Авантюрный роман
Марк Агатов
2. Офицера обезвредит суд
Книга первая.
СЕМЕН ВОДКИН — ИМИДЖМЕЙКЕР
Вместо предисловия
1. Семен Водкин приступает к работе.
2. Офицера обезвредит суд
3. Неудачное предсказание
4. Премьер — министр и питерский мошенник!
5.Вася пекарь идет в суд
6."Ударим сексом по избирателям"
7. Бывший премьер спасает президента
8. Предвыборная дегустация натурального русского продукта
9. Прогнозы Полубоярина
10.Базаров и бывший крымский премьер
Книга вторая.
ПРОВАЛ ОПЕРАЦИИ "ПРЕЕМНИК"
Ночной визит Консультанта или мистическое предисловие
1. Визит Кальсонера
2. "Коту Бегемоту — звания Героя я не присваивал".
3. Биополитик Неофауст открыл глаза на демонстрантов.
4. Марат Барский на украинском майдане
5. "Мордоделы — мошенники" на Киевском майдане.
6. Крымский премьер уходит в оппозицию
7. "Даешь, остров Крым!"
8. Финал операции "преемник".
9. Последний день Помпеи
Появлению Семена Водкина на полуострове предшествовали долгие и сложные телефонные переговоры. А чтобы не тратить лишние деньги, он снял за три бутылки водки у спившегося мужичишки однокомнатную квартиру на улице Кубанской в Москве, подключился к телефону его соседа, который целыми днями пропадал в своем НИИ, и стал накручивать зарубежные номера. Из всех клиентов, а их было два десятка, он остановил свой выбор на директоре рынков с характерной фамилией для этой должности — Базаров, хозяйке центрального универмага Скоробогатой и директоре пивобезалкогольного завода Непейпиво.
Последний собеседник Семену особенно понравился. По голосу чувствовалось, что человек он компанейский, пьющий, толстый и лысый. Звали господина Непейпиво — Артур Галимзянович. Московский мордодел тут же, навскидку, по телефону, предложил Артуру Галимзяновичу рекламный слоган: "Пейте пиво от Непейпиво!"
Пивному барону слоган не понравился, и он долго рассуждал в этой связи об истоках его не совсем обычной фамилии, потом сделал небольшой экскурс в историю пивоваренной промышленности города-курорта, а в заключение монолога подчеркнул торжественно и веско: "Непейпиво — исконно украинская фамилия и нести ее нужно с гордо поднятой головой".
На что Семен тут же ответствовал:
— А у меня фамилия исконно русская — Водкин и она тоже к очень многому обязывает. Надеюсь, вы меня правильно поняли?
— А як же ж, — радостно зацокал языком Непейпиво, — по секрету сказать, ведь мы, основной доход не от безалкогольной лабуды тут получаем, а от, как это помягче выразиться, от нее, родимой,... Так что и ваша фамилия в нашем ассортименте присутствует в полном объеме.
Договорившись о встречах, заслуженный мошенник СССР Семен Водкин, отправился на Курский вокзал за билетом. Для порядка покрутился у касс, поговорил с пассажирами и неожиданно передумал ехать в уездный город N. Дело в том, что у кассы N13 Семен Водкин засек элегантно одетого мужчину с дорогим кейсом из крокодиловой кожи. В правой руке он держал скрипку, вернее футляр из орехового дерева с причудливыми узорами и вензелями.
"На Страдивари похоже, — мелькнуло в голове у отпетого мошенника, — да ее ж толкнуть за миллион можно".
Скрипач брал билет до Киева в вагон "СВ" и очень настойчиво просил выделить ему нижнюю полку.
— Поезд отходит через три часа, вагон тринадцатый, место тринадцатое, — прогнусавила кассирша в микрофон, — до Киева.
После ухода скрипача к окошку, растолкав пассажиров, протиснулся Семен Водкин.
— Мне до Киева, на сегодня, в тринадцатый вагон и, глянув на часы, добавил, на тринадцать часов, в вагон "СВ".
— Одно место осталось, двенадцатое, — пробубнила кассирша и назвала цену.
Семен, вывернув все свои карманы, с большим трудом наскреб нужную сумму, схватил билет и побежал в аптечный киоск.
— От давления, клофелина пачку, — подмигнув молодой провизорше, попросил Семен.
— А у нас есть от давления лекарства и получше, — тягуче произнесла женщина, — новейшая разработка, вчера только из Нигерии прислали.
— Мне клофелина надо, а то, что нигерийцы прислали, то для негров, а я белый. Не видишь, что ли?
Женщина надула обиженно губки и небрежно бросила на прилавок упаковку клофелина. Перед самым отходом поезда Семен, нацепив бляху носильщика, подхватил тяжеленный чемодан дородной крестьянки из Тернополя и так шустро понес его, что неповоротливая баба затерялась на одном из подземных переходов. Бросать чужой чемодан на перроне Семен посчитал верхом бестактности, занес его в свой вагон и быстро открыл. Кроме женской одежды, сменной обуви, изготовленной в Кривом Роге, тампаксов и дешевеньких духов, он там обнаружил завернутый в целлофан килограммовый шмат сала, две головки лука и буханку окаменевшего за долгую дорогу "Монастырского" хлеба. А в аккуратно сложенных рейтузах — тугую пачку украинской независимой валюты.
— Тысячи две будет, — мгновенно оценил Семен по весу украинские гривны. — И все десятками, десятками. У них что там, крупнее банкнот нет в Тернополе? Кто ж деньги в чемодан прячет, голова садовая? Их в лифчик надо было сунуть, а не в рейтузы. Хотя такую пачку...
В этот момент в дверь осторожно постучали. Семен бросил деньги в чемодан и засунул его под столик.
— Открыто, входите, — как можно дружелюбнее произнес мошенник.
Дверь открылась, и в купе протиснулся скрипач с дипломатом и скрипкой. Следом за ним шел носильщик с двумя английскими чемоданами из настоящей, хорошо выделанной кожи. Скрипач дал носильщику десять баксов и, повернувшись к Семену, представился: "Лауреат международного конкурса имени Чайковского, заслуженный артист Аниарки, Наливайко Иван Петрович.
— Какая встреча, — расплылся в улыбке Семен, — наслышан, наслышан, а вот лично не доводилось встретиться. Моя фамилия Шереметьев. Действительный член дворянского собрания, Санкт-Петербург. Надеюсь, о графе Шереметьеве напоминать не надо.
— Знаю, конечно, знаю, — обрадовался скрипач, — в честь него ж в Москве еще и аэропорт назвали — Шереметьево-2. Я оттуда в Австрию на гастроли летал.
Последующие два часа попутчики упражнялись в остроумии, вспоминали занимательные случаи из личной жизни и анекдоты, рассказанные клоуном Никулиным и армянским радио. От спиртного скрипач категорически отказался.
— Печень замучила, доктора не велят, — постучал себя по животу Наливайко.
Но перед тернопольским салом он не устоял. Семен, проявив небывалую услужливость, сбегал за чаем, по дороге растворив в стакане, пять таблеток клофелина. Помешав адскую смесь, он поставил стакан перед скрипачом. Отведав украинского сала, Наливайко прилег отдохнуть, и уже не вставал до самого Киева. Российские пограничники документы в вагоне "СВ" проверять не стали, а украинские мельком глянули на паспорт Наливайко с многочисленными штампами зарубежных таможен, и будить великого музыканта не стали. Второй пассажир — бедновато одетый Семен – также не вызвал интереса у таможни. Дело в том, что он предъявил погранцам не москальский паспорт с двуглавым орлом, а украинский с трезубом, на имя Потемкина Ивана Петровича. Паспорт этот Семен, стащил у какого то малороссиянина, прибывшего в Москву из Львова. Хозяин документа внешне был весьма похож на Семена, а паспорт с бумажником прятал в "чужом" заднем кармане брюк. Мимо вопиющего ротозейства Семен пройти не смог, а потом, тщательно изучив фотографию, пришел к выводу, что границу пересекать ему будет сподручнее с украинским паспортом Потемкина, чем со своей весьма непрезентабельной справкой об освобождении из мест лишения свободы.
На первой же станции после границы, Семен покинул спящий вагон, не забыв прихватить с собой чемодан с концертными костюмами скрипача. В вокзальном туалете он быстро переоделся, натянул на глаза дорогую ондатровую шапку, и на рейсовом автобусе отправился на юг.
Доехав без приключений до узловой станции, Семен Водкин пересел на московский поезд, занял там пустующее купе в вагоне "СВ", и, как белый человек, прибыл рано утром в уездный город N. На вокзале он нанял частного таксиста и с шиком, на шестисотом "мерсе", подкатил к конторе рынка, руководил которым уже известный читателям господин Базаров.
Кстати, никакой скрипки в руках у Семена Водкина в уездном городе Н. никто не видел. И это очень важная деталь, так как, очнувшийся в столице Аниарки после отравления клофелином скрипач Наливайко сообщил милиции, что кроме личных вещей, денег и концертного костюма, у него пропала бесценная уникальная скрипка, созданная итальянским мастером Гамбсом в одна тысяча восемьсот шестьдесят пятом году.
Следователю показалась знакомой фамилия итальянца, и он потом долгими зимними ночами вспоминал, где ее слышал, но так и не вспомнил. И это не удивительно. Слишком мало ценителей истинных шедевров осталось в нашей стране. К счастью, один из них присутствует в этом повествовании на правах главного героя. Семен Водкин, наверняка, смог бы назвать дело, которым прославился господин Гамбс, но в данный момент он не был расположен к разгадыванию кроссвордов, так как находился в кабинете самого Базарова.
— На первый взгляд, задача, которую ставит перед вами руководство рынками, не выполнима, — заговорил в третьем лице о себе господин Базаров, — нам надо нейтрализовать одного кандидата в депутаты от "Русского блока" — молодого офицера-спецназовца.
Базаров бросил на стол листовки своего противника, его фотографию и фотокопию паспорта. Местные знатоки избирательных технологий вообще-то советовали ему не испытывать судьбу, и без лишнего шума перейти на другой избирательный округ, так как победить в честной борьбе красавца-офицера, героя всех последних войн, хозяину рынков с такими внешними данными было просто невозможно.
— За него будут голосовать воины-афганцы, члены их семей, а также весь "левый" электорат, который только и мечтает, как бы посильнее нагадить нынешней власти, — предупреждали Базарова советники. — А самое главное, за этого офицера-красавца проголосуют домохозяйки, потому что он очень похож на главного положительного героя бразильского телесериала Хуана Карлоса. Вы можете представить, чтоб красавца Хуана проигнорировали наши женщины?
Сравнение Ивана Петрова, бравого майора-спецназовца, с бразильцем Хуаном не было натяжкой. В профиль это было одно лицо. Поэтому и свою беседу с московским специалистом директор всех рынков начал с демонстрации фотографий Хуана и Ивана.
— Сходство есть, — изучив фотографии, подтвердил Семен Водкин, — но это еще ничего не значит. Просто сумма, необходимая для нейтрализации вашего конкурента несколько вырастет. Скажем, за 50 тысяч долларов я смогу его уничтожить.
— Убить? — сделав круглыми глаза, с надеждой спросил Базаров. В душе он ненавидел Петрова и желал ему всяческих бед. И дело было не только в выборах. Услужливые охранники за три месяца до начала избирательной кампании, в офисе афганцев, засняли на видео междусобойчик бывших спецназовцев. Так вот там Иван Петров, после третьей рюмки, весьма омерзительно изображал своего главного конкурента на выборах, как он выразился, "свинью Базарова". Зрители умирали от смеха и изощрялись в остроумии, придумывая Базарову невообразимые клички.
— Зачем же сразу убивать, — вернул Базарова к суровой реальности Семен Водкин, — я ведь не какой-то там уголовник из Солнцева. Я — имиджмейкер, и в моем арсенале есть тысяча и один способ морального уничтожения противника. Мы его убивать не будем, мы просто снимем этого офицера с выборов.
— Но как это сделать?! — в волнении вскочил со стула хозяин кабинета, — он такой правильный, и действует всегда только по закону.
— За пятьдесят тысяч долларов я докажу, что даже сам Папа Римский недостоин, быть депутатом вашего райсовета.
— Я бы хотел стать депутатом республиканского уровня, — покраснел скромный Базаров. Депутатский мандат ему нужен был для приватизации огромного санаторного комплекса, построенного еще во времена социализма на деньги КПСС. Бывший партаппаратчик эти деньги считал своими. И каждую ночь физически страдал из-за того, что партийные деньги могут попасть в руки какому-нибудь безродному прохиндею, а не ему, проверенному бойцу коммунистической партии, дослужившемуся до поста второго секретаря обкома. А чтобы решить этот вопрос, надо было в обязательном порядке стать депутатом Верховного Совета, возглавить там какой-нибудь комитет или комиссию, а уж потом предъявлять свои права на санаторий.
Семен Водкин, внимательно наблюдавший за страданиями Базарова, отразившимися, как в зеркале, на его физиономии, тут же исправил свою оплошность.
— Я имел в виду, конечно же, республиканский парламент. О чем вы говорите, господин Базаров! Да вы достойны самого высокого поста не только здесь, но и в столице. Это Папа Римский мечтал стать депутатом районного Совета в одном из воеводств Польши. А вы... С вашим опытом и деловой хваткой...
После этих слов директор рынка зауважал Семена Водкина, хотя его намеки на первосвященника Базарову показались все же грубой лестью, но он отнес это к издержкам профессии московского гостя. Ну что возьмешь с имиджмейкеров, они как поэты, любят все преувеличивать и облекать в красивые слова.
После недолгих торгов высокие договаривающиеся стороны сошлись на сорока пяти тысячах долларах и бесплатном пансионе для московского гостя и его команды. Разместить Семена Водкина директор всех рынков решил на обкомовской даче, на берегу моря, в уютной тихой бухте. По счастью, об этой дачке местные депутаты забыли, а когда особо бдительные граждане попытались вернуть ее народу, оказалось, что домик у моря уже давно приватизирован неким физическим лицом, имя которого не разглашается в соответствии с условиями подписанного местным мэром договора о купле — продаже. Попытки журналистов проникнуть на охраняемую злыми овчарками территорию не увенчались успехом. Им удалось установить только, что эта дача, как и в доперестроечные годы, используется для приема высокопоставленных чиновников и крупных воротил бизнеса. А самую главную тайну они так и не узнали. Физическим лицом, выкупившим за бесценок обкомовскую дачу, был родной брат Базарова, до переворота служивший управделами обкома партии. Именно на эту дачу и отвез своего московского гостя директор рынка.
Апартаменты Семену Водкину очень понравились. Все было выдержано в строгом партийном стиле. На мебели, коврах, посуде, то и дело встречались надписи: "Управделами ЦК КПУ", "Обком КПУ", "Совмин" и инвентарные номера. В коридорах, просторных холлах и номерах для гостей, висели картины известных художников в дорогих рамах эпохи соцреализма. Пронзительная, белоснежная березовая роща, бушующее море, терпящий бедствие четырехмачтовый парусник, соседствовали с парадным портретом генсека Брежнева и скромным ликом Андропова. Семену показалось, что в этом особняке у моря навсегда остановилось время, и календарь должен был показывать восьмидесятый, а не две тысячи второй год.
— Вы, наверное, заметили, что здесь собраны лучшие картины, созданные художниками в конце прошлого века. Это все подлинники. Никаких подделок и "черных квадратов" малевичей вы здесь не найдете. Эти картины — бесценное достояние всего советского народа, — с пафосом продолжил Базаров, — и я считаю за честь сохранить их для потомков. Да и нынешним руководителям нелишне будет знакомство с подлинным искусством, а то куда ни придешь, со стены или голые бабы в извращенных позах, или полная абстракция на фоне икон.
Семен Водкин, последние семь лет, наслаждавшийся единственной, висевшей в бараке напротив входной двери, репродукцией "Три богатыря", полностью поддерживал хозяина номенклатурной дачи. "Черный квадрат" Малевича он считал высококлассным мошенничеством и грозил сокамерникам наплодить подобные шедевры в неимоверных количествах. Эта тема в зоне широко обсуждалась после того, как один российский банкир выкупил для музея кусок холста с черным квадратом за миллион долларов.
— Бабки дуракам некуда девать, — надрывался перед сокамерниками Семен, — за абстракции и кривые рожи миллионы платят, а чо их рисовать. Да я без всякой подготовки могу начальника нашего изуродовать так на холсте, что за него сто тысяч отвалят зеленых.
— А карцера десять суток не хошь от "хозяина" получить за извращение основной линии и издевательства над действительностью? — ехидно спросил у Семена фальшивомонетчик Фридман, которому за подделку американской валюты впаяли восемь лет.
— А ты вообще молчи! — тут же переключился на Фридмана Семен, — мазила, американского президента исказил. Да если б тебя с этими долларами в Америке поймали, то ты не восемь лет сидел, а все пятьдесят. Ну, где ты видел косого президента Америки?
— Получилось так, — буркнул Фридман и отошел к шконке.
— А получилось косоглазие у американского президента из-за того, что Фридман в фальшивомонетчики из абстракционистов пришел. А там кривые, косые, уродливые — все в масть. А ведь мудрая партия учила нас, неразумных, что абстракционизм — опаснейшее явление нашей эпохи, и остерегаться его надо и бежать от него, как от чумы. А Фридманы у нас всегда умнее всех были, установкам партийным не верили, "голоса" вражьи по радио ловили, и вот результат: Фридман изобразил косым президента США на сто долларовой купюре, чуть международный скандал не вызвал, хорошо еще, что бдительные органы вовремя пресекли его антинародную деятельность.
Семен Водкин резко мотнул головой, освобождая себя от непрошеных воспоминаний.
— Я вас полностью поддерживаю, господин Базаров. Мне эти абстракционисты с косым президентом во, где сидят, — провел по горлу московский имиджмейкер, — и к иконам, если там новодел какой — никакого почтения. Другое дело, если подвернется что-нибудь старинное. Но сейчас это такая редкость. Иноверцы все стоящие иконы за рубеж уперли. Даже из церкви украсть нечего.
Последняя фраза насторожила директора всех рынков. Он вспомнил, что не ознакомился с документами имиджмейкера, не видел его рекомендательных писем, отчетов о работе. А вдруг он никакой не имиджмейкер, а простой мошенник?
Семен Водкин шестым чувством ощутил, что сморозил какую-то глупость, и попытался успокоить хозяина партийных апартаментов.
— Это я вам с позиции делового человека, если так можно выразиться, про абстракционизм и иконы сказал. Лично мне, как действительному члену дворянского собрания, ближе картины, написанные в духе соцреализма, рассказывающие о родной природе, море...
Краем глаза Семен наблюдал за Базаровым и отметил, что упоминание о дворянском собрании у бывшего секретаря по идеологии вызвало нервный тик. Веко левого глаза у него задралось кверху, почти полностью обнажив верхний сегмент глазного яблока, а с правым глазом произошло нечто обратное. Он прищурился, как будто от сильного солнечного света. Ко всему прочему, нижнюю челюсть Базарова повело влево.
— Так вы дворянин? — тяжело задышав, спросил Базаров.
— Не знаю, как и сказать, — замялся Семен. Бывший партаппаратчик мог люто ненавидеть дворян и прошлых, и нынешних. — Видите ли, мой дед по материнской линии служил при дворе, и в какой-то степени был приближен к дворянству, а вот дед по линии отца — стопроцентный пролетарий. В семнадцатом году он участвовал в штурме Зимнего. Ну а потом тут все перемешалось. Дед по линии отца ушел служить в ЧК, а по линии матери — тот наоборот. Короче говоря, я наполовину, если так можно выразиться — дворянин.
От напряжения Семен Водкин аж вспотел, достал платочек и приложил его ко лбу.
— С происхождением не все в порядке, — отметил Базаров, — ужом изворачивается, значит, что-то скрывает от партии.
В директоре рынка вдруг проснулся второй секретарь обкома компартии. Он подошел вплотную к Семену и, выдыхая прямо в ухо, загремел тяжелым натужным басом.
— Разоружись перед партией, приспособленец! Кто тебя прислал сюда?
— Меня? — удивленно захлопал глазами Семен, — так вы ж сами пригласили, чтоб я на выборах помог.
— Почему деда-чекиста позоришь связями с отщепенцами?! Кто позволил с нашими врагами якшаться? — продолжал наседать Базаров. — Дворянин хренов! Да мы их в семнадцатом году всех на баржу и в море! Никто не ушел от карающей десницы ЧК. А ты продался за чечевичную похлебку классовому врагу. Дворянин объявился! А где ты при советской власти прятался?
— Там же, где и при нынешней! — обозлился Семен Водкин, — по тюрьмам да пересылкам. Вам нужен человек, способный выиграть выборы, так он перед вами! Я завалю любого конкурента, а мое происхождение, мое прошлое вас не касается. Потому что вы такой же приспособленец, как и я. Истинные коммунисты сегодня по мусоркам шарят, а вы прихватизировали партийную собственность, и бульдозером во власть прёте. Но без меня вы ничто, потому что с тем офицером институтки не справятся, а я смогу поставить в позу любого! У меня есть рекомендации от самого Кошмарова.
Семен достал из внутреннего кармана узкий конверт с надписью "Правительственное", извлек оттуда письмо, отпечатанное на фирменном бланке российско-американского консорциума "Имидж".
Эту фальшивку Семен изготовил заранее, в Москве, стащив фирменный бланк во время посещения офиса этого СП.
— Я работал в команде Кошмарова на выборах Немцова, Жириновского, — Семен лихорадочно вспоминал наиболее известных российских политиков, но кроме Зюганова в голову ничего не приходило, — ну и, конечно, Геннадия Андреевича.
Базаров стоял как каменный гость перед клеткой жалкого кролика и беззвучно шевелил губами.
— У меня большой опыт, — неуверенно продолжил Семен Водкин.
— Сидел за что? — резко оборвал имиджмейкера Базаров.
Семен стал лихорадочно придумывать для себя благородные статьи: превышение необходимой обороны, автоавария... Кроме этого, в голову ему лезло нечто непотребное, вроде "неоказания помощи иностранному судну, терпящему бедствие" или "использование эмблемы красного креста во время боевых действий".
— Я за мошенничество сидел, — махнув на все рукой, решился сказать правду Семен.
— И долго?
— Последний раз — семь лет.
Раскрыв свои карты, Семен мгновенно постарел лицом, стал ниже ростом и на Базарова смотрел глазами запуганного животного, точно так он вел себя в зоне, в присутствии контролеров и вохры.
— Письма он мне сует, сучара, — неожиданно подобрел Базаров, — да я насквозь каждого проходимца вижу, имиджмейкер хренов. А по-русски как это звучит, или не переводится?!
— Почему ж не переводится, — успокоился Семен, — людей моей профессии мордоделами зовут.
— Мою морду трогать не будем, она и так прекрасна, а вот красавчику Петрову физию отрихтовать придется.
— Все будет сделано в лучшем виде. Если не удастся нормальным путем, применим средство для полного облысения с последующим исчезновением в морской пучине, или горной пещере, а если потребуется — к однополчанину подселим на городское кладбище, в могилку. Методика отработана, так что берите, не прогадаете.
Базаров не спешил с ответом. С одной стороны его этот зэковский шнырь, чуть не кинул на большие деньги, а с другой — залетный прохиндей может и пригодится для грязных дел.
— Мы тут посовещались, и я решил, — вполне серьезно проговорил Базаров, — поработаешь на меня втемную, под присмотром Ивана да Марьи. Люди они серьезные, попытаешься смыться, — убьют, и им за это ничего не будет. У обеих справки из психдиспансера о полной невменяемости.
Базаров завел Семена Водкина в небольшую, по-спартански обставленную комнату, предназначенную, скорее всего, для обслуги.
— Жить будешь здесь, — продолжил Базаров. Он достал из папки список претендентов на депутатский мандат, и безапелляционным тоном человека, привыкшего командовать винтиками-людьми, сказал:
— На моем округе 21 соискатель. Кроме Петрова, обрати особое внимание на мадам Скоробогатую — хозяйку универмага, и директора пивзавода с дурацкой фамилией Непейпиво.
Семен вздрогнул от неожиданности, и не смог скрыть, что две последние фамилии ему знакомы.
— Они звонили в Москву, — неуверенно произнес мошенник.
— Я так и предполагал, — расплылся в улыбке Базаров, — при таком раскладе развести их на деньги будет намного легче. Твари, надумали со мной тягаться. Я им покажу выборы. До конца жизни запомнят.
Базаров перестал двигать челюстью и надолго задумался, прикидывая варианты использования московского мордодела. Можно, конечно, сегодня же заслать его в штаб противника к Скоробогатой или Непейпиво. Вот только, что он там узнает. Они ж его самого начнут напрягать, чтоб составил программу избирательной кампании, тексты листовок, радиовыступлений. Но это не главное. Проблему может создать Непейпиво, он просто перекупит мошенника, и мне самому придется, потом искать способы защиты от предателя. Нет, это не вариант. А может, поручить ему разработку предвыборных трюков по снятию конкурентов?
— Для начала проверим твои умственные способности, — наконец принял решение Базаров. — Оставляю тебе закон о выборах, гражданско-процессуальный кодекс, а также копии решений судов и избирательных комиссий. До завтрашнего утра проанализируй законодательную базу, и придумай варианты, как при помощи подставы снять с выборов Петрова.
— Одно уточнение, господин Базаров: с судьей, который будет рассматривать это дело, вы сможете решить вопрос, или действовать придется строго по закону?
— О законах здесь вещать надо шепотом! Придерживаться их в процессе подготовки спецакции никто тебя не просит, а вот конечный результат, с которым ты пойдешь в суд, должен иметь стопроцентное прохождение. У судьи не должно быть выбора. В то же время, я допускаю проведение определенной работы с судьями, чтобы они приняли ЗАКОННОЕ, подчеркиваю — ЗАКОННОЕ решение, которое не сможет отменить Верховный суд Украины.
— Усе понял, шеф, — подражая популярному киногерою, прокричал Семен. Он, остался весьма доволен развитием событий, и, не очень расстраивался, что не удалось кинуть на бабки лоха, без какой-либо отработки. Во-первых, Базаров — не такой дурак, чтобы отдать сразу всю сумму. Скорее всего, он кинул бы десятую часть на мелкие расходы. А из-за такой мелочи идти на риск будет только идиот, или полностью отмороженный наркоман. Во-вторых, директор всех рынков — не милиция, "кинувшего на бабки" будет искать через бандитов. В Москве у него, наверняка, кто-нибудь найдется. Через номера телефонов выйдут на съемную квартиру и бабку Смердюкову. О Семене она ничего не знает, но кореша зоновского сдаст, наверняка. Она ж с ним лет десять назад жила в одном доме. Понятно, что через Пердюкова-Шереметьева они легко установят его анкетные данные.... При таком раскладе о дальнейшем ходе событий лучше и не говорить: удавка, раскаленный утюг, пытка, электричеством... Базаров, судя по всему, человек серьезный, с таким лучше дружить.
В этот момент в комнату вошел двухметровый детина, с плоской, как блин, физиономией и длиннющими руками. Семен обратил внимание на выпирающие из-под кожи "набитые костяшки" на кистях рук. "Каратэ занимался, — отметил он про себя, — а рожа явно дебильная".
— Мне тут вот, — начал мужик неожиданно писклявым голосом, — хозяин сказал, чтоб я за тобой присмотрел и, это самое, объяснил все, как есть.
— Меня Семен зовут, — представился гость.
— Мне сказал хозяин, что ты будешь тут жить, — заученно продолжил Иван, — завтрак, значит в восемь, обед в два, а ужин в семь. Опоздавшему — хрен. Он неожиданно заржал, закатывая к потолку глаза. Отсмеявшись, Иван продолжил, — стих получился: ужин в семь, а опоздавшему — хрен, надо будет записать.
— А ты еще стихи пишешь? — попытался наладить контакт с явным дебилом Семен. Охранник у него вызывал серьезные опасения. Он чем-то напоминал ему огромного пса, скрещенного с человекоподобной обезьяной. В зоне от таких дураков Семену не раз доставалось. Дебилов, которые чаще всего на нары попадали за убийство, пригревали возле себя воры, и использовали их для "наведения порядка". Причем, перевербовать идиотов на свою сторону не удавалось. Они до конца служили своим, однажды выбранным хозяевам. Иван был явно из такой породы.
— В тетрадку пишу, — расплылся в улыбке Иван, — стихи и песни. Как кино по телеку посмотрю, тетрадь беру, чтоб, значит, стих родить. У меня, их уже две.
— Уважаю поэтов, — подошел вплотную к дебилу Семен, — только тонкий человек может ухватить сюжет, передать настроение.
— Не..., — прервал Семена Иван, — я не такой тонкий, я тут в охране служу, чтоб порядок был и воров от забора гоняю. А Марья — моя жена. Ты с ней не балуй. Если увижу что — убью.
— Я не по этой части, — успокоил дебила Семен, — меня бабы не интересуют.
— Пидор, что ли? — неожиданно оживился Иван, — тут такие бывают оргии между мужиками...
Сторож со смаком стал пересказывать интимные подробности общения голубых на номенклатурной даче: "А еще тут мазохисты бывают из Киева. Их бабы плетками лупцуют, на цепь сажают...".
"Похоже, я попал на номенклатурный притон "новых украинцев", — отметил про себя Семен Водкин, — вот только информация эта мне пользы не принесет. Тот, кто много знает — мало живет".
А жить Семену хотелось вечно. И хоть он уже не раз смотрел в глаза смерти, трижды судимый мошенник верил в свою звезду. А полуостровные выборы считал первым этапом вхождения в высшие круги деловой и политической элиты Аниарки, резонно полагая, что самые большие деньги сейчас крутятся в избирательных штабах.
До двух ночи Семен Водкин, как прилежный ученик, штудировал гражданский и процессуальный кодексы, Законы о выборах, о печати, информации, постановления судов по различным предвыборным делам. С особым вниманием Семен перечитал жалобы соискателей депутатских мандатов, незаконно снятых с выборов. К утру, он ощущал себя большим знатоком законов, и готов был в течение ближайшей недели снять с выборов всех противников господина Базарова.
Директор рынков приехал на дачу к обеду. Жена Ивана Марья, выполнявшая здесь обязанности поварихи и официантки, выставила на стол китайский фарфоровый сервиз, предназначенный для знатных гостей. Из подвала принесла две бутылки крымского муската.
Поварихе на вид было лет двадцать — двадцать пять. Дородная, краснощекая девица с высокой, полной грудью и длинными, идеально ровными ногами "от ушей" игриво подмигивала Семену, и, накрывая на стол, наклонялась так низко, что своей твердой, напряженной грудью касалась его лица. От поварихи пахло молоком. Семен ерзал на стуле, стараясь отвести глаза от ее бесстыже короткой юбки и отвлечь себя от опасных желаний. Повариху, наверняка, Базаров подкладывал нужным людям, после чего на сцене появлялся дебил Иван с претензиями к любвеобильному гостю. Не исключено, что сцены морального падения "богатеньких Буратино" эта сладкая парочка фиксировала на видео, для последующего шантажа. Все эти мудрые мысли мелькнули в голове у Семена, но желания переспать с поварихой от этого не убавилось. И хоть никогда Семен не ощущал в себе способностей Дон Жуана, ему остро захотелось наставить рога дебилу Ивану на его семейном ложе.
— Слушаю ваши предложения, — отвлек Семена от грядущего разврата Базаров. На нем был строгий черный костюм, шелковый галстук и белоснежная рубаха из тех, что по телевизору демонстрируют в рекламе стирального порошка.
— Для того чтобы снять офицера с выборов, мне нужен "конченый лох" из местных предпринимателей с большими амбициями, чтобы использовать его в качестве ударного предмета в судах. Вы сможете найти в этом городе способного на все олигофрена и кляузника? — не раскрывая замысла будущей авантюры, спросил Семен.
— Такой человек есть, — разливая по бокалам мускат, произнес Базаров, — Вася Пекарь. Предприниматель-неудачник, олигофрен, дебил и алкоголик. Как говорят — три в одном. Он хотел накормить Париж отравленными мидиями, выращенными в местной канализации, но там от этого деликатеса отказались, и Пекаря чуть не посадили. Теперь он не у дел и весь в долгах. Кредиторы отобрали у Васи всю недвижимость, и продолжают таскать по судам.
— А как его кинули? — живо заинтересовался банкротом Семен Водкин. Ему как раз нужен был подобный тип.
— История темная. По одной из версий его обул какой-то химик. Вася хотел прибрать к рукам местный химзавод. Но, скорее всего это не вся, правда. Я подозреваю, что аферы Пекаря попали на глаза московскому журналисту из газеты "Наше дело" Марату Барскому, и он организовал его банкротство, после чего написал рассказ "Пекарь химзавод не купит".
— А найти этот рассказ возможно?
— Нет ничего проще, — усмехнулся Базаров, — Маша, принеси мне досье на Пекаря. А, когда женщина покинула обеденный зал, — продолжил:
— Ты меня перед этим Васей не свети. Он когда-то вывел в люди местного авторитета. Способный мальчонка, начинал у Васи водителем, а потом поднялся до первого заместителя главаря местных рэкетиров.
— Был вторым секретарем горкома? — перевел на номенклатурный язык странное словосочетание "первый заместитель главаря местных рэкетиров" Семен Водкин.
— Это не совсем так. Водила Пекаря после ареста главаря бандитов стал здесь хозяином.
— А чего ж он не помог своему благодетелю?
— А думаю, что на этот вопрос ты сможешь ответить сам, после знакомства с Пекарем.
В этот момент открылась дверь, и повариха передала канцелярскую папку с надписью на обложке "Пекарь" Базарову.
— В этой папке, кроме статьи, собраны материалы его судов, кляуз в избирком, исполком....На ознакомление хватит и часа, после чего Маша отвезет тебя в "Универмаг" к мадам Скоробогатой. Запудришь ей мозги по той схеме, как ты пытался это сделать мне, и она тебя выведет на Пекаря. А Машу представишь Скоробогатой своим секретарем. Ее в городе никто не знает. Обрати внимание, что все переговоры с местной блатотой и представителями власти, ты обязан вести в присутствии Маши. Уклонение от этого условия карается по законам военного времени — расстрелом без суда и следствия. Надеюсь, я понятно изложил главное требование твоей безопасности. И еще одно. Муж Маши очень ревнивый, а она женщина слабая и страстная. Не советую испытывать судьбу.
После обеда Семен Водкин внимательно изучил содержимое папки. Заявление в суды и избиркомы, подписанные Пекарем, весьма точно говорили о его психической неполноценности:
— Дебил, наслаждающийся манией величия, — поставил окончательный диагноз знаток человеческих душ Семен Водкин. А вот рассказ вызвал у него двойственное впечатление. С одной стороны, можно было поверить в беспристрастность автора, весьма подробно излагающего цепь событий. Но если вдуматься, то все это мог организовать кто-то из оставшихся в тени конкурентов Пекаря.
Невыдуманная история "Пекарь химзавод не купит".
Был холодный февральский день. От нечего делать я забрел на деревянный, старый причал. На стульчиках сидели трое скукоженных мужиков. Временами они извлекали из воды рыболовецкие снасти, меняли на крючках наживку и, поплевав на извивающегося в предсмертных муках червяка, забрасывали его в холодное море.
Тишину нарушил мужик в рваной фуфайке и теплых солдатских брюках:
— Пекарь теперь завод к своим загребущим лапам прибрать надумал, химический, а у меня опять одна зеленуха клюет.
— Это какой Пекарь-то? — спросил сидящий рядом толстый мужик в роговых очках. — Не Василий?
— Он самый, стервец, — старик приподнялся и вытащил из-под себя изрядно помятую газетку с разрисованным чернильной пастой портретом местного предпринимателя, — харю-то, смотри, какую отъел на чужих харчах! Все хитростью да подлостью заимел: и машину, и деньги, и рыбзавод.
— Гнусный тип Пекарь, — подтвердил очкарик, — ворюга, по роже видно.
Рыбаки перестали смотреть на поплавки, и начали активно обсуждать героя газетной заметки.
— А первые деньги он у меня украл, — продолжил старик. — Кабак на набережной "Три пескаря" видели? Так это моя точка была, и если б не этот прохиндей, имел бы я стабильный доход.
— На тебя Пекарь с бандитами наехал? — заинтересовался тощий мужчина в драной солдатской шапке-ушанке.
— Тогда у него еще бандитов не было, — достал из кармана махорку старик, — дело это происходило в начале девяностых. Я тогда другим человеком был. В духовом оркестре играл на похоронах да на свадьбах. А тут кооперативы в городе появляться стали. Предложили нам в аренду танцплощадку в парке. Со ста рублей выручки трояк надо было отдавать исполкому. Подсчитали мы с лабухами будущие доходы, и давай танцплощадку в порядок приводить. Первым делом асфальт новый положили, чтоб танцевать людям можно было, не спотыкаясь, забор покрасили, за все про все тысчонку пришлось выложить. По тем временам это были большие деньги, но мы надеялись за первый же месяц их "отбить".
В начале все шло как по маслу. Народ к нам валом валил. По полтинничку с носа — за вечер до ста рублей набегало. При таких темпах до конца месяца все расходы могли бы покрыть, а с июля и на себя поработать. И тут на нашу беду Пекарь нарисовался. Он тогда начальником первого ЖЭКа работал, а наша танцплощадка на его территории оказалась. Походил он вечером вокруг, посетителей посчитал, и после закрытия ко мне с разговором. Я, говорит, по линии ЖЭКа за эту территорию отвечаю, дворники там, мусор, так что давайте — каждый вечер на коммунальные нужды наличкой по чирику.
Я, понятно, в амбицию, за какие такие коврижки жэковской крысе платить буду по триста рублей в месяц? Короче, послал Пекаря куда подальше, но он не успокоился, телегу в исполком накатал, мол, из-за нашей музыки у курортников мигрень одна на нервной почве, спать им вечерами мешает духовой оркестр со своими трубами и барабаном. Жэковскую бумагу в отдел культуры переслали, заведующий меня вызвал и открытым текстом: "Ты бы с Пекарем договорился, а то он жалобами замордует тут всех".
Я, конечно, послушался шефа, пошел в ЖЭК, а Пекарь с меня двадцатку за вечер потребовал. Я музыкантам рассказал о вымогателе, все орать стали: если мы одному давать на лапу начнем, то завтра их целая очередь выстроится.
Очкарик, внимательно слушавший рыбака, многозначительно произнес: "Судя по твоему прикиду, платить Пекарю, вы не стали, и он разорил ваше предприятие".
— Да как хитро сделал, — в сердцах сплюнул на землю бывший музыкант, — короче говоря, на следующий вечер заявляется Пекарь на танцплощадку уже не один, а с Гуревичем — инженером первого ЖЭКа. Походили они по площадке, асфальт пощупали для чего-то, а потом этот самый Гуревич тоном профессора заявляет, что положили мы, значит, неправильный асфальт, загрязненный всякими вредными примесями. Ты видел такое, чтобы асфальт неправильный был? Мы машину эту с асфальтом аккурат от стен горисполкома увели за двадцатку.
Я Гуревичу так и врезал тогда с юмором: "Мол, если у нас асфальт поменять надо, то и у исполкома снимай его немедленно, чтоб начальство не передохло".
Пекарь на мою речь тогда ничего не сказал, но неделю не появлялся в парке. Мы уж думали, что отстал лихоимец, да не тут-то было. Начали у нас на танцплощадке подлинные безобразия происходить. Только танцы начнем, женщины к выходу бежать, ноги из-под платьев красные, на глазах слезы, следом за ними мужики уходят, а у музыкантов к концу вечера глаза слезятся и чешутся. Что только мы не делали, чтоб от этой напасти избавиться: и скамейки сменили, даже шифер цветной с решеткой отодрали — ничего не помогло. А на шестой день заявился к нам Гуревич с Пекарем и врачи из санэпидстанции, пробы воздуха взяли, людей опросили, и даже кусок асфальта отодрали от пола на экспертизу. А танцплощадку до выяснения обстоятельств, опечатали.
Я в отдел культуры, а заведующий мне шепчет: "Я ж предлагал тебе по-хорошему с Пекарем вопрос решить, а ты денег пожалел". Я из нашего разговора так ничего и не понял: ну какая связь между взяткой начальнику ЖЭКа и аллергией у танцующих. А тут еще из санэпидстанции предписание пришло: снести экологически опасный объект с лица земли.
Пекарь тут уж расстарался. На следующий день бульдозер в парк пригнал и площадку танцевальную в клумбу превратил, а к следующему лету на месте танцплощадки ресторан соорудил. Говорят, что у него в доле завотделом культуры Петров и санитарный врач вместе с Гуревичем.
— Ну а зуд-то, отчего возникал у танцоров? — спросил очкарик, извлекая из воды очередную зеленуху.
— От медуз, — зло сплюнул старик-музыкант. — Мне потом пацаны по секрету рассказали, что Пекарь, после того как я не стал ему мзду платить, собрал беспризорников и предложил им работу не пыльную, но денежную. Каждое утро они должны были выловить в море по десять голубых медуз и принести в ЖЭК. Пацаны выкладывали медуз на жестяную крышу ЖЭКа и тут же получали свой гонорар, по двадцать копеек за штуку. За день эти морские твари усыхали на солнце и, все, что от них оставалось, малолетние негодяи рассыпали вечером на танцплощадке. Когда люди начинали танцевать, ядовитая пыль поднималась с земли и, оседала на открытые части тела танцующих дам...
— Здорово он тебя обул, — расхохотался очкарик, выбрасывая несъедобную зеленуху обратно в море. — За такие открытия Пекаря надо к премии представить Нобелевской.
— Убивать таких знатоков надо, — обозлился бывший музыкант, — ты знаешь, что он в интервью журналисту наговорил: "Я, как член общества охраны природы, установил в море мидиевые ловушки, и эти санитары морских глубин теперь ежедневно очищают тысячи кубометров воды, и недавно заключил договор с французами на поставку черноморских мидий в Париж, на сто тысяч долларов". Представляете?
Сидевший у края причала сорокалетний мужчина повернул голову в сторону музыканта и спросил: "Пекаря Вашего Василием Алибабаевичем зовут?
— А что, личность знакомая? — протянул газету музыкант.
— Значит, это он к нам на химзавод приходил. Я еще подумал, где он деньги возьмет на покупку завода? — пробормотал мужчина. — А он, оказывается, завод, за счет мидий купить надумал.
— Пекарь ваш завод закроет, оборудование продаст, а в акватории бухты, моллюсков выращивать станет. Он об этом по телевизору уже говорил, — обрадовал мужчину музыкант, — а ты по моим следам пойдешь в безработные, господин инженер.
Мужчина еще раз перечитал интервью Пекаря в газете и удивленно спросил: "А где это Пекарь здесь экологически чистых моллюсков выращивает? В заливе грязи больше, чем в канализации".
— Для французов этот прохиндей специальную плантацию мидий построил в открытом море. Лягушатники там пробы воды десять раз брали, чтоб ни металлов ядовитых, ни бактерий в их деликатесах не было. Пекарь в это дело все свои деньги вложил, кредитов набрал на полмиллиона долларов. Квартиру, дачу, машины — все заложил.
Инженер-химик некоторое время неподвижно сидел на краю пирса, прикрыв глаза, наконец, решившись, сказал: "Спорю на бутылку водки, что ваш Пекарь через два месяца пойдет по миру и, будет прятаться от кредиторов".
— Ты еще Пекаря не знаешь, — возразил музыкант, — этот глист через самую узкую щель выползет наружу, и ты водку проиграешь.
— Разбивай, очкарик, — радостно закричал инженер, — не увидят французы черноморских мидий.
Через два месяца троица встретилась на том же причале. Инженер-химик был в приподнятом настроении, при галстуке, а музыкант все в той же рыбацкой робе.
— За водкой беги, — как ребенок радовался инженер, — обанкротился Пекарь. Милиция его в розыск объявила.
— Водку я принес, — забормотал музыкант униженно. — Но как тебе удалось это сделать?
— Василий Алибабаевич в школьном кружке бабочек изучал и медуз разных, а я химией увлекался с ранних лет. По барию научную работу писал.
— Ну и что с того? Я тоже с детства на скрипке играл, — обиделся музыкант.
— Скрипка — это баловство, а вот хлорид бария — очень серьезное вещество. И, что интересно, на нашем химзаводе его как раз и производили до недавнего времени.
— И причем тут Пекарь?
— Дело в том, что хлорид бария хранился у меня в лаборатории. Я набрал бутылек трехлитровый, сплавал к мидиевым плантациям на шлюпке, и, нечаянно, уронил его за борт. Месяц назад Пекарь собрал свои деликатесы и, на самолете, отвез в Париж. Там сделали анализ и поняли, что Василий Алибабаевич — особо опасный преступник, который надумал отравить французских гурманов хлоридом бария. Смертельная доза этого яда для человека 0,8 грамма, как раз столько идет на одну порцию мидий. Французы хотели Пекаря заточить в тюрьму, да он вовремя смылся.
Музыкант извлек из сумки бутылку водки, разлил по пластиковым стаканам и, с горечью, произнес: "И чего это я в школе химию не учил на уроках".
Семен, дочитав рассказ, сложил все бумаги в папку, и вышел в холл. На диване, под портретом генсека Брежнева, его ждала повариха.
— Мадам, я готов к совершению подвигов во имя избирательной кампании шефа. Кто нас довезет до Скоробогатой?
— Я и довезу, — улыбнулась женщина, направляясь к выходу. У подъезда стоял черный "Мерседес". Женщина привычно заняла место водителя и, приоткрыв дверцу, пригласила в салон столичного имиджмейкера. Ворота им открыл сторож Иван.
— Какие еще обязанности вы исполняете в этом вертепе? — закурив сигарету, спросил Семен, — повар, официант, водитель, секретарь...
— И начальник службы безопасности, на которую возложена функция контроля за ненадежными гражданами, пытающимися вешать моему шефу лапшу на уши.
— И где вас всему этому научили?
— Киевский университет культуры, — улыбнулась женщина, — у меня высшее образование: режиссер массовых зрелищ.
— А справка из дурки — это вранье или...
— Шеф вам уже об этом рассказал, — напряглась женщина, — она у меня есть, и я это не скрываю. Сегодня о такой справке можно только мечтать, особенно при моей работе.
— А Иван ваш муж или... — продолжил расспросы Семен. Ему хотелось побольше узнать об этой странной парочке. Да и женские прелести повара-секретаря продолжали волновать профессионального мошенника.
— Столь интимную информацию я предпочитаю не разглашать первым встречным, — кокетливо повела плечами женщина.
Через десять минут машина въехала во двор универмага. Госпожа Скоробогатая оказалась на рабочем месте. Это была женщина лет сорока-пятидесяти, с припухшим лицом, то ли от болезни почек, а может и от злоупотребления алкоголем.
— Я к вам прямо из Москвы, как договаривались, — соврал Семен весьма убедительно, — вот мои рекомендации от господина Кошмарова, руководителя нашей команды.
Письмо было набрано на компьютере самим Водкиным, а подпись знаменитого имиджмейкера, скопирована им с какого-то документа.
Скоробогатая мельком посмотрела на текст письма, отложила его в сторону, и стала задавать вопросы о том, как лучше ей войти в избирательную кампанию.
— Буду с вами откровенна, — продолжила Скоробогатая, — нам, предпринимателям, нынче без депутатского мандата уже не прожить: пожарники, санитарные врачи, ветеринары, милиционеры задрали своими проверками. А вот если б я была депутатом, то и ко мне относились бы эти чиновники поуважительнее, потому что от депутатов зависит их благополучие.
Семен тут же подыграл директору универмага, и пообещал стопроцентную победу на выборах, если, конечно, с ним будет заключен контракт. Свои услуги Семен оценил в 50 тысяч долларов. Скоробогатой сумма показалась чрезмерной и она, вспомнив весь свой базарный опыт, попыталась убедить Семена снизить расценки до... тысячи долларов. После долгих мучительных переговоров, трижды судимый мошенник, согласился работать на мадам Скоробогатую "за сущие копейки — десять тысяч долларов".
Директор рынка пообещала выплатить всю сумму в три приема: 20% аванса в день заключения контракта, еще 30% после того, как ему удастся снять с выборов конкурентов, а оставшиеся пять тысяч только после победы на выборах.
Подписав договор об оказании консультационно-информационных услуг, и получив две тысячи долларов, Семен попросил хозяйку универмага свести его с Пекарем, которого он предложил использовать в качестве "ударного предмета в судах".
Попытки Скоробогатой выяснить, как именно будет Семен выбивать ее конкурентов с выборов, не увенчались успехом. Московский имиджмейкер заявил, что технология запатентована и ее разглашение влечет за собой огромные штрафы. Директор универмага в этот бред не поверила, но спорить не стала, хотя, весьма скептически отнеслась к неоднозначной, а точнее сказать никчемушной личности предпринимателя-неудачника Пекаря.
— Я бы вас хотела предостеречь, — произнесла она, разыскивая номер телефона Василия Алибабаевича, — человек он ненадежный, не в меру пьющий, скандальный и непредсказуемый, к тому же с большими амбициями. Он завалил все магазины вонючими моллюсками, которых никто в нашем городе не покупает, пытался это дерьмо сбыть французам, но даже любители лягушек и улиток от этой гадости отказались.
— Кстати, о моллюсках, — подхватил тему Семен, — я тут прочитал в газете, что Пекарь хотел купить химзавод, это правда?
— Об этом вы лучше у самого Пекаря спросите, но одно я знаю точно — Василий Алибабаевич сделал роковую ошибку в своей жизни. Он каким-то образом перешел дорогу российскому журналисту Марату Барскому из газеты "Наше дело", — понизила голос до шепота Скоробогатая. — А этого делать нельзя было. С ним даже мэр старается не конфликтовать, а уж у него-то возможности в городе неисчерпаемы.
— Журналист — сильный перец, — весьма пренебрежительно отозвался об авторе статьи Семен, — что эти писаки могут? Да я его одним пальцем разотру!
— Я предупредила вас при свидетеле, — помрачнела Скоробогатая, — у Марата компромат есть не только на всех предпринимателей, бандитов и руководителей города, но и на премьера, а он СОВЕТНИК САМОГО ГАРАНТА КОНСТИТУЦИИ. Да что там премьер, он спикера парламента до суда довел. Душка Евгений уже четвертый год в розыске.
— Это тот Евгений, который четыреста тысяч баксов списюкал, малолеток развращал, "депутатов и бандитов заказывал", — проявил небывалую осведомленность Семен.
— Об этом "Наше дело" писало, но суда еще не было. Хотя Евгения Владимировича милиция ищет по подозрению в совершении, как они говорят, тяжких преступлений, — подвела итог беседы Скоробогатая. Отыскать Пекаря по телефону ей не удалось. После консультации со своей секретаршей, директор универмага предложила съездить к Пекарю на автомобиле, — он сейчас отдыхает в центре города, у картинной галереи.
На двух машинах Семен Водкин и Скоробогатая отбыли на свидание с Пекарем. Нашли его спящим в зловонной луже, недалеко от памятника знаменитому маринисту.
— Теперь вы понимаете, почему от него отвернулись не только коллеги-предприниматели, но и главарь местных рэкетиров? Вася окончательно спился и ему уже никто не поможет. Его пытались даже лечить у нашей знаменитости — Довженко, но и кодирование не спасло.
Семен подошел к луже и стукнул пьяницу несколько раз кулаком по физиономии. Пекарь открыл левый глаз и невнятно выругался. От него за версту несло буряковым самогоном, чесноком и тройным одеколоном.
— У вас есть шанс решить все финансовые проблемы, — поднял с земли Пекаря Семен, — а если очень повезет, то вы сможете стать даже депутатом Верховной Рады Аниарки.
От этих слов Василий Алибабаевич стал на глазах трезветь, и, заменив матерные слова на предвыборный слоган, заорал:
— Жители курорта, ваш земляк Пекарь спасает город от бездарей, бюрократов и убийц! Голосуйте за представителя поколения новой формации — президента фирмы "Лангуст"! Даешь жилищную реформу! Каждому мужику по бутылке за чистый бюллетень, каждой бабе... по прокладке "Олвис-ультра", чтоб не протекало или зубную пасту "Блендамед", чтоб не гнило! Все на выборы! — стукнув себя в грудь кулаком, завершил предвыборную речь Пекарь и, прослезившись, полез целоваться к Семену. Российский мордодел брезгливо оттолкнул от себя нетрадиционно ориентированного кандидата в слуги народа, и назидательно произнес:
— Если вы хотите в корне изменить свою жизнь, завтра встречаемся в девять утра в универмаге.
В кабинет директора универмага Пекарь вошел в приподнятом настроении. Черный костюм, галстук в горошек, белая рубашка, и, принятый внутрь флакон тройного одеколона, делали Пекаря похожим на делового человека новой формации. На свидание с московским имиджмейкером он пришел минут на сорок раньше назначенного времени. Сделав комплимент секретарше, Василий Алибабаевич стал выяснять детали биографии московского гостя. Но Елизавета Петровна весьма умело уходила от прямых вопросов Пекаря. Она его вообще не воспринимала как равного себе человека, и считала конченым алкашом.
Ровно в девять в кабинет Скоробогатой прошествовал Семен Водкин в концертном костюме обворованного им скрипача. Директор универмага выделила для переговоров свой кабинет, а сама незаметно исчезла. По правую руку от Семена села его секретарша, физиономия которой показалась Пекарю знакомой.
— У меня деловое предложение, — решил взять быка за рога Семен. — Я помогу вам рассчитаться с долгами и организовать новое дело, а вы за это снимите с выборов негодяя Петрова.
— И что для этого надо? — несколько разочарованно спросил Пекарь. Ему показалось, что москвичи решили ставить лично на него.
— Для того чтобы получить серьезные суммы, надо, прежде всего, зарегистрироваться в качестве кандидата в депутаты Верховной Совета.
— Это я запросто, — быстро согласился Пекарь. Идея с регистрацией ему понравилась. Хитрый Вася тут же в уме отработал дальнейшее развитие событий. Дело в том, что отказаться от борьбы может только сам кандидат, лично написав заявление в избирком. Снять же его посторонним будет непросто. А если пообещать своему бывшему водиле политическую поддержку, то глядишь, на последней фазе выборов, он сделает ставку на проверенного Пекаря, и тогда к чертовой матери полетят все эти хитроумные схемы московского мордодела.
— Сделаете это сегодня, — недовольно поморщился Семен, — и не перебивайте меня, а слушайте внимательно. После того, как вас зарегистрируют кандидатом в депутаты, возьмете вот эти листовки, выпущенные штабом Петрова, и расклеите их на дорожных знаках, государственных зданиях, в том числе и на местной мэрии, милиции и службы безопасности. Причем сделаете это лично, никаких мальчиков привлекать к этой работе нельзя. Надеюсь, вам не нужно объяснять, что попадаться за этим занятием на глаза избирателей не стоит. Если все пройдет без осложнений, то завтра же возьмете с собой телеоператора местного телевидения, двух членов комиссии, и в их присутствии зафиксируете грубейшее нарушение закона о выборах на видео. После чего составите акт и вместе с копией видеокассеты и собственноручным заявлением передадите все это председателю местного суда. Вопросы есть?
— Есть один, — заерзал на стуле Пекарь, — а зачем мне клеить листовки, я могу поручить это дело своим водолазам или реализаторам мидий.
— Об этой операции знаем только мы втроем. Если вы втянете в нее посторонних, то в последний момент дело может развалиться в суде из-за того, что исполнитель получит возможность вас шантажировать, — популярно объяснил Семен Водкин.
— ... Но у меня есть надежные люди, которым я полностью доверяю, — возразил Пекарь. Он боялся, что его поймают во время расклейки листовок.
— Любого человека можно купить, запугать впоследствии. Разве что исполнителя следующим утром после спецакции утопить в море? Если таким образом будете решать проблему свидетеля, я не возражаю, — спокойно, без напряжения продолжил Семен. Ему нужны были не столько листовки, сколько замазанный этой историей сам Пекарь.
— Убить, — сделал круглые глаза Пекарь, — да как вы могли такое подумать. Я член общества охраны природы!
— Вот поэтому я вам, как члену... этой общественной организации, предлагаю выполнить работу по расклейке листовок лично. После чего мы с вами встретимся за рюмкой чая.
Семен извлек из бумажника сто долларовую купюру и протянул Пекарю: "Это на текущие расходы. Можете угостить пивом членов комиссии и оператора телестудии. Из этих же денег оплатите госпошлину за поданный иск в суд. Вопросы?
Вопросов у Пекаря больше не было. Сто долларовая купюра убедила его в серьезности намерений московского мордодела.
Следующий визит в этот день Семен Водкин нанес директору пивзавода Непейпиво, которого, как, оказалось, волновал не только красавец офицер Петров, но и директор всех рынков Базаров. Семен Водкин весьма быстро заключил договор об информационной поддержке кандидата в депутаты. Взял рекламные материалы, рассказывающие о небывалых достижениях пивобезалкогольноводочного предприятия, и пообещал через пару дней разместить в местных СМИ "убойную рекламу" о господине Непейпиво.
— Победу гарантирую в первом туре, — принимая из рук директора две тысячи баксов, с чувством произнес Семен Водкин. Можете не сомневаться. На вашем фоне конкуренты будут выглядеть весьма бледно.
В тот же день, за ужином, Семен Водкин доложил о проделанной работе господину Базарову.
— Непейпиво может профинансировать не только рекламную кампанию, — приступая к десерту, сообщил Семен, — на своих конкурентов он намеревается натравить милицию и налоговую полицию. Мне он сказал, что в этих структурах у него "все схвачено".
— Что еще?
— Ну а если это не поможет, — замялся Семен, — директор пивзавода намекнул, что проблему закроют... гробовщики. Насколько я понял, мандат ему нужен для того, чтобы по дешевке прибрать к своим рукам всю местную промышленность.
— А Скоробогатой нужны оставшиеся пока без хозяев магазины, — задумчиво произнес Базаров.
— Вот именно, — оживился Семен Водкин. Крымский мускат несколько раскрепостил его и сделал более разговорчивым, — жалкие ничтожные люди лезут в депутаты для того, чтобы похитить у народа последнюю собственность: магазины, заводы, санатории... Нет, чтобы проявить заботу о людях, а они свой карман набить мечтают.
— Ты чего тут несешь! — неожиданно взорвался Базаров, — какие санатории, какие карманы?! Лично я пекусь о своих избирателях. Вчера малоимущим на моем участке было роздано триста килограмм риса.
Семена уже поставили в известность об этой акции. Триста килограмм малопригодной в пищу крупы нужно было отвезти на свалку, но Базаров решил использовать ее для покупки голосов малоимущих.
— Я бы вам не советовал заниматься подобной благотворительностью, — покачал головой Семен, — при желании Ваши конкуренты смогут убедить суд, в том, что вы покупали голоса избирателей при помощи продуктов питания.
— Я им еще и водку раздам за неделю до выборов. Целый вагон! Пусть пьют за мое здоровье! А с судом я договорюсь — это не твои проблемы.
— Вам решать, — покорно склонил голову Семен. — Кстати, о птичках: Непейпиво тоже собирается одарить своих избирателей водкой собственного разлива.
— Да разве у него водка! — перешел на крик Базаров, — стопроцентный самопал из технического спирта. А я настоящий продукт раздам, "Пшеничную", десятилетней выдержки. У меня на складе еще с тех времен сохранилась.
— А не траванете вы своих избирателей несвежей водкой? Это коньяк от выдержки лучше становится, а водка, мне кажется, того...
— Много ты понимаешь, — выпучив глаза, продолжал орать Базаров, — я этой водкой уже пять лет с грузчиками рассчитываюсь за работу, и еще не было случая, чтобы кто-нибудь из них подох. Идет за милую душу, а в прошлом году, я этим напитком богов ветеранов угощал в День Победы. Только двое померли, а остальные благодарили меня от всей души.
— Но ведь два человека все же умерли, — не отставал Семен Водкин.
— Да эти ветераны выжрали по целой бутылке на халяву. Тебя сейчас заставь без закуски по литру внутрь принять, что будет? То-то, а ты еще относительно молод. И вообще, сняли эту тему. Я приказал тебе составить подробный план избирательной кампании со ссылками на статьи закона о выборах и уголовного кодекса.
Семен достал кожаную папку на молнии, извлек из нее два стандартных листа бумаги, исписанные мелким каллиграфическим почерком, и протянул Базарову.
А теперь на время оставим уездный город Н., где весьма активно продолжается подготовка к выборам в республиканский парламент, и перенесемся к холодным невским берегам, чтобы посмотреть как к этому избирательному действу готовились самые достойные люди полуострова.