то, чего нет. Защищать надо то, что есть. Гласность была и она до сих пор пусть в урезанном состоянии, но существует. А свободы слова, как не было, так и нет. Поэтому, если бы мы защищали свободу слова, то мы уже давно скончались по причине фальши, а так мы не фальшивим.
- Август девяносто первого стал своеобразным водоразделом и разделил страну на "защитников свободы" и тех, кто поддержал гэкачэпистов.
- Когда случился путч, то сначала мы были, условно говоря, на баррикадах, но затем, когда Ельцин, как бы победил, и его команда попыталась закрыть коммунистические газеты, единственной организацией, которая выступила официально, против закрытия коммунистических газет был Фонд Защиты Гласности. То есть, я к тому говорю, что нас жизнь учила.
- Вы сами - то на баррикадах были в девяносто первом?
- Нет, мы писали и главным образом распространяли листовки. Я считал, что это более полезное занятие. Было придумано несколько хороших листовок, которые мы распространяли среди солдат. Ну, например, я сам придумал такую листовку, которую подписали все актеры, сыгравшие роли военачальников. Ульянов, Тихонов…
- "Сынки, - значит,- я игравший Жукова, я игравший Штирлица, я вам говорю, этого нельзя делать, ребята. Нельзя". Вот такая листовка. Творческие люди должны делать то, что они умеют. Не обязательно надо было быть на баррикадах. Я вообще считаю, что никто не должен был ложиться тогда под танки.
- С этим, наверное, не все согласятся. Многие из основателей Фонда Защиты Гласности были в те дни в Белом доме. Та же Белла Куркова. Я присутствовал при том, как она вела съемки, записывала интервью защитников Белого дома. Мы ощущали себя реальной силой, свергнувшей коммунистический режим.
- А мы и были силой, потому что не было у власти сил, поэтому и сила была в энтузиазме, сила была в уверенности в своей правоте, протестное мышление было очень сильным. Казалось, что советская власть себя изжила, и мы помогаем ей уйти. Но мы не отдавали себе отчет в собственной совковости, мы помогали ей уйти, в том числе и ее же собственными методами. В этом ряду и Решение Ельцина о закрытии газет. Это ж та самая совковость.
- А вторая битва за Белый дом в 93 году.
- Та же самая история. Мы выступали в защиту этих газет. Мало того, в это время организовали в институте США и Канады российско – американский пресс – центр. В этом пресс-центре Фонд Защиты Гласности вел пресс -конференцию редакторов закрытых коммунистических газет. У нас не было симпатий к коммунистическим воззрениям или коммунистическим газетам, но мы точно знали, одну простую вещь: если их сегодня можно закрыть беззаконно, то завтра можно будет закрыть все остальные на тех же основаниях.
- В девяностых годах Фонд Защиты Гласности защищал права журналистов на территории всего бывшего Советского Союза.
- Мы ж сначала провели границы, а продолжали быть вместе. Право практически мало отличалось друг от друга. Мы получали возможность на самом деле реально воздействовать на ситуацию в республиках. В 92 году началась таджикская эмиграция. В 93-94 годах здесь стали ловить туркменских диссидентов. Мы много работали на международном уровне. До тех пор пока не поняли, что уже не можем по настоящему ни отслеживать ситуацию, ни влиять на нее. Поэтому, мы остались в этом поле на консультативном и информационном уровне. Мы сделали несколько славных дел. Скажем, в 93 году мне в руки попала книжка, выпущенная английской организацией "Артикль-19", "Сравнительное описание законов демократических стран о средствах массовой информации". Если память мне не изменяет, по 27 пунктам. 11 государств Америка, Канада, Австралия. Мы ухитрились не только перевести ее на русский язык и издать, но и сделали такое же сравнительное описание всего постсоветского пространства. Эта книга была выпущена в середине девяностых годов. У нас был целый коллектив очень толковых юристов. Мы даже пытались создать некий клуб юристов СНГ, связанных со средствами массовой информации. Но по сути дела это ушло в международные организации. Они у нас эту инициативу перехватили, и правильно сделали, у них была лучшая возможность их сводить, у них были на эти цели деньги. Мы ж остались на уровне проблем, скажем журналистов из сопредельных стран на российской территории. Мы иногда, как и всякая правозащитная организация, можем отозваться на отчетливое бесправие, там или тут, выступив со своими заявлениями. Делая это, мы рассчитываем на бренд собственной организации, на ее опыт и авторитет. Все - таки, 13 лет в этом пространстве не хрен собачий.
- Крымчане помнят историю преследования Руслана Горевого.
- Несколько лет назад к нам пришел человек без работы, без денег. Под давлением и под приговором. Положил на стол материалы. Надо было просто помогать человеку. Мы его взяли на работу. Он оказался дельным парнем. А уж, когда мы его взяли на работу, мы стали через коллег на Украине раскручивать его дело, потому что мы верили, и действительно так оно и было, что по отношению к нему была совершена абсолютно отчетливая несправедливость с использованием административного ресурса. Наши украинские коллеги пошли в суд, раскрутили эту историю, сняли с него судимость и тем самым сделали его человеком легитимным, в том числе и на Украине. Дали ему возможность, видеться с мамой в Крыму…
- Последнее время все больше появляется проблем у российских журналистов, работающих в республиках, которые получили независимость после развала Советского Союза.
- Когда занимаешься защитой журналистов, то это хуже воронки. В политику это втягивает немедленно. Мы не любим политику. Мы хотели бы оставаться в пределах права. К сожалению, в постсоветском пространстве право - это тоже элемент политики. И, к сожалению, когда мы занимаемся правом, мы влезаем в политические разборки. Если мы верим в справедливость дела, то будем стараться этому помогать. Безусловно, вопроса нет. Но было бы неправильно говорить, о том, что мы хотим стать форпостом, защищая интересы всех российских журналистов на Украине, но если у нас будет возможность оказывать юридическую, экономическую и информационную помощь коллегам, то мы, безусловно, будем это делать. Это, входит в наш мандат, как мы его понимаем.
- Какие наиболее влиятельные организации с вами сотрудничают?
- Я считаю, что влиятельность международных организаций, к сожалению, сильно преувеличена. Есть несколько хороших международных организаций, очень симпатичных. На первый план, с моей точки зрения, выдвинулась "Репортеры без границ". Эта организация, родившаяся в Париже, имеет отделения в Германии, в Англии, в Швеции…
Они пытались даже из нас сделать некое отделение, но мы воспротивились этому, мы сказали: "Партнеры – да, но мы считаем, что бренд ФЗГ, ничуть не хуже бренда "Репортеры без границ". Поэтому, мы можем вам выдвинуть встречное предложение, а не хотите ли вы стать отделением ФЗГ в Европе. На этом мы помирились и прекрасно сотрудничаем. Главным образом это информационные, правовые и правозащитные аспекты. Эти три вещи, которые мы делаем вместе. Очень часто с нами выезжает представитель "Репортеров без границ", когда мы едем по конфликтам. Они приглашают наших специалистов, если едут в какую – нибудь сопредельную державу. Мы с удовольствием им оказываем в этом смысле помощь и поддержку. На самом деле, даже, когда мы берем только Россию, мы не можем охватить все конфликты, а когда они берут под свою опеку журналистов всего мира, то естественно, что у них тоже не хватает ни энергии, ни ресурсов. Поэтому, в определенной степени, такие форпосты свободы слова, это скорее возможность не упустить какое – то посягательство на свободу слова, нежели помочь и спасти всех, кто от этого пострадал.
На последней встрече в "Репортерах без границ", в которой я участвовал, речь шла о том, что в очень многих странах, включая Францию, существуют законы, отдельно охраняющие интересы и авторитет глав государств, например. То есть, общественный интерес, уровень защищенности журналистов, когда они берутся за темы, связанные с общественным интересом, занижен благодаря этим законам. Во Франции эти законы не применяются, но они есть во французском законодательстве. Мы обсуждали проблему, как сделать так, чтобы за клевету и за оскорбление не привлекали к уголовной ответственности журналистов.
Марк Агатов.