Интервью с Владиславом Бахревским

"Бородино" написали в Евпатории.

Наверное, мало, кто знает, что Евпатория в скором времени станет, знаменита еще и тем, что здесь был написан исторический роман о "Бородинской битве". А автор этих строк, оказался единственным журналистом, которому довелось не только присутствовать при этом литературном событии и брать интервью у писателя, но и сидеть за столом, где рождалась русская история.

Как рождалось "Бородино"?

Из окна обычной двухкомнатной "хрущебы" видны только верхушки деревьев и противоположная, посеревшая от времени пятиэтажка. Окна заставлены цветами. Причем один из цветков растет сразу из двух горшков.

– Удивительное дело произошло с этим цветком, – поясняет автор "Бородинской битвы", – мне подарил этот цветок знакомый. Я посадил его в горшок, а он пустил росток и в соседний, а потом и зацвел. В комнатных цветах я не силен, но цветочный разговор пытаюсь поддерживать.

– Этот цветок называется колонхое, – поясняет хозяин квартиры.

Я сажусь за заваленный рукописями и книгами стол, где еще несколько минут назад на стандартных листках бумаги появлялись рукописные строчки о Бородинской битве.

Стол этот чрезвычайно знаменит, так как большинство из более чем сотни книг, написанных Владиславом Бахревским, родились именно здесь.

Владислав Анатольевич не признает компьютеры, пишет по старинке ручкой. Присутствует на столе правда и пишущая машинка, но писатель ею не пользуется. Он считает, что художественный текст написать при помощи электронно-механических помощников невозможно.

В квартире писателя, да еще и сидя за знаменитым столом, говорить можно только о литературе.

Какие новые книги издал? – повторяет вопрос Владислав Анатольевич, – в православном издательстве МГУ в прошлом году вышла "С моего крылечка речка", а в этом – "Сказка о братцах ежиках и о других малышах". Несмотря на то, что она была почти никак не нарисованная, весь тираж разошелся очень быстро. Это радостно потому, что не только красиво изданная книжка может быстро находить своего читателя. Оказывается, все–таки нужна настоящая детская сказка, и какая – то тяга к этому есть. Другое дело, что эта книжка тоже попадает к определенному читателю. Вышла у меня еще одна книжка, можно сказать с евпаторийским уклоном. "Светка", чуть ли ни одна из моих первых книжек была, А современное издательство издавало "книги для девочек". Но оказалось им надо обязательно пять листов, а в "Светке" – три листа. Я добавил повесть "Ой ли", о том, как лечат в Евпатории детей. В этом году закончил работу над четырехтомником "Златоборье". Первые два тома выйдут осенью. Это такая фольклорная книжка, и в то же время с сюжетом с каким – то. И со всеми сказочными существами – дивами. Она про временам года. Когда-то давно было написано лето, потом осень написал, зиму. И вдруг стало ясно, что никто ее издавать не будет, никакая литература уже не нужна издательствам, занимающимся детской литературой. Так и лежала она у меня в столе. А прошлой зимой сел и написал продолжение. И когда я ее закончил и поставил точку, через час или полтора раздался звонок, и мне сказали, мы хотим издать ваше "Златоборье". Причем сразу все четыре тома. Вернее, они так сделали два тома, сейчас осенью должны выйти и два тома зимой.

– Я всегда гордился тем, что я детский писатель, а книжки последние годы не шли. А вот теперь нашлись и издательства, и пошли книжки детские. Ну, а из больших, я продолжаю работать над книгой о Перовском. Сейчас я пишу Бородино. Вот здесь я сейчас сижу и весь этот месяц в Евпатории пишу Бородинскую битву. Лев Толстой писал, как по полю ездил Пьер Безухов и валял дурака, там у него и Кутузов ничего неделающий, и Наполеон. Когда погибает с одной стороны 50 тысяч, и с другой столько же то это все всерьез.

– Когда – то давно, было популярна фраза "Поэт в России больше, чем поэт". Верна ли она сегодня? – пытаюсь вернуть автора "Бородинской битвы" в наше весьма неспокойное время.

Я думаю, все так и осталось. Никуда ничего не делось. Вот Юрий Кузнецов крупнейший, виднейший поэт России. Он и останется виднейшим, крупнейшим. Другое дело, на какое место потом история литературы его поставит, насколько будут нужны его произведения. Ведь никуда не делся умный человек, никуда не делся умный читатель.

Да, конечно, удары по массам произведены. Массовая культура, как бы торжествует. Но библиотеки – то работают. И очень даже интенсивно работают. Мне приходилось наблюдать это во многих областях России. Вот, последняя моя поездка в Рязань. И там очень серьезно работают с детьми и детская книга также нужна. Но те силы, которые занимаются уничтожением России и русского народа, они дело свое естественно делают. Но ничего не сделают потому, что как когда–то никаким силам ни царской власти, ни церкви не удалось уничтожить старообрядчество и веру, по мнению тех людей истинную. Они уцелели. Отгородились от государства и выжили, и вынесли на своих плечах и сохранили для России драгоценные древние книги 17 века. И того же Аввакума сохранили нам, и уже как выяснилось в 19 веке, Аввакум это величайший русский писатель.

Так и здесь переживем мы этот период детективов, массовой культуры. Детектив это конечно серьезная литература и она отражает некий исторический момент. Но мне кажется – это тоже насаждение, как идет насаждение и поп музыки и поп-арта в искусстве. Нам говорили в школе, что буржуазное искусство гибельно, оно отвратительно. Теперь мы это познаем на себе. Оно гибельно, отвратительно. Европа не умеет рисовать. Мазнул – картина, слон вильнул хвостом – еще одна картина, вот это их искусство. Я писал статью и приводил мысль, что такое безобразие – без образа. Искусство с образом – это настоящее искусство, потому что оно идет от Бога. От иконы. Его прототип образ. А когда без образа – это безобразие. Сейчас творится и в живописи, и такое безобразие изо всех сил внедряют в литературу. Вот такие безобразники считаются сейчас самыми главными писателями в мире.

– Каковы, на ваш взгляд, перспективы сейчас у начинающих писателей? Могут ли двадцатилетние "пробиться" в литературу?

– Пробиться сейчас, смотря, что под этим понимать. Пробиться, в смысле опубликовать свои произведения гораздо проще, чем в советское время. В советское время власти пытались контролировать все и вся, и каждую мыслишку, каждую извилину. Мы все про Сталина говорим, какой он ужасный был. А Хрущев пошел дальше. Он запретил все журналы областные. И в Крыму, когда я сюда приехал, было пятьдесят членов Союза писателей СССР. Среди них были очень сильные литераторы. А напечататься можно было только в издательстве, где стояла очередь большая, или в Москве, где было проблематично попасть в центральные журналы, которых тоже было несколько на всю страну. Это просто лотерея. Кто тебя туда возьмет, даже если ты и написал хороший роман. Сейчас каждая типография готова напечатать сборник твоих стихов. С другой стороны дело–то в том, что все стали местечковыми. Потому что великий поэт напечатает книжку в тысячу от силы полторы тысячи экземпляров, а графоман может и десять тысяч напечатать, если у него есть деньги. Но читателя они не найдут.

– Раньше напечатали в "Юности" и о тебе знает вся страна, а сейчас…

– Вот этого и лишились писатели. Во-первых, у нас, Марк, с тобой разные страны. Слава крымских писателей, своя слава, свой дележ, но ведь это чепуха. Судьба у настоящей русской литературы и всех, кто пишет на русском языке, она же так или иначе общая, а вот, чтобы донести свое произведение до читателя, до всех, до массы – не такое время. То есть все опять превращено в такое элитное, даже журнал "Мурзилка" стал для избранных. Я всегда об этом говорю. Если при советской власти стихи и рассказы я приносил в "Мурзилку", их там печатали тиражом в шесть миллионов экземпляров, то сейчас тираж этого журнала только сто тысяч. Кто его купит. А "Пионерская правда", которую я тоже очень любил, тираж у нее был 12 миллионов, она платила маленькие гонорары, но я приносил и печатал там свои стихи и рассказы, чтобы это попало к ребятам по всей стране. И вот сейчас, когда я прихожу в новые журналы, там сидят новые люди, новое поколение, но вдруг выясняется, что все они знают мои какие–то скороговорки. А более старшие, и повести. Я был писатель, не из тех о ком говорили, замалчиваемый, хотя тиражи–то у меня были в то время огромные. Главное, что тебя читали.

Хотелось бы напомнить, что в советское время, как раз государство было озабочено тем, чтобы у него было, как можно больше талантливых и замечательных мастеров во всех сферах жизни, науки, литературы, искусства. Я уже не помню, в каком году, получил приглашение на совещание молодых писателей. Кто там был? Из композиторов – Таривердиев, из художников – братья Ткачевы, которые теперь академики, из писателей молодых – Юра Коваль… Марк Розовский. К нам кто приезжал? Приезжала Фурцева – она была тогда министр культуры, приезжал Герасимов, ну и все, так сказать, гении. Вот это было нужно стране. А еще, раньше, когда я был совсем молодой, тот же Юлиан Семенов, вышел с предложением в ЦК комсомола, что надо молодому писателю, молодому художнику, дать возможность поездить по стране. Написавший всего какую–то одну книжечку, я мог прийти в ЦК комсомола, и сказать, что хочу съездить на Памир, и мне давали командировку на Памир. Я приходил и говорил, я хочу съездить на Камчатку, и получал командировку на Камчатку. А сейчас этого нет.

Мы продолжаем разговор о том времени, о писателях старшего поколения, о наставниках в литературе.

– Вы руководитель известного в Подмосковье литобъединения. Как вы продвигаете своих учеников, как помогаете им?

– Я в своем крымском журнале кого–то печатал, печатал в московском журнале "ХХI Век", в газете "Российский литератор". Но это не, потому что Бахревский притащил, уровень произведений моих учеников такой, они могут с профессионалами вполне поспорить и спорят. Ко мне приходят очень сильные люди. Я их печатаю. Я считаю, что главное дело литературного наставника помочь человеку, чтобы он нашел себя, свое дело или, по крайней мере, на что–то обратить внимание, чтобы он в плаванье по огромному океану остановился, и сделал свой маленький островок. И отсюда человек становится писателем. У нас сейчас все подмосковные города выпускают замечательные альманахи. У них уровень очень высокий. Так, что литература никуда не делась.

Мы продолжаем разговор о проблемах Крыма, Украины.

– Сейчас много говорят о выборах президента Украины.

– Я русский писатель и могу говорить о России, а не Украине. Психологически народы наши похожи. Приучены к той же советской власти, или к монархии. Но всегда власть уважалась, хоть на Украине, хоть в России. Даже свободолюбивые казаки и те подчинялись Раде, подчинялись строю военному. Это к чему говорю. Президент высшая власть, он может очень много. А игра в демократию, ни к чему хорошему не приводит. Сколько ни обращаются к Путину, прекратите эту американизацию, этот сплошной американский беспредел на телеэкранах, ну и что он отвечает, руководители телеканалов уже поняли, уже улучшается. А что улучшается? Ничего не улучшается. Хорошо, меньше стало там голых женщин, но ведь разве в этом дело. Раньше было телевидение так или иначе интеллектуальное, а теперь даже детские "Спокойной ночи малыши" сокращены до пяти минут, где два–три хихика делают какие–то существа. Потом мультфильм оборванный сразу. На него отводится две – три минуты. Даже песенку колыбельную ее даже не допевают. А ведь, что это не во власти президента, во власти. Ну, это просто одно. А тут за что не возьмись. Очень много может сделать власть. Если власть будет народная. Власть должна быть в какой–то степени и отцовская власть, и думающая о благе народа, а не о том, что я вот пришел к власти, нахватал денег, всех своих родственников озолотил и на этом, так сказать, привет ребята, живите дальше.

Я был на соборе в этом году. По поводу 350-летию Переславской рады. Надо быть продолжателем этого дела. Да Россия проживет без Украины, и Украина проживет без России. Правда, наверное, если по настоящему так без газа, без всего, наверное, трудненько проживет. Ну, как–то проживут люди, каждый в своей хате. Но для чего это, надо жить вместе. И я вот что говорю, на следующий год, кто–то отметит, а кто – то и не знает, будет 400 лет патриарха Никона. Ни Алексей Михайлович, ни московское боярство, не повинны в том, что состоялась Переславская Рада, и наши народы соединились, наконец, чтобы восстановить ту древнюю Русь, которая была единой. Только Никон своей огромной властью и влиянием на царя, заставил царя принять Украину под свою руку. Только его воля и она диктовалась, прежде всего, тем, что у народа вера единая, вера единая, значит и народы единые. Много чего единого. И вот этот Никон, как я говорил, сделал две иконы, оставил своим потомкам. Он сделал, может быть, и вреда немало: появился раскол в русской церкви. Он сыграл в этом злом деле большую роль. Но вот одна его икона. Есть у нас новый Иерусалим. Воскресенский монастырь.

Это образ святой земли построил. Это одна икона. А вторая его икона, Троица Единосущная единение. Она отражение Троицы, которая на небесах. Я думаю все, кто воюет с этим нашим единством, кто борется против этого единства, совершает в общем противобожное действие.

– Почему Россия не защищает своих граждан, оказавшихся не по своей воле в других республиках? Мы беседовали с Владиславом Анатольевичем еще до терактов.

– Потому что наши власти такие умные, такие мудрые и хитрые, что они все хитрят и хитрят. А хитрить и быть великой державой невозможно. Хитрить если можно – то до какого–то все– таки предела. А дальше надо говорить точно твердо и ясно. Вот такое мое мнение. Мнение не политика, а человека, который болеет за все это.

– Что нужно сделать для того, чтобы русские люди, живущие в Крыму, чувствовали себя не оторванными от своей Родины.

– Для этого надо иметь ту власть, которая должна отвечать интересам всех народов. Если Украина, а здесь живет много народов, значит, верховная власть должна заботиться о процветании всех народов и не только украинцев или русских, есть и малые народы. Я состоял в комитете по малым народам при Фонде культуры СССР. Так вот мы заботились о шугнанцах. Дело в том, что у нас толком не знали, сколько народов проживает на территории СССР – сто – сто пятьдесят. На самом деле народов, племен, самоназваний было более 800. И в советское время они были не только равноправны русским, которых насчитывалось 100 миллионов, они были такими же равноправными в том государстве великом. Теперь, видите ли, в таких больших странах, как Украина какое–то идет ущемление. А это ущемление, когда тебе запрещают учиться на родном языке. Для того чтобы человек любил Украину, он должен быть настоящим русским и если живущий на Украине русский человек ущемлен в своих правах – он будет врагом этого государства. Он будет стремиться и сделает все, в конце концов, для того, чтобы это государство разрушить. Если же это будет человек уважаемый, почитаемый, если он может развивать все свои таланты и свои так сказать национальные особенности, то, конечно, это будет единая страна, которую уже никогда не взорвать. Я думаю, вот об этом надо думать политикам. Всякое унижение, всякое оскорбление это ненависть, это затаенная ненависть. Если нельзя ее выказать по–настоящему, то придет время, и ее выкажут.

– И еще одна тема, на которой стоит остановиться, – продолжает Владислав Анатольевич

– Недавно вышла в свет моя книжка, которую я назвал "Богатырские сказки". Тема такая, Россия теряет деревню. Она уже почти потеряла. Я написал книжку. Это может быть и безнадежный всхлип, но это мое человеческое такое, писательское. Одна из таких вещей. Деревни все умерли. Остался прадед и правнук. Дед его научил что – то строить и когда внуку исполняется 12–13 лет, дед говорит, ты иди и строй в каждой брошенной деревне церковь. Внук говорит: "Я же не умею". Но ты же умеешь немножко. Строй пока часовенки маленькие, вот как ты пойдешь, и в каждой строй. Вот мой герой идет и строит, вроде бы на пустом месте. Кончается тем, что возрождается через это жизнь. А почему это так важно. Жизнь деревни. Это ведь все корни народа, вся его поэзия его душа, все рождено деревней, землей, общением человека с землей. Если этого нет, то народ превращается в среднестатистическое то самое жалкое существо, которое от нас добивается Америка и все эти мировые силы, мешок денег правит миром и ему нужен среднестатистический человек, среднестатистический народ, которому надо посчитать, сколько всего надо и сколько для него произвести. И чем он меньше будет там, каким то там особым, лучше. Поэтому и уничтожаются все национальные корни, это и происходит сейчас на Украине с русским народом.

И самое то главное, деревня это язык, живой язык. Деревня создавала язык. При убитой деревне язык уже прекратит свою подпитку. Родники, криницы будут осушены и все. Кончится жизнь языка, а с гибелью языка начинается гибель народа.

Я поднялся из–за стола, за которым Владислав Бахревский пишет исторический роман о "Бородинской битве" и хотел расспросить его о новом произведении, но он остановил меня: "Книги надо читать, а не говорить о них. Вот закончу рукопись….".

В тихом зеленом дворе у подъезда степенно прогуливались соседи Бахревского, которые и не догадывались, что на третьем этаже, прямо над ними идет "Бородинское сражение".

Самое настоящее.

Марк Агатов